Колючка в сердце

Я валялся в постели, вяло подрачивая полувозбужденный член и осоловелыми глазами пялясь на ползущие по циферблату стрелки. Часы показывали полдвенадцатого дня. Трахаться особо не хотелось: Дима ночью неплохо навставлял, до сих пор задница огнем горит; есть не хотелось: недавно соизволил отзавтракать; двигаться не хотелось: а чтоб его, Диму, почаще так пропирало, Виагры нажрался, что ли? Ничего не хотелось. А еще — было одуряюще, тошнотворно скучно. Зато думалось, а думать как раз не хотелось сильнее всего. Но все равно почему-то думалось. Хоть вылазь из койки и полы драить топай. Но — для уборки есть прислуга. Не барское то дело, тряпкой махать. У-у-у, тоска зеленая! Чем бы заняться? Некстати вспомнился Лерка-изменщик, сутками пребывавший в ничегонеделательной животной неге, как он подолгу «гонял шкурку» и игрался с вибратором, и стало противно от самого себя. Докатился — даже дрочить лениво. Охуеть, блядь, просто. Потрахался-пожрал-поспал-в туалет отметился-телик посмотрел-поспал… Да еще на тренажерах малость поработал. Без конца и края. Кошмар… Мои размышления прервал телефонный звонок. Обрадованный обещанным им разнообразием, я оживился, сграбастал трубку, торопливо ткнул пальчиком — наманикюренным, ёбтыть — в зелененькую кнопочку «принять», поднес к уху — Димочка требует проколоть мочку и загнать колечко, пока — безуспешно — и томным голосом протянул: «алле-е» — умирающий насквозь голубой лебедь на содержании у богатого папика, вашу маму, аж оторопь берет… И, разумеется, грубо обломился — реклама. Ругнув ни в чем не повинную мобилу, сбросил вызов, зашвырнул аппарат в угол спальни и «завис», кусая покрытый бесцветным лаком ноготок. Как я докатился до подобной жизни, Господи? Ведь в свое время глумился над Леркой, пусть и молча, но ведь называл его шалавой и паразитом, факт. А теперь — и сам такой же стал. Лежу вот, член мацаю, и все мои заботы — прокалывать ушко или не надо, сходить принять холодный душ или таки кончить, догнавшись порнухой. Жесть, одним словом. Пока мои ровесники позаканчивали школу и активно устраиваются согласно мозгам и финансовым возможностям, я давлю простыни, жру и полирую ногти. Фу-у-у. Правда. И мобилу я тоже наказал совершенно зазря — реклама-то, между прочим, колледж рекламировала. Для умных и дипломированных. А у меня даже аттестата о среднем образовании нема. Упущение… Засверкав глазами, я оставил так толком и не вставший член и сел, осененный идеей. Хочу учиться! Очень хочу, аж до судорог. Добить программу десятилетки и подать документы на химика, а еще лучше — биохимика. Вставать в шесть утра и нестись на лекции, писать работы, экзаменоваться. Встречаться с сокурсниками и сокурсницами. В армию все равно не заметут — там психи с диагнозами не нужны… Итак, цель наметилась. Теперь дело оставалось за малым — донести до Димы всю важность поставленной мной на будущее задачи. Вряд ли мой мужчина воспротивится — у самого три высших образования, но — вдруг? Хе. Не случится никаких «вдругов». Уж я об этом позабочусь — вон сколько бананов за последние полтора месяца пересосал, обучаясь нелегкому искусству оральных ласк, только бы Димочке угодить. Все, хватит играть в одни ворота, любимый — пришла и твоя очередь приносить пользу: сирым и бедным, не имеющим кучи бабла на репетиторов. Шалава я, в конце концов, или нет? Лерка пахал на герыч, а я наркотики не употребляю. Просто хочу выучиться на биохимика. Сон слетел, как не бывало, за спиной распахнулись невидимые крылья. Спрыгнув с кровати, натянул шорты и рванул-таки вниз, к швабрам — накопленная энергия требовала выхода. Как там я Лерке тогда сказал: каждый — хуец своего счастья? А вот хрен. Не хуец: это очень плохое слово, депрессивное. Куец. От кузнеца происходит, звучит гордо и вселяет надежду. Чего там, кстати, делал Лерка, когда от Димы хотел чего-нибудь получить?.. Когда Дмитрий Константиныч вернулся домой, уже стемнело. Я встретил его у дверей — чистенький, художественно растрепанный и в фартучке на почти голое тело — шортики не в счет. Показав выпялившемуся охраннику язык, улыбнулся, прикусив нижнюю губку, своему мужчине — именно так, как Диме нравится — и прильнул бедром, обдавая ароматом возбуждения: примерный малыш на служении эроса. Дима опешил, торопливо чмокнул меня в нос и подозрительно быстро засобирался наверх: оч-чень плотоядно усмехаясь и тиская мои едва прикрытые тонкой тканью подкачанные ягодицы. Демонстрация сработала! — Соскучился, — с придыханием шепнул я, когда мы поднимались по ступенькам. И не забывая крутить попкой. О Боже… Да меня чуть не завалили на этих самых ступеньках, еле до спальни дотянул. И не подумаешь, что мужику за пятьдесят и вчера дважды кончал: прижал, впиваясь поцелуем, зашарил ладонями по обнаженной спинке, заскользил… Эх, Ёжка, ходить тебе трое суток в раскоряку! Ну и ладно, зато в кайф, к тому же — для будущего можно и покарякать… Выскользнув из объятий любимого, я шало подмигнул, грациозно опустился на колени — Дима одобрительно кивнул, прислоняясь к стене — и, зубами ухватив язычок молнии его ширинки, потянул вниз. Уже помогая руками, расстегнул брюки до конца, приспустил трусы, извлекая на свет вполне возбужденную плоть, дразня, чуть тронул губами багровую налитую кровью головку — давайте, бананчики, выручайте — и вобрал в рот весь член, до корня. Дима потрясенно ахнул, дернув бедрами, а потом глухо застонал. Похоже, ему понравилось? Расслабив горло и подавив рвотный спазм, я заработал ротиком и языком, не забывая спрятать подальше зубки и сам возбуждаясь от подобного разврата. Надолго Димы не хватило — бормоча срывающимся голосом ругательства пополам с похвалами, мужчина покинул мою гостеприимную верхнюю пещерку, рывком вздернул меня на ноги и, толкнув к стене, развернул к себе попкой. Я шустро прогнулся в пояснице и скинул шортики на ковер, бесстыдно раздвигая пошире ноги и являя во всей красе уже растянутое и смазанное сокровище: ждал, скучал, хочу-щас-сдохну. И немедленно получил на всю длину, до шлепка пахом о ягодицы и прямым попаданием по простате. О-о-о, как больно и сладко! Еще-е-е! Димкина ладонь скользнула в низ живота, обхватывая мой успевший потечь член, заставляя взвыть от пронизавшего тело острого удовольствия. Буду орать мартовским кошаком, пускай охрана слюнями истечется: я — шалава, мне можно. До чего же хорошо… Мгм-м-м-м… Да!!! Меня сорвало в оргазм, и я выгнулся, более не контролируя собственного тела и судорожными спазмами внутренних мышц срывая туда же и Димку. Мужчина гортанно, хрипло вскрикнул, еще несколько раз дернулся и привалился к стене, чтобы не упасть. — Ёж, — пробормотал он, утирая рукавом вспотевший лоб, — ты меня до инфаркта доведешь… Я ж уже не мальчик… Я вильнул перед его носом отыметой попенкой и испарился в ванну — смывать следы любовных утех. Теперь по плану был ужин — ну и неспешный разговор по душам. А куда его направить, я уже точно знал. Берегись, Димка, своего не упущу! За вкусной едой мой мужчина окончательно расслабился. Я, сидя рядышком и обтираясь плечиком, мурлыкал и кормил его с рук. Диме нравилось, он смеялся, подхватывая губами вкусные кусочки, с удовольствием прихлебывал вино. Когда мужчина насытился, я сдвинул прочь грязную посуду и перебрался к нему на колени, прильнул теплым комочком. Дима — не дурак, сколько у него до меня мальчиков вот так же выслуживалось — все понял сам. — Чего ластишься? — спросил он, поймав меня за подбородок и заглядывая в глаза. — Неужто мотоцикл хочешь? Так у тебя ж прав нету… Я ошалело распахнул ресницы — ого, мои труды оценили в мотоцикл, и поспешно замотал головой. — Не мотоцикл? — удивился Дима. — А что тогда? Я помялся, смутился и выдал, слегка запинаясь: — Аттестат о среднем образовании. Школу закончить, в смысле… Ну, а потом в колледж или в универ… Дима мгновение смотрел и облегченно рассмеялся. — Умница, — шепнул он, ероша мне волосы, — полностью одобряю. Я смеялся вместе с любимым, и нам было хорошо и спокойно вдвоем. Моя свежеобретенная мечта становилась реальностью, а быть шалавой понравилось необыкновенно. Шалава — она много чего может, однако. В том числе и людьми управлять путем поповиляния и попоподставления. М-дам. И — дам тоже. С удовольствием и пользой.