Дверь в темноту

Адвокат появился на пороге ровно 55 минут спустя, держа в руке маленький черный чемоданчик, с которым обычно ходят клерки. Он быстро окинул взглядом притихших Агату и Джулиану, вежливо, но без эмоций ответил на рукопожатие мистера Мерфи. – У вас все с собой? – поинтересовался тот, с любопытством глядя на лакированную крышку. – Я чувствую себя как на приеме у врача. Вот-вот достанете стетоскоп и попросите подать вам зажим и скальпель. Руки мыть будете? Мистер Джонсон наградил его презрительным взглядом и, склонившись над Агатой, шепнул ей: «Все в порядке?». – Да, сэр, – сдавленно произнесла она, глядя на чемоданчик, как на притаившуюся гадюку. В нем было то, чего она боялась и чего давно втайне желала: боль и наслаждение. – Джулиана, начнем с тебя? Актриса робко и даже стыдливо подала руку мистеру Джонсону, и он помог ей подняться, точно она была фарфоровой куклой. Пока она стягивала с себя блузку и светло-серые домашние брюки, адвокат стоял неподвижно, не глядя в ее сторону. Но Агата не могла не заметить, как на его лице все сильнее проступает, точно каменная маска, выражение еле сдерживаемого гнева. Мистер Мерфи наоборот, смотрел на раздевающуюся жену как в первый раз, часто и нервно облизывая губы. – Ты готова? – наконец мистер Джонсон повернулся к Джулиане и, убедившись, что на ней не осталось ни клочка одежды, наклонился и щелкнул замочками чемодана. В неярком солнечном свете блеснули металлические кольца наручников. – Погодите, – мистер Мерфи вытянул руку, точно пытаясь остановить мистера Джонсона или прикоснуться к его сокровищам. – То, что вы будете делать, точно не принесет ей вреда? Я не выношу вида крови. – Не беспокойтесь, мы делали это десятки раз, – наконец мистер Джонсон позволил себе улыбнуться уголками губ. Джулиана легла на диван животом вниз, позволив волосам свободно струиться вокруг. Со стороны казалось, будто с ее головы стекают волны расплавленного золота. Ее аккуратные светло-розовые ягодицы были похожи на две подушки-думочки. Мистер Джонсон вытянул из чемодана длинную черную шелковую ленту и стал осторожно наматывать, стягивая щиколотки, голени и бедра Джулианы. Вскоре она вся стала напоминать фантастический, нарисованный черной тушью на белом картоне, цветок. Ее руки были скручены за спиной, рот пересекал кляп на тонком ремешке, но отчего-то казалось, что это не доставляет ей неудобств. Агата не могла оторваться, глядя, как хозяин плетет свою искусную сеть, но стоило ему взять в руки небольшой гибкий хлыстик, она вздрогнула и опустила голову, устремив взгляд в пол, при этом отметив, что в лице мистера Мерфи появилось что-то животное: его глаза влажно блестели, на висках и над верхней губой выступили капельки пота. Он весь напрягся и даже подался вперед, боясь хоть что-то пропустить. – Агата, повернись. Я хочу, чтобы ты все видела. Она не верила своим ушам. Хозяин приказывает, чтобы она смотрела на это? Но мистер Джонсон был предельно серьезен. От первого же стона Джулианы у Агаты мурашки побежали по коже. Она ни секунды не сомневалась, что ей по-настоящему больно, но как от этого можно получать удовольствие, пока не понимала. На атласной коже проступили первые вспухшие алые полосы; шлепки и стоны становились все чаще, все интенсивней. Агата желала оглохнуть, чтобы не слышать этого, но не могла, словно ее оставили силы. И в то же время ей было страшно любопытно, что испытывает лежащая на диване обнаженная женщина: в какой момент боль становится настолько сильной, что становится похожа на наркотический кайф, от которого напрочь сносит крышу? Шлепки и свист хлыста прекратились. Было слышно лишь как возбужденно сопит мистер Мерфи и сладострастно постанывает в своих шелковых путах Джулиана. На ее ягодицах и узкой девичьей спине краснели отпечатки хлыста, точно рассыпанные лепестки. – Сейчас я развяжу тебе одну руку, только одну, и ты сможешь удовлетворить себя. Ты это заслужила, – медленно и отчетливо проговорил мистер Джонсон. Он просунул руки под ее плечи и живот и с легкостью перевернул на спину, чуть ослабив узлы на правой руке и бедрах и позволяя ей дотянуться до паха. Кончиками пальцев она коснулась горячего бугорка чуть ниже светлых завитков волос и застонала, запрокинув голову. Ее движения напоминали трепыхания бабочки в паутине, было заметно, что шелковые ленты мешают ей удовлетворять себя, но это лишь раззадоривало ее чувства. Наконец из груди Джулианы вместо жалобных стонов вырвался рев – яростный, первобытный, точно у раненой медведицы, и она зашлась слезами, дрожа и подвывая. – Хорошая девочка, молодец, – произнес мистер Джонсон, ласково гладя ее по голове. – Сейчас я тебя освобожу. – Это... удивительно... – прохрипел мистер Мерфи. Он неловко сполз с кресла и упал на колени перед диваном, обнимая и целуя светлые волосы жены. – Милая, прости, я был недоумком. Теперь тебе легче? Освобожденная от кляпа и веревок Джулиана кивнула, счастливо улыбаясь и растирая кончиками пальцев выступившие слезы. – Куколка моя, принцесса ненаглядная, – повторял мистер Мерфи, непрестанно целуя жену в висок, а та неожиданно рассмеялась – звонко и радостно, как в день рождения. Мистер Джонсон бесцеремонно прервал ласки супругов. – Надеюсь, вы довольны увиденным? – не без сарказма поинтересовался он, наматывая ленты на кулак. – Если хотите, можем продолжить с моей... – он оглянулся на Агату, которая вдруг сжалась на сиденье, – ...ученицей. – Довольно этих ужасов, – мистер Мерфи поднялся, подошел к адвокату и с уважением пожал ему руку. – Я был неправ, простите. Признаю, что вы впечатлили меня, а ведь я полагал, что знаю о сексе практически все! Он с облегчением рассмеялся, и его отбеленные до блеска зубы уже не так пугали Агату. – Полагаю, нам здесь больше делать нечего, – заметил мистер Джонсон, захлопывая чемоданчик. – Агата, идите к моей машине, я сейчас вас догоню. – Кстати, Эндрю, – могу я вас так называть? – вы могли бы поделиться со мной некоторыми секретами... За отдельную плату, разумеется... – голос мистера Мерфи опустился до интимного мурлыканья. Но Агате было уже все равно. Она чувствовала себя ужасно – хуже было только в старших классах школы, когда на уроке физкультуры с нее соскочили бретельки лифа, и все увидели ее плоскую грудь под пушапом. Машина адвоката – массивный черный «Шевроле Орландо» – стояла на обочине, напоминая гранитный монолит. Охранники безмолвно пропустили Агату к дороге, открыв для нее высокие ворота. Следом, буквально через десять минут, появился мистер Джонсон. Он бросил чемодан на заднее сиденье и галантно приоткрыл перед Агатой дверцу. Автомобиль отозвался на прикосновение ключа мягким урчанием, и они двинулись по узкой извилистой улочке вдоль богатых особняков вниз, в большой город. – Вы чем-то расстроены, Агата? – поймав ее взгляд, спросил мистер Джонсон. Они стояли на светофоре в двух кварталах от «Скайлайн». В легких сумерках светились неоновые вывески ресторанов, и Агата с грустью подумала, что не так давно она мечтала хотя бы раз поужинать с этим человеком, а сейчас испытывает желание отвесить ему пощечину. – Да, зрелище было не самым приятным, соглашусь, но я неспроста попросил вас не отводить взгляд. Вы спрашивали меня, когда я открою для вас тайную комнату. Теперь вы знаете, что вас там ожидает. Если вы готовы... Агата была не готова. Она покачала головой, ничего не ответив. В квартире зажегся свет. Мистер Джонсон сразу прошел на кухню, вскоре оттуда послышались звуки льющейся воды и шум закипающего электрочайника. Звякнули чашки. Пока Агата разувалась, для нее уже было приготовлено какао с молоком. Она подошла к столу и взяла широкую чашку обеими руками. Горячий напиток слегка обжег язык, и она подумала – а каково это, жить в ожидании боли? Пока у тебя ничего не болит и не доставляет дискомфорта, ты этого не замечаешь. Но стоит поранить палец или натереть мозоль на пятке, ты думаешь только о ней, ходишь повсюду и спишь с этой болью. А потом, когда подживает, идешь и снова режешь палец. – Вы в порядке? Агата, о чем вы так напряженно размышляете? – прервал ее голос адвоката. Он отставил свою чашку и потянулся к Агате. – Я обидел вас чем-то? Скажите, что случилось? Он обнял ее, прижав голову к своей груди. От мистера Джонсона изумительно пахло, чем-то терпким и одновременно прохладным, точно он был морем и лесом, а рубашка под ее щекой была теплой и шелковистой. И в кольце его рук Агата почувствовала себя уютно, как когда-то рядом с отцом. После его смерти ни один мужчина не обнимал ее так, как Джозеф Финчер. Но перед ее глазами снова всплыла картинка, как он стоит, держа в руке хлыст, над связанной Джулианой, а каждый удар оставляет на ее коже алый след. Она вырвалась из его объятий, чувствуя, как в глазах набухают злые слезы. – Ненавижу вас! Она бросилась из комнаты, слыша за спиной его шаги, которые сразу же стихли, точно он не решился ее догонять. Агата долго лежала под одеялом, чутко прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Лишь раз хозяин прошел по этажу, она слышала, как открывается дверь тайной комнаты, как журчит в ванной вода, слышала его шаги вниз по лестнице. После этого в доме воцарилась тишина. Она откинула одеяло и села. Оставаться рядом с этим человеком (она не могла называть его, как раньше, «мистер Джонсон») было невыносимо. Подумав, Агата вытащила из-под кровати свой чемодан на колесиках, с которым когда-то впервые вошла в это здание, и стала аккуратно складывать туда вещи. Каждое платье она тщательно разглаживала ладонями, вспоминая, при каких обстоятельствах оно было куплено. Очень скоро на полках бельевого шкафа не осталось вещей, а крышка чемодана была плотно закрыта и застегнула кожаными ремнями. Она еще раз осмотрелась, не забыла ли чего, вырвала из своего молескина листок и с карандашом уселась к окну, положив лист на подоконник. Кусая губы и задумчиво грызя ноготь большого пальца, она сочиняла письмо мистеру Джонсону. Наконец, отвергнув пять различных вариантов – от оскорбительного до равнодушно-презрительного, она устало опустила голову на руки и прикрыла глаза, решив, что наутро уйдет молча, без лишних объяснений, оставив ключи на столике в гостиной. В половине шестого утра она уже стояла перед «Скайлайн» и махала рукой таксисту. В девять открылись двери «Перфект Персонал», и Агата, оказавшись первым посетителем кадрового агентства, подписала заявление с просьбой расторгнуть трудовой контракт в одностороннем порядке, чем несказанно удивила строгую миссис Кловер. Впрочем, ей еще полагалось 350 долларов – зарплата за отработанные в этом месяце дни – которые ей пообещали в скором времени перевести на банковскую карточку. Вечерний поезд остановился в Уотербери, пыхтя и выпуская сизые клубы дыма. Из него вышла девушка в легком платье с деревянными пуговицами, похожими на желуди, с большим красным чемоданом на колесиках. Одно колесико противно скрипело, но девушка совершенно не обращала на него внимания. Неделю спустя, когда Агата увлеченно рисовала, сидя во дворе бабушкиного дома на старом продырявленном матрасе, ее мобильник запиликал. Она поднесла к глазам экран, щурясь от яркого солнца. Сообщение от банка гласило: «На ваш банковский счет поступила сумма 2350 $». Агата нахмурилась. Неужели ошибка? Да нет же, никакой ошибки, номер счета и фамилия были указаны верно. 350 долларов – это ее зарплата за полмесяца работы, а две тысячи... Она вдруг все вспомнила. В ее голове словно зазвучал низкий голос миссис Кловер. «Но, к чести мистера Джонсона, ни одна не ушла от него обиженной...». Так это его обычная компенсация? Ее первым порывом было позвонить мистеру Джонсону (в ее мобильнике он теперь значится как «Монстр») и поскандалить, но она взглянула на хлопотавшую на кухне бабушку, которая еще вчера жаловалась, что плита стала плохо работать и надо бы ее заменить на новую, пожала плечами и отложила телефон. Месяц пролетел незаметно. Агата рисовала каждый день, стараясь с каждым рисунком улучшить свою технику, а самые удачные работы складывала в папку для поступления. Наконец, их набралось больше двух десятков, лучшие из них отправились в Нью-Йорк на адрес колледжа искусств, и в середине июля пришел ответ, что мисс Агата Финчер прошла отборочный тур и допущена к экзаменам. На время аттестации Агата решила пожить у своей знакомой. Жизнерадостная и общительная Рокси была когда-то ее лучшей подругой, но в девятом классе после развода родителей они с матерью уехали в Нью-Йорк. Сейчас Рокси жила самостоятельной жизнью – снимала вместе со своим парнем Зебом маленькую студию недалеко от Центрального парка, подрабатывала официанткой в итальянском ресторане, а по вечерам играла в любительском театре. В первый же вечер, когда Агата пришла к ним домой с мольбертом и рюкзачком, набитым карандашами и красками, они ели пиццу, приготовленную поваром – приятелем Рокси, болтали и строили планы. Когда Агата обмолвилась, что будет с сентября искать жилье, Рокси всплеснула руками. – Еще чего! Живи у нас. Все равно мы с Зебом работаем с утра до ночи, никто тебя не побеспокоит. Диван мы тебе найдем, а за аренду будем платить поровну, дешевле выйдет. Соглашайся! Зеб только улыбался и кивал, поглощенный горячей пепперони. Агата решила, что это и впрямь неплохой вариант, к тому же этот район ей был знаком, ведь здесь она провела почти три месяца, живя с мистером Джонсоном. Но теперь ей не хотелось вспоминать те дни, и, хотя память изредка присылала ей яркие открытки воспоминаний, она старалась гнать от себя эти видения. Экзамены дались ей несложно: уже после трех испытаний она уверенно шла в числе лучших и не сомневалась, что вскоре увидит свое имя среди зачисленных в колледж. За последний экзамен – собеседование с преподавателями – она почему-то не волновалась. Утром Рокси, как обычно, поцеловала ее «на удачу», пообещав, что в случае победы они отправятся тусить в «Вэбстер Холл» на всю ночь. По большому счету, собеседование было формальностью, так как за него не ставили баллы, а барьер творческого конкурса она успешно преодолела. Но Агата все равно тщательно готовилась, вспоминая лекции мистера Блэка, так как он – в статусе члена приемной комиссии – любил заваливать прогуливавших его подготовительные лекции студентов каверзными вопросами. К счастью, Агату он хорошо помнил, поэтому задал ей пустяковый вопрос о творчестве французских импрессионистов, ответ на который она отлично знала. Экзамен закончился рано, и Агата в приподнятом настроении решила прогуляться по городу. Дома все равно еще никого не было, поэтому она отправилась в парк. Пройдя Центральный парк насквозь, ноги сами привели ее к «Скайлайн». В безоблачном синем небе громада жилого комплекса сияла, как алмаз. Она отсчитала семнадцать этажей вверх и посмотрела на окна квартиры, где раньше жила. Ей показалось, что там кто-то отодвинул штору, но она не могла сказать, было это на самом деле или только привиделось. На всякий случай она прикрыла лицо ладонью и быстро пошла в сторону станции метро. Проходя мимо газетного киоска, она притормозила, вспомнив, что собиралась купить жевательную резинку. – Пачку «Перри Минт», пожалуйста. В кармане звенела мелочь, и Агата решила, что этого хватит. Она отсчитала полтора доллара мелочью и высыпала на обложку журнала, лежащего верхним в стопке. С обложки ей ласково улыбнулась Джулиана, и Агата, вспотев от волнения, схватила журнал. «Скандальное дело семьи Мерфи кончилось ничем: пара уладила конфликты и отозвала иск. Супруги заявили, что решили дать второй шанс отношениям». И чуть ниже: «Адвокат Эндрю Джонсон от комментариев отказался». Агата выпустила из рук журнал и отошла от киоска, не слыша, как продавщица кричит ей вдогонку: «Девушка, вы забыли покупку!». В ее голове калейдоскопом мелькали кадры: вот она чистит столовое серебро, вот хозяин впервые распахивает для нее дверь тайного убежища, вот Джулиана – хрупкий голливудский цветок – лежит без сознания в белой комнате, похожей на солящую пещеру. Шелковые ленты, высокий потолок, деревянная лестница, уходящая на второй этаж, чашка кофе, испачканная вишневой губной помадой. Чуть позже я покажу вам, для чего еще нужны шелковые ленты... Вы псих, и вам место в полицейском участке! Она станет хорошей «нижней», вот увидишь... Теперь вы знаете, что вас там ожидает. Если вы готовы... ...вы готовы... – Что? – стоящий рядом парень и наклонился к Агате. – К чему я готов? – Простите, – покраснев до самых ушей, она отвернулась. Вокруг гудело и стучало метро, и Агата поняла, что проехала лишнюю станцию. Она вышла из вагона и пересела на поезд, едущий обратно к Центральному парку. Отпирая ключом дверь, Агата предвкушала, как расскажет обо всем случившемся на экзамене лучшей подруге. Но, к ее разочарованию, дома был только Зеб. Чем он занимался, она так до конца и не поняла, поскольку его деятельность была связана с компьютерными играми – он то ли программировал, то ли тестировал, то ли просто целыми днями играл в онлайн-стрелялки и зарабатывал, продавая прокачанных персонажей. Из-за ноутбука он мог не вылезать часами, отвлекаясь лишь когда Рокси приносила домой еду из ближайшей забегаловки. – Из еды – только вчерашние тортильи, – предупредил он, поднимая один наушник. Его ушная раковина была похожа на жеваный капустный лист. – Спасибо и на этом, – рассмеялась Агата. Пока она сновала по кухне, разогревая тортильи и ища чистый бокал для сока, он увлеченно рубился с невидимыми противниками. – А ты в Нью-Йорке раньше была? – поинтересовался Зеб, не снижая скорости кликов по мышке. Он щелкал с такой скоростью, что Агата поражалась, как только искры не летят из-под пластикового корпуса. – Да, жила здесь у одного... – По любви или так? – В смысле – так? – Агата поперхнулась соком. – Ну, типа как сейчас делают – секс за шмотки, за брюлики, все такое. – Да нет же, я работала у него, уборку делала. О том, что по ночам ее бывший хозяин водил к себе девушек и развлекался, оказывая им БДСМ-услуги, она предпочла умолчать. – И что, ни разу не спала с ним? – Зеб изумленно присвистнул. – Эй, а может, ты из этих? – Которых – этих? – Ну, знаешь, девочки с девочками, мальчики с мальчиками... – Перестань уже! – не выдержав, Агата грохнула стаканом по столу. – Не лезь не в свое дело! С кем я спала, за деньги или так – тебя не касается, понял? Лицо Зеба перекосило от злости. – Ах ты, шлюшка! Он сорвал с головы наушники и кинулся на Агату. Взвизгнув, она попыталась спрятаться за стол, но парень оказался не настолько неповоротлив, а его руки – гораздо длиннее, чем она думала. Повалив ее на пол, Зеб хлестко вмазал ей по щеке. Вторая его рука в этот момент проворно шуровала у нее под футболкой, расстегивая лифчик. – Прекрати! Я все Рокси расскажу! – Ну-ну, – хмыкнул Зеб, не прекращая мять ее грудь, – а я скажу, что ты пыталась меня соблазнить, пока она вертела задом в своем театре. На пол со звоном упал стакан, кислые капли брызнули Агате в лицо. Протянув руку под стол, она нащупала пальцами осколок стекла и, размахнувшись, полоснула Зеба по щеке. Взвыв от боли, он выпустил ее, и Агата бросилась бежать из квартиры, молясь, чтобы ему не пришло в голову сейчас погнаться за ней с ножом. Только на улице она заметила, что по ее пальцам течет кровь – видимо, в пылу драки она тоже порезалась об осколки, не заметив этого. Крепко сжав кулаки – бабушка всегда говорила так делать, чтобы кровь остановилась, – она двинулась вниз по улице, раздумывая, что ей теперь делать. В Нью-Йорке у нее больше не было знакомых, ее мобильный телефон остался в рюкзаке наверху. Ее осенило – может, поехать к Рокси на работу и все ей рассказать? Она сделала несколько шагов, но тут же остановилась, озадаченная следующей мыслью: а вдруг Зеб ей позвонит раньше? В каком глупом положении она окажется перед подругой, если начнет рассказывать, как тот парень пытался ее изнасиловать? Она остановилась у ярко освещенной витрины мебельного магазина. В зеркальной дверце шкафа отражалась грустная растрепанная девушка с потеками крови между пальцев и малиновым следом от ладони на левой щеке. Агата машинально одернула футболку и подняла глаза к небу, сдерживая слезы. Не хватало еще расплакаться посреди улицы! – Мамочка, папочка, помогите мне! – горячо зашептала она, еще сильнее стискивая кулаки, словно от этого еще молитва быстрее попадет на небеса. – Куда мне теперь идти? У меня нет ни денег, ни дома, ни... – Агата? Агата, это вы? Она прикусила губу и повернулась. На обочине, в десяти шагах от нее стоял мистер Джонсон – в строгом деловом костюме, при галстуке, придерживающий открытую дверцу своего автомобиля. Понятно, почему Агата не слышала, как он затормозил – его огромный «Шевроле» двигался на удивление бесшумно, как кошка. Первой ее мыслью было: бежать! Куда глаза глядят, подальше от этого страшного человека, который носит шипы и плетки в лакированном чемоданчике и притворяется добрым и заботливым хозяином, а на каждую встреченную девушку мысленно примеряет кляп и наручники. Но почему-то вместо этого она сделала несколько шагов к нему и уткнулась заплаканным лицом ему в плечо. Он торопливо расстегнул пиджак и укутал Агату. Его пиджак был такой большой, теплый и ароматный, что у нее закружилась голова. – Отвезите меня домой, – тихо и покорно попросила она. Адвокат усадил ее на переднее сиденье и завел двигатель. Всю дорогу он молчал, ни о чем не спрашивая, но на последнем перекрестке перед «Скайлайн» протянул руку и ободряюще сжал ее пальцы. Агата, помедлив, пожала ему руку в ответ. В квартире все было по-прежнему, как будто она не сбегала отсюда. Агата привычно прошла по залу, разглядывая, что где лежит. Ее память услужливо подсказывала: здесь пульт от телевизора, видеодиски, а там, чуть подальше, стеллаж с книгами и бар. – Как чисто, – она улыбнулась сквозь слезы. – Сколько их было? После меня? – Трое. Как раз вчера я рассчитался с очередной домработницей, которая попыталась шпилькой вскрыть дверь белой комнаты. Она продержалась три дня. Агата повернулась, взглянув на темнеющий наверху коридор. Интересно, тайная комната оставалась запертой в ее отсутствие? Поймав направление ее взгляда, мистер Джонсон положил ей руку на плечо, слегка подталкивая к лестнице. – Идемте, Агата. Теперь это и ваша комната тоже. Они остановились у запертой двери. На ладони мистера Джонсона лежал маленький серебристый ключ. – Это простая формальность, но я должен спросить... Ты уверена, что хочешь распахнуть эту дверь и выпустить на волю своих демонов? Агата берет ключ из его руки и поворачивает в замке.