Колючка в сердце

Треклятая лабораторка затягивалась. Первокурсники — у, бестолочи — чего-то карябали в тетрадках под надзором двух старших, уже почти выпускников, заканчивающих аж четвертый год обучения, и задрыхшего, сомлевшего в тишине на своем месте препода. Парень и откровенно беременная деваха скучали, позевывая в ладони, они устали и не выспались — на носу экзамены, зубрили ночи напролет, наверстывая упущенное. А тут бац, и подарочек — бдить зачет у мелкоты. Уу-у-у и р-р-р-р, и ведь не откажешься, проблемы потом возникнуть могут. Парочка, сидевшая на третьей задней парте в левом ряду, запроявляла подозрительную активность, и наблюдатель-юноша оживился, проснулся, прищурился из-под густых черных ресниц. Он успел вовремя — пацанчик передавал своей соседке сложенную бумажечку. «Шпаргалка!» — возликовал Ваня, перехватывая нарушителя за предплечье. Пойманный с поличным первокурсник пискнул задушенным мышоночком, выронил бумажонку, и парень и юнец замерли: серые дымчатые очи в серые дымчатые очи. Они были похожи, словно братья, старший и младший, разделенные какой-то жалкой парой лет: одинаковые комплекция, и масть, и черты красивых лиц, и нежная смугловатость кожи, и губы, яркие, пухловатые, будто зацелованные, и еще нечто неуловимое — слишком грациозная, не совсем мужская пластика стройных тел. Но у Вани не виднелось под скулой тоненького шрама, да запястья не скрывали широкие джинсовые браслеты. Между экзаменующимся и следящим промелькнуло и погасло. — Подбери, — едва слышно прошептал старший, развернулся и отошел. Первокурсник торопливо смел с пола шпаргалку и спрятал за отворот рукава. Красный, словно рак, он, извиняясь, покосился на копошащуюся рядом недоучку-девицу, торопливо дописал в тетрадке несколько последних предложений и поднял руку, сообщая: «Закончил». Ваня принял у мальчишки работу и утратил интерес — одним поднадзорным меньше. Когда шатенчик покинул помещение, испуганно зыркая и закрываясь рюкзаком наподобие щита, парень аккуратно прикрыл за ним дверь. Тут в кармане зажужжала поставленная на вибрацию мобилка. Ваня выудил аппаратик, взглянул на помигивающий экранчик и невольно разулыбался — любимый звонил, соскучился. Парень, ужасно неохотно, скинул вызов, и почти сразу пришла смс-ка: «Когда освобождаешься? Подъеду через две минуты. Чмок». Замечтавшегося укешку вырвала из радужных туманов напарница — надвинулась, ткнулась плотным пузиком. — Ты чего творишь, дубина? — зашептала будущая мать, — это же, бля, сын спонсора! Ваня ни хрена не понял и вылупился. — Какого еще спонсора? — спросил в недоумении, роняя тетрадки. Беременная передернула чревом. — Господина Воронова, — ответила она, снова — шепотом, чрезвычайно зловещим, — который в этом году стипендии назначил за успеваемость! Врага, дружок, нужно знать в лицо! Кстати, а ты слышал — говорят, он не родной, якобы Воронову за бабло жопку подставляет. «Ну и подставляет, и что? Эка невидаль, тьфу». Мобилка на ладони не прекращала вибрировать — Вадик искал своего Ванечку, беспокоился, небось, куда девалось обожаемое чудо, почему игнорит, и Ваня забыл и про шатенистого юнца, оказавшегося родней спонсора-Воронова, и про сокурсницу-сплетницу, отвлекся, застрочил на клавиатуре пальчиком собственное: «люблю-скучаю-прости-я скоро». Послал. Получил обратно смайлик… До чего же хорошо и здорово, что Вадим ждет внизу, целый и здоровый, всего лишь хромой да с палочкой. Ради него, русого, зеленоглазого, ласкового, все-все понимающего с полуслова, и байка не жалко — мотоцикл, прощальный подарок первого, немолодого ебаря, богатенького папика, падкого на совсем молоденьких мальчиков — два года встречались и расстались, нашел тот себе другую игрушку, еще более юную — пришлось продать зимой, а вырученной суммой оплатили операцию, собирали Вадику из ошметков раздробленные в аварии ноги. Плевать Ваня хотел на деньги. Главное — любимый снова ходит. …Юный господин Воронов слетел с крыльца и угодил в объятия. Белокурый красавец, тоже между прочим господин Воронов, подхватил поскользнувшегося более чем друга и прижал покрепче, выронил из руки пакет; по ступенькам посыпались книги в обложках, вывалился на обозрение белый халат. — Лерка! — выдохнул господин Воронов самый младший, прилипая всем телом и лучезарно улыбаясь. — Ты почему так рано?! Сдал уже свою фармакологию? — Сдал, — кивнул Лерка, — а ты лабораторку? — Тоже сдал… На никого и ничего не смущающихся парней откровенно пялились прохожие. Будущий химик и будущий врач целовались взапой, распространяя ярчайшие флюиды счастья. Немного полизавшись, юноши опомнились. — Поехали уже, — попросил блонди, кивая на припаркованный в нескольких метрах джип. — Дима обзвонился! Он без нас обедать не хочет! Красотулечки по-быстрому собрали Валерины пожитки, запихнули обратно в пакет и помчали домой. Законных наследников господина Воронова-старшего, владельцев немалого количества ранее принадлежавших ему же, Дмитрию Константинычу, и переданных любимым парнишкам и спутникам жизни дарственными газовых акций, вез личный водитель и охранник по имени Коля. …В отсутствие хозяев здоровенный рыжий кошак из рода сибиряков сидел на подоконнике, прижимаясь боком к совершенно лысой, одетой в забавную вязаную зеленую кофточку кошке, и через стекло они на пару наблюдали за большим сизым голубем. Хвостатым зверикам было уютно вдвоем. …Колючки в сердце, они ведь разные, в том числе и бесшерстные, с острыми треугольными ушками. Марса сфинксочка устраивала во всех отношениях.

Конец.