Но это не важно!
Почему он не смотрит на моё лицо? Даже сейчас, в абсолютной тишине он продолжает игнорировать открывшуюся ему возможность! Стойте, возможность. — Я хотел бы уточнить, — нарушил тишину своим голосом, хриплым, словно я только что проснулся, ну, или особенно громко и яростно рассмеялся, — сколько я лежал здесь, эм, без сознания? Тишина снова поглотила комнату, а этот глупый Патрик всё продолжал и продолжал игнорировать моё лицо. Невыносимое раздражение начинало бурлить по венам и я пожалел что руки мои привязаны, ровно как и ноги и всё тело в целом. Я был бы счастлив, если мне повернулась бы возможность как-нибудь случайно воткнуть в этого докторишку что-нибудь тупое и разворошить его внутренности, смешав их в кашу прямо внутри его тела. Потом, можно было бы зашить рану и наблюдать за тем, как он будет медленно умирать. — С тех пор как вы устроили побег, — наконец, заговорил этот ущербный представитель расы человеческой, — и вас настиг Бэтмен, прошло тринадцать дней.Оу
Это плохо. Очень, очень плохо. — Всё это время по его настоянию вас держали под мощнейшим средством, которое он собственной персоной доставлял в лечебницу, — он нахмурил брови, — вплоть до вчерашнего дня. Ваши травмы были вылечены, открытые раны зашиты и он, видимо, посчитал что хватит предоставлять нам это средство, — он замолчал, отвернувшись. Направился к тумбам с различными таблеточками. Тем лучше, он отвлечён. Его же помощник, санитар, видимо, наоборот. С увлечением он как наблюдал, так и слушал все реплики, что были адресованы мне. Святой Бэтс, жалкая букашка. Не то, чтобы я когда-нибудь считал Бэтси проблемой, но никому никогда не удавалось вырубить меня окончательно на столь продолжительный срок. Не в этой части моей жизни. Каким образом эта летающая крыса сумела сотворить нечто подобное — неизвестно. Хорошо хоть что препарат требует дозировки, ведь то что мне вкалывали его ежедневно обозначает мощность его действия на мне, не говоря уже про обычного человека. Но то, что может вырубить тебя на день — не так проблематично, как-то, что может вынести тебя на неделю. Хотя вряд-ли Бэтси проигнорировал знание о моём иммунитете к лекарствам. Любое средство рано или поздно впитывается в мою кровь настолько, что организм просто перестаёт воспринимать его как нечто чужеродное. Бэтси — умная мышь, наверное, будь его воля он бы усыпил меня таким образом, да только старина понимает что я привыкаю ко всей этой лабуде. Нужно будет запастись этим волшебным средством, а иначе это может стать проблемой в будущем. А проблемы мешают веселью. — Пока вы были в состоянии покоя и проходили курс лечения в больнице, Аркхем в некотором смысле этого слова, — он кинул в мою сторону мимолётный взгляд, таящий в себе каплю гордости и хвастовства, словно пытаясь показать мне своё мнимое превосх~хе-хе~ходство, — переродился.Бла-бла-бла
. Смех безумным лаем вырвался из меня и я даже поперхулся, поняв что предомной оказался очередной самоуверенный петух. Я уж было думал что мне будет интересно. А тут тебе новости о «перерождении» Аркхема, моей любимой Готемской помойки. В этом кабинете, на первый взгляд, не дёшево обставленном, не было ни одной камеры, лишь одна дверь с щеколдой и замочной скважиной. Щеколда, судя по её виду, автоматическая, закрывающаяся при сквозняке или несильном хлопке. Наверняка, блокируется с обеих сторон. Но ключ всё портит. Эх-х, старина. Мда, а эти шутники иногда говорят что я безумный псих. «Переродился», ха. Ха-ха. Слишком это всё напоминает мне прошлый раз, когда меня отправили сюда и тот раз что был до него, и ещё раньше, и ещё. А когда я попал сюда в первый раз, мне тоже заливали нечто о том что это мега-безопасное место, где сумеют вылечить кого угодно? — Без шуток, мистер Джокер. Думаю, мы сможем вас вылечить, — пробормотал он, сидя на корточках, находясь в поиске лекарства или чего угодно его душе, в небольшой тумбе. — Вылечить? Я уж было снова хотел засмеяться, но этот Патрик вдруг повернулся ко мне лицом, встал и посмотрел мне в глаза. Осмотрел лицо, руки. Все участки кожи которые и без того белые, выделялись ярким светом помещения. Его заинтересовали татуировки и моя кожа, моя внешность. Но заинтересовали ненадолго. Не даром — у него было тринадцать дней на то, чтобы изучить, да хоть пощупать моё тело. Последняя мысль привела меня в подобие замешательства и раздражения. — Отвратительное слово это «вылечить», — резко дёрнул голову в его сторону, вперил свои глаза в его, серые. Уже не молодые, но до сих пор неопытные и слишком самоуверенные. Мне ведь тоже когда-то было тридцать пять? или будет? — всё должно быть так как оно есть без всякой бурды из серии мозгоправов. Можно штопать людей — зашивать, кормить их супами и таблетками, класть в постель и приказывать не вставать, можно запрещать выходить им на улицу, запрещать говорить, шевелится. Но это их не вылечит. Это заберёт их свободу, — я клацнул зубами, расслабив тело, выдержав драматическую паузу, — а знаешь, Патрик, что ты такое без свободы? — его глаза расширились, он замер, не ожидая что я знаю его имя, — пусть без мнимой, построенной на ярлыках и стереотипах, рамках общеста, но свободы? Знаешь? Кажется, время замерло. Для него, не для меня. Я, скорее, наоборот, получил мимолётное мгновение на дальнейшее построение своей мысли что скакала от одного вывода, который я преподнесу ему, к другому, который я мог бы преподнести. Ведь должна же быть своеобразная, пусть и мною созданная, мораль этой басни, затуманивающей его сознание. Пусть он считает что это — моя позиция. Почему нет? — Хотя, о чём я? — дико захохотав, плюнув в его сторону, с наслаждением наблюдая за паникой, расплывающейся по его мерзотной роже, — ты ведь уже давно безвольный кусок мяса, — и резко дёрнувшись, сумев оторвать с основанием ремни что прижимали верхнюю часть туловища и руки, я мгновенно схватил капельницу что стояла рядом с кроватью. Забавная, прежде невиданная мною жидкость, разделённая ровной тонкой полоской фиолетового цвета на синюю и красную части, уже через мгновенье оказалась вместе с длинным металическим корпусом на лице Патрика и его помощника. Последний свалился на землю сразу, так как основная часть удара пришлась на его голову. В глазницу воткнулся кусок металла и он, бессознательный, истекал кровью и жидкостью, что вытекала из органа зрения, постепенно лишаясь одного глаза. Повреждение роговицы, хрусталика, возможно выпадение радужки. Скорее всего, слой за слоем, оболочка за оболочкой, но его глаз вытечет. Затем, рана срастётся, если, конечно, докторишки успеют ему помочь. Чуть позже, кожа срастётся и на месте глаза не останется ничего. Ну, это, конечно, не факт. Хотя, вот же сюрприз будет парню когда он очнётся: оп — и где-то справа темнота и пустота. Ха-ха-ха-ха. Патрику, фамилию которого я каким-то образом пропустил Мимо ушей, досталось меньше. Он, конечно, тоже упал на пол, но в отличие от своего младшего товарища, сознания не потерял. Глаза слепца (даже, наверное этого молодого санитаришки), смогли бы уловить его дезориентированность в пространстве, а если быть точнее, то в комнате. Он силился подняться, дотянуться до чего-либо, но это было бы слишком милосердно с моей стороны, позволить ему встать, ну и слишком мужественно с его, хотя бы просто подняться. Для закрепления результат я уже не вертикально, а горизонтально долбанул его остатками капельницы и с удовлетворением заметил что он почти что не двигается. Мысль избить его до уровня фарша пришла ко мне в голову, но я быстро отверг её: быть может, в день побега, не раньше. Сейчас я просто хочу привести себя в порядок, ну и повеселиться, наблюдая за мордами этих идиотов, когда они сюда явятся. Почти не спеша, лишь иногда поглядывая за лужей крови что растекалась с лица санитара и затылка Патрика, практически смешиваясь воедино, но всё-таки отличаясь по цвету и, наверное, вкусу, а значит и по группе крови, я, наконец, освободил свои ноги от ремней и сел на это чёртово кресло. Да~а, сел. Наконец-то. Дрожь мощной волной прошлась по моему телу и я почувствовал нечто сродни оргазма, наконец, почувствовав своё тело полноценным. Всё та же оранжевая роба со знакомым номером, всё те же волосы, что странно, на ощупь совсем не сальные. Всё то же бледное тело с яркими татуировками, которые, таки стали выцветать. Кинув мимолётный взгляд на двери, а затем на часы, я вспомнил что в Аркхеме в час дня по расписанию прогулки на свежем воздухе, а это значит что у меня есть двадцать минут на себя. Потом, наверняка, какой-нибудь отбитый головорез набросится на конченного наркомана, санитары сумеют разнять их и какой-то штатный докторишка, который их лечит, мгновенно придёт к своему начальнику, доложить о «неприятном инциденте, исчерпанном на „нет“». Так-с, начнём с первых шагов. Левая нога, которую я считаю вполне себе счастливой, коснулась холодной плитки (с осколками и каплями всего чего только можно), первой. Очередная волна наслаждения и я закатил глаза, не сумев сдержать тяжёлый вздох. Похрустев шеей, все ещё не открывая глаз, я коснулся пола другой ногой. Сжав, расслабив пальцы, я понял что вполне себе способен встать и не завалиться на пол как эта парочка работяг. Мм~м, парочка. Резко втянул воздух и резко поднял тело, словно впервые попробовав сигарету, впервые затянувшись и почувствовав головокружение, я счастливо хохотнул. О, как я соскучился по вертикальному положению тела. Мышцы затекли после почти двух недель состояния покоя и нескончаемая дрожь, что волнами проходила по каждой мышце, доставляла неземное, невероятное удовольствие. Расставив руки в стороны, потянувшись, я ощутил приятную боль что потянулась по всему телу и я даже обрадовался внештатному отпуску, что подарил мне Бэтси. Патрик внезапно застонал и я по старой привычке ударил его ногой по голове. Ооо~о, это восхитительное чувство свободы! Раздался громкий щелчок и дверь распахнулась, впустив в помещение свежий воздух. Я же говорил — свобода!