Правила игры

Только спустя неделю Гермионе наконец удается поймать Адаминну Малфой на ее собственном портрете в библиотеке. — Добрый вечер, миссис Малфой. Могу я с вами поговорить? — спрашивает она вежливо. Свекровь, казавшаяся до этого спящей, открывает глаза и смотрит на невестку сверху вниз с портрета. Здесь, в своей собственной раме, она выглядит гордой и величавой, как царица. Гермиона даже немного робеет. — Говорите, миссис Малфой, — покровительственно улыбается Адаминна. — Я хотела понять… спросить вас… о правилах этого общества, в котором я оказалась… И Гермиона, путаясь и сбиваясь, рассказывает Адаминне о том, что ею планируют заменить Беллатрису Лестрейндж, и о похвале Волан-де-Морта. Покойная хозяйка имения внимательно слушает, чуть прикрыв глаза. Когда Гермиона замолкает, Адаминна еще пару минут молча обдумывает ее слова. — Я думаю, что это вполне похоже на правду. Том всегда был падок на ярких, умных женщин. Он вообще любит коллекционировать талантливых людей, но такие, как Белла — его особая слабость. Такие, как Белла или вы, потому что сейчас вы очень похожи на нее в молодости. Столь же энергичная, упорная, жадная до знаний. Даже внешне есть что-то общее, только она была черноволосой и бледной, вы в этом плане выглядите менее аристократично, уж простите. И все-таки что-то общее есть, хотя бы огонь в глазах. Гермиону бросает в дрожь. Сравнение с Беллатрисой для нее совершенно не лестно. Оно пугает. Неужели ей суждено тоже стать сумасшедшей? Кровожадным маньяком? — Вы добрее Беллы, — словно отвечает на ее мысли Адаминна. — В вас больше чуткости и такта. Белла брала напором, вы же ищете подход к конкретному человеку. Том уже не молод, неуемная энергия Беллы могла ему надоесть, а ваша чуткость имеет все шансы скрасить его старость. — Вы думаете, Темный Лорд хочет, чтобы я стала его любовницей? — ужасается Гермиона. Ей противно от одной этой мысли. — Вряд ли, дорогая. Ему сейчас семьдесят два года. Он пережил столько магических влияний, что вряд ли сейчас на что-то способен как мужчина. Но ему было бы приятно иметь красивую девочку рядом, которая подаст чаю, не дожидаясь просьбы, или разомнет затекшие плечи. Влиятельные старики это любят. Не отказывайте ему, если он предложит. Это ваш шанс занять одно из первых мест в обществе. При вашем понимании людей вы будете иметь огромное влияние на таком месте. Это сделает вас почти всемогущей! — Но ведь я предаю все свои идеалы, память о своих друзьях… — Вы слишком много думаете о морали. Мораль не накормит вас в голодное время, не согреет в стужу. Мир изменился, и вам надо привыкать к нему. Теперь власть — это Том. Вы можете оказаться рядом с ним. Ваши друзья мертвы, ваша жертва не поднимет их из могил. Так зачем жертвовать собой? — Но это мир для чистокровных, мир, где пытают… — Однако вы заняли теплое местечко в этом мире для чистокровных, что мешает выдвинуться другим грязнокровкам? Пытают, говорите? Но ведь не вас! А какое вам дело до других? Думайте о себе, потому что больше никто о вас думать не будет. Вкладывать в себя — это самое выгодное вложение, которое можно сделать. Гермиона задумывается. Эта мораль ей по-прежнему совсем не нравится. Но разве есть у нее выбор? — Миссис Малфой, а вы можете устроить мне встречу с профессором Дамблдором? — Я могу попробовать, — уклончиво отвечает Адаминна, и по ее лицу видно, что она недовольна. — Но зачем вам это? — Я была бы очень вам благодарна, если бы вы помогли мне с этим, — отвечает Гермиона, не желая объяснять, что только мнение профессора Дамблдора о морали считает авторитетным. Если бы Дамблдор мог подсказать ей, как вести себя в сложившейся ситуации! Насколько проще стала бы ее жизнь! — Я попробую, — недовольно передергивает плечами Адаминна и закрывает глаза. Аудиенция закончена, и обе остались недовольны друг другом. Гермиона идет к себе. Разговор со свекровью, на который она возлагала столько надежд, ничего не прояснил. Как себя вести? Что делать? И все-таки, может удастся поговорить с Дамблдором? Но это было бы слишком большим везением. Однако на следующий день происходит событие, которое переворачивает мир Гермионы с ног на голову. А ведь ничего не предвещало беды, она просто шла в кабинет к Темному Лорду… В салоне собралось обычное для имения Малфоев общество, попивающее огневиски и играющее в карты. Гермиона замирает у двери, собираясь с духом, чтобы пройти мимо них. Один вид Долохова до сих пор заставляет кожу покрываться мурашками. И тут… — Не слышал, Крэбб уже поправился после встречи с Уизли? — это голос Трэверса. — Идет на поправку, — недовольный голос Долохова. — Но медленно. Черт знает, сколько заклинаний одновременно в него попало! — Сколько их было? — теперь голос Джагсона. — Семеро. Против троих наших. Трусы! Отлавливают нас поодиночке и малыми группами! Жду не дождусь, когда Повелитель пошлет нас зачистить их логово! — А почему он не посылает? — опять Джагсон. — Потому что пока не видит в этом надобности, — открывает рот Руквуд. — Думаешь, Повелитель глупее тебя? — в вопросе звучит угроза. — Нет-нет, — стушевывается и затихает Джагсон. — Я не знаю, что думает по этому поводу Повелитель, — пылко начинает Долохов. — Но как по мне, их давно пора проучить! Этот Уизли совсем зазнался! Его почти прикончили в Битве за Хогвартс, но эта живучая гадина выкарабкалась и теперь жалит! — Он мстит за Поттера, это ясно, — совершенно спокойно отвечает Руквуд. — А за Крэбба кто отомстит? — Гермиона не видит глазами, но отчетливо представляет, как багровеет и брызжет слюной Руквуд. — А вы не думаете, что они ищут способ освободить нашу миссис Малфой? Но сил не хватает, поэтому они убирают наших по одному-двое, чтоб потом безопасно проникнуть сюда. Они же уже пытались, только тогда мы убили двоих и взяли Долгопупса. Теперь они действуют умнее, — кто это говорит, Гермиона не знает, но это и не важно. Свалившаяся на голову информация придавливает к полу и сжимает грудь, мешая дышать. — Ты оправдываешь их? — бесится Долохов. — Нет, — все тот же незнакомый голос. — Просто понимаю, а не иду на поводу у эмоций. И опусти палочку, я не собираюсь тут с тобой дуэль устраивать. Темный Лорд не одобрит. — Антонин, успокойся, — голос Руквуда. — Я понимаю, как ты хочешь добраться до этой курицы Уизли, отомстить ей за Беллу. Но не горячись, рано или поздно Лорд отдаст такой приказ. — А вдруг они вербуют сторонников? — уже спокойнее замечает Долохов. — Откуда? Все запуганы, носа из домов не кажут. Все неблагонадежные бегут из Британии, как крысы с тонущего корабля. Успокойся. И это гнездо грязнокровок и предателей крови мы скоро раздавим. Слышится звон стаканов. Видимо, Пожиратели восприняли последнее предложение Руквуда как тост. Гермиона медленно, стараясь не производить шума, уходит от салона. К Волан-де-Морту она шла по собственной инициативе, а значит, может сходить и завтра. А сегодня в голове слишком много мыслей. Не до окклюменции тут. Значит, кто-то из Ордена Феникса жив? Кто из ее друзей? Судя по словам Пожирателей Смерти, точно жива Молли Уизли. И кто-то еще. Рон? Этого просто не может быть! Но значит… значит, помогая здесь Снейпу и Темному Лорду, она предает не только мертвых друзей, но и живых! Гермиона входит в голубую спальню и рушится на кровать. Ее душат слезы. Существует сопротивление власти Волан-де-Морта! Ее пытались освободить, и двое погибли! Невилл пережил весь ужас плена и умер ради ее спасения! Это просто не укладывается в голове. Сердце рвется от переполняющих чувств. Как же стыдно, что она даже не попыталась узнать о судьбе фениксовцев, даже тогда не попыталась, когда Темный Лорд показал ей еще живого Невилла! Слезы кончились, Гермиона лежит и смотрит в полог кровати. Уже темно, но она не зажигает свеч. Душа разрывается на части от гложущего чувства вины. Входит Люциус, он выглядит усталым. Сразу снимает мантию и бросает ее на банкетку в ногах кровати. Потом он замечает в темноте жену. — Гермиона? Ты спишь? Она мотает головой, не заботясь о том, различит он это движение без освещения или нет. Говорить нет сил. Малфой вынимает из трости, которой снова начал пользоваться, свою новую палочку. — Люмос. Гермиона понимает, что он видит ее в одежде распростертую на их кровати, растрепанную, заплаканную, бледную. — Что случилось? — Люциус привычным движением снимает с волос заколку и бросает ее на трюмо. — У тебя такой вид, словно кто-то умер. Гермиона молчит, но снова начинает всхлипывать. — Мы с тобой два месяца женаты, а я уже не помню, который раз имею дело с твоей истерикой. Так совершенно не годится, понимаешь это? — спокойно спрашивает Малфой. Он грациозно движется по комнате, зажигая свечи. Потом задергивает тяжелые шторы на окнах, которые отзываются неясным шепотом. Конечно, все это можно сделать с помощью магии, но он уже привык действовать сам. — Госпожа ужасно выглядит, — ворчливо жалуется зеркало над трюмо. — Видишь, даже зеркало понимает, что тебе надо лучше следить за собой, — пеняет Гермионе Люциус. Она вздрагивает. Как можно думать о внешнем виде, когда узнаешь ТАКОЕ? Что за бесчувственность? — Я узнала, что некоторые мои друзья живы. Что трое из них умерли, пытаясь освободить меня отсюда, — с трудом выговаривает Гермиона. — Да, слышал что-то подобное. Кажется, Рональд Уизли с компанией вчера чуть не убил старика Крэбба, — тоном светской беседы отмечает Малфой. — Почему ты мне не сказал об этом? — от ужаса, что ей врал даже Люциус, которому она уже привыкла доверять, Гермиона резко садится на кровати. Она чуть ли не задыхается от гнева. — Зачем? Ты и так ведешь себя, словно подросток с гормональным сбоем, а от подобных новостей и вовсе впадаешь в истерику. Зачем мне такие проблемы? Это все равно ничего не изменит! — Что значит не изменит? Теперь я знаю, что есть люди, которым я не безразлична! Рон жив! Я должна сбежать к ним! Должна быть с ними! С Роном! К своему счастью, Гермиона не видит исказившегося от гнева лица Малфоя, уже через минуту он справляется со своими чувствами. — Думаешь, твой драгоценный Уизли тебя примет? Ты теперь миссис Малфой, не забывай об этом. Теперь ты чужая для них. Они никогда не поверят, что Темный Лорд выдал тебя замуж насильно, будут считать предательницей. Хочешь этого? Здесь у тебя есть положение, ты имеешь все! А там тебя будут постоянно попрекать союзом со мной! Ты не была здесь обычной пленницей, и ты помогала нам. Кто из благородных фениксовцев тебе это простит? — Я объясню! Я вымолю прощение! Я поступила с ними подло, но лучше пусть они меня убьют, я это заслужила, чем я буду продолжать предавать их каждый день! — Что ты можешь без волшебной палочки? Бежать? Как далеко ты уйдешь пешком? Знаешь, где это сопротивление скрывается? Героиня нашлась! Школьница, ребенок, а туда же! Все лезешь на рожон! Ну, беги! Чего же ты стоишь! Гермиона чувствует его правоту. Она не знает, куда идти, не может трансгрессировать без палочки. Если она уйдет сейчас, ее тут же найдут, и тогда Волан-де-Морт точно убьет ее, несмотря на все заработанное положение. Что же ей делать? — Неблагодарная! Волан-де-Морт приблизил тебя, а ты все ищешь способ предать его! Вот где предательство! Тебя приняли, пригрели, хотя ты была из вражеского лагеря! И как ты теперь платишь! — голос Люциуса сочится ядом. Гермиона не в состоянии это воспринимать. Она никак не может понять, что теперь ее союзники — Пожиратели Смерти, что с ними ее ждет больше, что ее лояльность давно обернулась другой стороной. — Сопротивление обречено. Их слишком мало, они слишком слабы, чтобы что-то сделать. Хочешь погибнуть вместе с ними? Вперед! Но не смей утягивать меня за собой. Люциус разворачивается и выходит из спальни. Дверь за ним захлопывается с громким стуком. Гермиона понимает, что сильно его разозлила, но сейчас ей все равно. Она настолько погружена в собственные терзания, что чужие воспринимать просто не способна. Как же ей сейчас нужно, чтобы Адаминна организовала встречу с Дамблдором! Это последняя надежда распутать слишком запутавшийся узел Гермиониных предательств. Люциус возвращается под утро в стельку пьяный и прямо в одежде рушится на кровать. Гермиона только недавно смогла задремать. Его приход будит ее. Она встает, раздевает его, укладывает. Даже берет его палочку и произносит очищающее заклинание. Оружие, выбравшее ее мужа, неожиданно ласково греет ладонь, словно признает и Гермиону тоже, но сейчас она над такими вещами не задумывается. И как Малфой мог просто уйти и напиться, когда ей так нужна была поддержка? Все-таки он эгоист, который может думать только о себе. В нем нет чувств, нет сострадания! Жестокий, самовлюбленный человек. И все же Гермиона не может его ненавидеть. Что-то в сердце мешает? Видимо, ее собственные чувства к Малфою искренни, и так просто от них избавиться не удастся. И все-таки Гермиона считает себя обязанной найти способ сбежать и добраться до сопротивления. И если понадобится выкрасть палочку Люциуса, она это сделает. Вот только сначала надо прийти в себя и собраться с мыслями.