Держи меня за руку, Поттер.

Малфой-мэнор встретил меня угрюмой тишиной. Я здесь был уже раз дцать, но все никак не привыкну. Эта мрачная громадина не дом - замок. А ведь Малфои уже какое поколение действительно здесь живут. Не знаю, как… Неуютно, некомфортно, вычурно, как в музее, холодно и слишком, слишком много пространства. Прекрасно понимаю, почему Драко предпочитает жить со мной в поместье Блэков на Гриммо 12. Хотя он-то, конечно, утверждает, что он там никакой не гость, а полноправный владелец, все-таки в нем течет кровь Блэков, а я полукровка, без капли оной, недостоин такого наследства. Кстати, после того, как Драко наладил отношения с Кричером, дом действительно стал Домом. Кричер, конечно, рад был служить самому мастеру Драко, наследнику благороднейшего, величайшего и так далее дома. Сам же «благороднейший» во второй вечер пребывания в поместье Блэков под бурчание «Поттер, какой же ты все так маггл, так дом запустил» провел какой-то ритуал, капнул и своей, и моей крови на родовой камень, помахал палочкой, прочитал какие-то зубодробильные заклинания на латыни, и поместье словно преобразилось: стало послушным, как бы глупо это не звучало. Больше ничего не скрипело, свет не мерцал, тени не пугали и сами собой исчезли докси и другие мелкие (и не очень) вредители. В общем, Драко подарил мне дом. Нет — Дом! Особенно ярко это чувствовалось, когда, просыпаясь по утрам, я натыкался взглядом на него такого сонного и родного, но... Но сейчас не об этом… Итак, Малфой-мэнор. Первый свой визит сюда в компании «Пожирателей» я не очень-то помню. То есть помню, конечно, как было страшно, и как Драко меня «не узнал» тоже помню. Подвалы, темница и Добби…это все было будто вчера, но сам Мэнор в моей голове почти не отложился. Что, собственно, не удивительно. Хотя осадок, видимо, остался. Поэтому я и не могу воспринимать его нормально. В первый раз, когда Малфой аппарировал нас сюда, я шарахался от каждой тени, расслабиться я смог только у него в комнате, чему на самом деле в большой степени поспособствовала бутылка огневиски, распитая на двоих, ну и, конечно, сам Драко… До сих пор не понимаю, как так сложилось, что мы с Драко теперь вместе. Война как будто стерла всю эту нашу детскую вражду. Противостояние стало больше никому не нужно. Мы стали общаться сразу после суда над Малфоями. Драко, видимо, был очень благодарен, что я спас его и Нарциссу от тюрьмы. Люциусу же пришлось отсидеть полгода, но это всех более, чем устроило. Ведь по-хорошему ему светило от «поцелуя» до пожизненного. После того самого слушанья Драко подошел ко мне и даже выдавил из себя «спасибо». И его эта искренняя благодарность, которая так и читалась в уставших глазах меня неимоверна подкупила. Не смотря на то, что было видно, что он буквально переступил через себя, чтобы подойти ко мне, все-таки это же гордый и надменный Малфой, пусть выбитый из колеи и растерянный… В общем, я сам не заметил как впервые в жизни искренне ему улыбнулся. Отчего судя по всему Драко совсем впал в ступор, потому что не отказался от предложенной мной сигареты и даже поддержал разговор, пока мы курили стоя прямо возле телефонной будки Министерства. И этот короткий пятиминутный разговор стал первым из многих последующих. Тогда, кажется, мы говорили о погоде или о чем-то таком же совершенно не важном и до крайности светском. Но это был наш первый мирный разговор. И он для меня много значит. На самом деле война что-то все же сломала в Драко. У него были грустные глаза и часто появлялась страдальческая морщинка между бровей, когда Драко размышлял о чем-то. Нет, он все еще умел держать лицо, и остальные люди видели все того же холодного и надменного Малфоя. Но мне он почему-то позволял видеть себя настоящего. С первой же сигареты раскуренной на двоих. Это был прием в честь победы в Министерстве Магии. Это был первый поствоенный праздник и на нем нам, героям, вручали ордена Мерлина. Я сбежал сразу после торжественной части. Ну, как сбежал, спрятался на балконе. Совсем уйти из Министерства я не мог, меня бы не поняли, надо было еще помелькать перед восторженно-фанатично-благодарной толпой. Кингсли просил. Поэтому пришлось довольствоваться балконом. Там было холодно и темно, но зато не было людей. Почти не было. Облокотившись на парапет стоял Малфой, его собственной растрепанной персоной. Судя по всему, на балконе он был уже довольно давно, потому что ветер нещадно испортил его прическу, а сам он стоял какой-то весь съежившийся и совсем замерший. Он мне показался тогда таким ранимым и одиноким, что я подошел к нему и не нашел ничего лучше, как протянуть сигарету. Я даже о согревающих чарах не подумал. Просто встал к нему поближе, спасая и спасаясь тем самым от ледяных порывов. Драко тогда окинул меня отрешенным каким-то взглядом, но ничего не сказал. И не отодвинулся. Мы курили молча какое-то время, а потом разговорились. Тему нам подкинули какие-то мальчишки, которые проходили мимо выхода на балкон и громко разговаривали, хм, ну, конечно же о Гарри Поттере. — Поттер, — ехидно протянул тогда Малфой, — почему же такой великий Герой прячется от своих фанатов? Я теряюсь, право слово, сам Гарри Поттер предпочел компанию благородных почитателей бывшему Пожерателю Смерти. Вон, бери лучше пример со своих рыжих Уизелов, Поттер. Смотри как они рады свалившейся на них славе. Рон действительно выглядел весьма счастливым. Да и Джинни явно льстило такое внимание к ее персоне. — Знаешь, Малфой, я лучше предпочту компанию бывшего Пожерателя Смерти в твоем лице, чем глупых фанатиков мечтающих о фото со «звездой», — язвить Малфою почему-то совсем не хотелось. Зато моя самоирония, видимо, произвела впечатление на Драко, потому что он тоже перестал ёршиться, и вместо этого мы весьма продуктивно обсудили и этот прием, и новый послевоенный Комитет Министров, и славу, как дутую, так и вполне заслуженную. Кстати, о Министре. Он пару раз вытаскивал-таки меня из нашего убежища, присылая своего Патронуса, на очередное интервью. После крайне утомительных бесед с журналистами я возвращался на балкон, где меня неизменно ждал Драко. Хотя в зал он все-таки выходил, я замечал краем глаза его платиновую макушку, которая мелькала в толпе, пока я отвечал на вопросы очередной Рите Скиттер. Но, когда я снова возвращался на балкон, Драко был тут как тут. Под конец вечера, когда журналисты совсем вывели меня из себя, а я еще и обнаружил, что где-то потерял свою пачку, Малфой ободряюще мне подмигнул и протянул мне свою последнюю сигарету. Я предложил раскурить её на двоих. После этого, что-то между нами двоими изменилось. Неуловимо, но изменилось. Одна сигарета на двоих. Как жест доверия. Что-то такое интимное. Было ощущение, что Драко тогда расслабился окончательно, он как будто снял свою последнюю маску, а на прощание искренне мне улыбнулся. После этого знакового вечера на балконе мы на всех официальных мероприятиях предпочитали толпе уединение в компании друг друга. Наши разговоры из обезличенных, стали действительно личными и откровенными. Не стесняясь и не боясь, мы открывали друг другу душу. С каждым разговором раскрывая все больше секретов, мы делились мечтами и планами, перед нами не было закрытых тем. Мы могли обсудить действительно всё. Где-то спустя полгода таких «официально-закулисных» встреч, я прислал Драко сову с предложением сходить на квиддичный матч. Драко ответил согласием и, таким образом, наши встречи приняли статус «публично-дружеских». Более того, они стали регулярными. Не знаю, что в то время видел во мне Драко, но для меня он стал отдушиной. Он одним своим присутствием вытягивал меня из поствоенной депрессии. Буквально парой фраз заставлял позабыть меня об аврорской рутине. Рон тогда жутко на меня злился и обижался. Гермиона же как-то грустно, но все же понимающе на меня смотрела. Я же предпочитал ничего этого не замечать, а бежал на очередную встречу к Малфою. С Драко вообще было сложно грустить. В школьные времена мне никогда бы в голову не пришло, что с Драко может быть так весело. Он парой язвительных замечаний в адрес кого-нибудь из общих знакомых заставлял меня буквально хохотать, сам же он, глядя на меня, лишь надменно приподнимал бровь и улыбался краешком губ. Но его всегда выдавали глаза, в которых плясали смешинки. На самом деле Драко тоже умеет смеяться. Помню, как я обалдел, когда первый раз услышал, как он заливисто хохочет. Я тогда на несколько минут впал в ступор: вечно гордый и надменный аристократ, сам Драко Малфой, смеется над моей шуткой. Это было в тот вечер, когда я первый раз пригласил Драко на Гриммо. Видимо, пара бутылок сливочного пиво тогда повлияли на нас обоих, раз я осмелился пригласить Малфоя в свой мрачный и необжитой особняк, а Драко взял и согласился. Тот вечер удался на славу. Хоть и не без потрясений для меня. Тогда я впервые увидел, как выглядит полностью расслабленный, домашний Драко. Настоящий, без посторонних людей, когда он не вынужден прятаться за своими масками. Искренний, веселый и непоседливый. Малфой в тот вечер успел несколько раз обежать весь дом, попутно ругая меня за запустение, припоминая мою «магловость» на каждом ходу; подружиться с леди Вальбургой и полностью расположить к себе Критчера. Посмеиваясь над моими попытками извиняться за бардак и быть одновременно радушным хозяином, Драко сам раздобыл нам бутылку вина, разжег камин и утащил меня греться перед огнем в гостиную. Он тогда заставил меня посмотреть на себя другими глазами. А уж, когда, дня через три, Малфой снова вернулся в поместье Блэков, чтобы оживить мой особняк и «подарить» мне Дом, тогда он расположил меня к себе до конца. В тот вечер я впервые почувствовал, что значит принадлежать кому-то без остатка. Я тогда так и сказал: «Всё, Драко… теперь я весь твой». Я и не заметил как назвал Драко по имени (первый раз, кстати), а Малфой, Малфой похоже заметил, потому что тогда в его глазах зажглось что-то такое, что заставило мое сердце пропустить удар, а может это сама фраза на него так повлияла, я не знаю, но в тот вечер он впервые меня поцеловал.