***
[Музыка: Chiccote's Beats — Before]
Со времён того поединка прошла уже сотня лет, если не больше. Даже Славя, которая пообещала следить за временем, уже давно сбилась со счёта. — Какой сейчас год? — спросил её Андрей, лежавший на траве рядом. — Без понятия, — так и ответила Славя. — А почему ты спрашиваешь? Раньше тебя это не волновало. — Раньше — да. Но сейчас мне интересно, насколько долгой была наша жизнь. На опушке леса, где расположились пионеры, было тихо и спокойно, да и вид на небо открывался великолепный, всё портил лишь его зловещий цвет. — Тебя тоже беспокоит небо? — указав на него, уточнила Славя. — Не знаю, что с ним происходит, но мы живём в бесконечных циклах, в вечно молодых телах, и это просто так не закончится. После короткой паузы Андрей возразил: — Нет ничего бесконечного. И небо красным стало не просто так. Может, я далёк от правды, но мне кажется, что лагерь умирает. — Разве он может умереть? — Думаю, да. У всего есть источник энергии. Например, в нашем прошлом мире всё питается от солнца — а жизнь его ограничена парой сотен миллионов лет. Та часть жизни, при которой может существовать человечество. Дальше тот мир влияет на мир, в котором живём мы, ведь всё вокруг нас придумали именно там. — Хочешь сказать, в том старом мире человечество на грани исчезновения? Поэтому и нам недолго осталось? — Ну-у-у, — Андрей почесал голову, задумавшись. — Как мы знаем, время в наших мирах течёт по-разному, но вряд ли настолько по-разному. Может, нас просто стали забывать? — Точно! — вскочила Славя. — Ты как-то рассказывал про выдуманные миры. Что все они, хоть и родились в нашей фантазии, существуют на самом деле. И чем больше людей знают об этом мире — тем сильнее и крепче он становится. Значит… в том мире нас стали забывать? Андрей кивнул: — Вряд ли там уже трёхсотмиллионный год, но сто, двести или триста лет вполне могли пройти. Умерло всё поколение читателей «Бесконечного Лета», поколение после них, прошли войны, сменились технологии. «Бесконечное Лето», если где-то и сохранилось, стало жутко неактуальным. Некому уже вспоминать свою молодость в пионерском лагере, некому представлять, как идёшь на встречу одногруппников, а по пути засыпаешь в автобусе. Сами визуальные новеллы наверняка преобразились: перешли в VR, персонажи обрели искусственный интеллект — и теперь это не заранее подготовленный текст, что тебе остаётся лишь переключать от одной строки к следующей, а целая новая реальность в коробочке. — Это грустно, — приуныла Славя. — Я бы хотела, чтобы в будущем нашлось место и обычным, бумажным книгам. Без картинок, без музыки, без специальных эффектов — чтобы всё это читатель придумывал сам в своей фантазии. Неужели они останутся в прошлом? И мы вместе с ними? — Да. Увы, но да. Если об этом мире никто больше не знает и не помнит — то и поддерживать его жизнь ничего не будет. Ведь мы существовали за счёт веры людей, как ни крути. — Может, сядем в автобус, вернёмся туда? — только предложила Славя, но тут же передумала. — Хотя мы уже мертвы там, а если и удастся остаться в этих телах… мне страшно знать, каким мир стал в будущем. — Ага, лучше остаться здесь. Они продолжали лежать. Теперь уже не так расслабленно и спокойно. Стало некомфортно, чуть волнительно. Как так: жизнь была бесконечной, и вдруг приблизился её конец? С другой стороны, в ней было столько всего! Столько ярких моментов и воспоминаний! Андрей и Славя сначала вовсю наслаждались пионерской жизнью, потом стали прыгать по лагерям и знакомиться с другими попаданцами, даже завели нескольких друзей. Изучили весь «Совёнок» с его окрестностями, перечитали все книги в библиотеке, в совершенстве овладели и игрой в настольный теннис, и шахматами, и танцами, и даже футболом. Удивительно, но за все эти года они никогда не скучали и не унывали: рядом был близкий человек, способный понять тебя с полуслова, выслушать и поддержать, составить компанию в любом занятии. Когда что-то начинало надоедать — они переключались на новое времяпрепровождение. Казалось бы, года или двух хватит на то, чтобы попробовать всё, что только возможно в этом ограниченном мире, но на деле занятий оказалось больше, чем только можно было себе представить. Хотя для этих двоих, что бы они не делали, — любая активность была просто закуской к основному блюду: общению друг с другом, исследованию внутреннего мира своей второй половинки. В какой-то момент они стали как левая и правая палочки «Твикс»: их уже нельзя было представить по отдельности. — Слушай, а ты помнишь Филиппа? — спросила вдруг Славя. — Кого? Несмотря на то, что каждую неделю тела пионеров обновлялись и оставались вечно молодыми, в последние годы память Андрея начала его подводить. Он слабо помнил прошлую жизнь, попадание в «Совёнок» и все приключения, которые были уже так давно. — У тебя был друг, с котором ты сюда и попал, — напомнила Славя. — Очень… яркий персонаж. Вы вместе смогли остановить Пионера и были довольно дружны поначалу, но потом поссорились. Он грубо обращался с этой реальностью, а ты её берёг. В конце концов, вы столкнулись в последней драке, где проигравший должен был умереть навсегда. — Похоже, я победил? — А в этом я и сама не уверена… — призналась Славя, перебирая свои косы. — Я будто помню, что ты его одолел, но при этом помню и то, что ты проиграл. Словно запомнила несколько разных реальностей. — Ну, не так важно, что произошло так давно. Но к чему ты это спрашиваешь? — Не хочешь его навестить? — Навестить? Сейчас? — Андрей растерялся. — Даже если он жив, я его вообще не помню. Ни как он выглядел, ни как звучал его голос, ни каким он был по характеру — совершенно ничего. — Я не настаиваю. Просто подумала, что тебе стоит вспомнить, как всё начиналось, если действительно близится конец. — Звучит логично. Гм… почему бы и нет? Давай посмотрим, кто такой этот Филипп. Вот только как я его найду? — С помощью твоего покорного слуги, конечно, — послышалось где-то позади — и Андрей со Славей обернулись. — Добрый день. К ним вышел Семён в сопровождении Юли. Оба казались немного подавленными, но при этом вполне расслабленными. — Похоже, я как раз вовремя, — продолжил Семён. — У меня был разговор к Андрею, но я не хотел прерывать вашу беседу. — Поэтому стал подслушивать? — Андрей недовольно поднял одну бровь. — Ну да ладно, это уже не важно. Скажи лучше, что творится с этим миром? — Ни добавить, ни исправить ничего не могу, ты и сам всё правильно понял, — развёл руками Семён. — Где-то там, во внешнем мире, доживает свои последние дни единственный человек, что ещё помнит о «Совёнке». Как только его жизнь прервётся — весь наш мир перестанет существовать. — Выходит, все циклы, все попаданцы сейчас существуют за счёт веры одного-единственного человека? — удивилась Славя. — Его вера сильна, — кивнула Юля. — Но её не хватит на все циклы — лагерь давно сжался до белого карлика, будто Солнце. Стёрлись циклы, люди. Даже некоторые воспоминания, — она указала взглядом на Андрея. — Никто не знает, сколько нам осталось: от минуты до нескольких дней. В любом случае, конец неизбежен. — А Филипп… он ещё жив? — спросил Андрей. — Ему повезло, как и вам, — поспешил ответить Семён. — Его цикл оказался среди уцелевших. И я настаиваю, Андрей, чтобы ты встретился с ним. Это нужно для нашего серьёзного разговора. — Вот как? — парень потёр шею и отвёл взгляд, но не стал медлить с ответом. — Хорошо, если это не займёт много времени. Хочу быть рядом со Славей, когда всё… закончится. — Хорошо, пойдём. Андрей медленно встал с травы, в последний раз посмотрел на Славю с Юлей и последовал за Семёном. — Буду тебя ждать, — кинула ему вслед Славя. — Надеюсь, у нас ещё есть время.[Конец трека]
***
В другом цикле, куда переместились Семён и Андрей, уже стемнело. Сами они стояли перед воротами, пережидая минуту-другую, пока их тело привыкнет к другому лагерю. — Раз ты появился, хочу задать ещё один вопрос, — вспомнил Андрей. — Славя говорила, что когда-то давным-давно мы с Филиппом дрались насмерть. И никто не помнит, кто тогда победил. Как так получилось, что мы оба живы? — За вас вступилась Юля, — объяснил Семён. — Сказала, что не понимает суть этого эксперимента, отобрала кортики, которыми вы дрались, выкинула подальше. Я не стал настаивать и отпустил вас. А сам долгие годы пытался понять, почему она так поступила. Не понял до сих пор. Может, всё же ваше подсознание стало частью её, вот она и почувствовала опасность? Хотя в других циклах она вас не спасала… — «Других циклах»? — Кхм, об этом чуть позже. А пока — найди Филиппа и поговори с ним в последний раз. Я буду ждать здесь. Ничего не ответив, смерив Семёна одним только взглядом, Андрей зашёл в лагерь. На первым взгляд казалось, что повсюду стоит тишина, но вскоре он услышал голоса где-то рядом в сочетании с рассеянными лучами света. Выйдя на площадь, он уже понимал, что это фонарики: кто-то бродил по лагерю и что-то искал. Когда Андрей заметил шелест в кустах впереди, он пригнулся и осторожно, на цыпочках, двинулся к ним, но тут вдруг кто-то положил руку ему на плечо. Парень испуганно обернулся. — Пионер, ты с какого отряда? — освещая лицо Андрея, спросила Ольга Дмитриевна. — Как будто со старшего. Но что-то я тебя не припомню. — Со второго я, — нашёлся Андрей. — Фонарик не одолжите? Ольга Дмитриевна недовольно сложила руки: — Всем же выдали, кто на поиски пошёл. Что, посеял свой? — Ага, я посеял, а кто-то его пожал. — Вот вообще не до шуток сейчас! — ещё больше рассердилась вожатая. — Мальчик пропал, а вам как будто всё равно. — Шурик? — А? Шурик? — Ольга Дмитриевна обернулась, подумав, что Андрей обращается к кому-то за её спиной, но тут же сообразила. — Нет, какой Шурик, новенький этот Филипп! В общем, возьми фонарик, горе ты моё луковое, и давай помогай. Я себе другой найду. Она отдала Андрею свой фонарик и глянула в сторону склада, прикидывая, можно ли там найти что-нибудь светящееся. — А где ещё не искали, Ольга Дмитриевна? — окончательно вникнув в ситуацию, спросил Андрей. — Так, ну в спорткомплексе смотрели, по домикам прошлись, в столовой тоже… О, пляж! Проверь там. — Уже бегу! Андрей быстрым шагом двинулся в нужную сторону. Мимо него пробегали знакомые пионеры, и было странно видеть, что никто из них не знает Андрея и даже как будто не замечает. А ещё странно было то, что они совсем не обращали внимание на тёмно-красное небо, с которого, казалось, вот-вот начнёт капать кровь, как из глубокой раны. Наконец парень, что на самом деле был уже стариком в молодой оболочке, оказался на пляже. Но тут было пусто. По крайней мере, на первый взгляд. — Филипп! Ау, Филипп! — кричал он куда-то вдаль, подбегая к воде. — А…?[Музыка: April Rain — My Silent Angel]
Чьё-то тело виднелось на самом подступе к воде: наполовину в ней, наполовину на суше, лицом к Андрею. Лицо безэмоциональное, незнакомое. Мужское. Сперва показалось, что парень не дышит, но нет: глаза приоткрыты, дыхание стабильное. А тут он ещё и заговорил: — Хо-хо, какая встреча! Андрей? — на лице у него показалось какое-то подобие эмоций. Он словно ожил и привстал. Вода лилась с его брюк и нижней части рубашки, но он, похоже, совсем не чувствовал холод. — Это ты Филипп? — уточнил Андрей. — Тебя там все ищут. — Кто, куклы? Да плевать я на них хотел, — отмахнулся Филипп. — Один щелчок пальцами — и любая дохнет, как мошка. А ты так умеешь? — Нет, да и зачем? — поморщился Андрей. — Я к тебе ненадолго. Хотел только сказать, что мир «Совёнка» умирает, поэтому небо и покраснело. Когда о нас забудут в нашем прошлом мире — эта реальность исчезнет. — …Которая никогда и не была реальной! — добавил Филипп. — Да и не верю я, что лагерь может самоуничтожиться. Однажды меня уже пытались так надурить. — А в этот раз всё серьёзно. Оба замолчали, ещё раз посмотрели друг друга. Было что-то необъяснимое и непостижимое в этой встрече людей, что не виделись больше сотни лет, но не постарели внешне ни на день. — Я должен сказать кое-что ещё, Филипп. Видишь ли, я тебя не презираю, не ненавижу, не виню ни в чём. Просто потому, что я тебя не помню. Да, я тебя забыл, о тебе мне напомнила Славя. Но даже после её слов, после рассказов Семёна о том, какие ужасные вещи ты творил, после того, как я тебя увидел, — мне совершенно ничего не вспомнилось. Ты для меня никто. Я стою перед тобой и даже не знаю, что говорить. Нечего. Пустота. Моя память вытолкнула тебя, как занозу. И я благодарен, что за все годы жизни со Славей я ни разу тебя не повстречал. А если и была встреча — я её успешно забыл. Спасибо моей плохой памяти. И спасибо тебе, что жил своей жизнью. Ты хоть счастлив? — Андрей-Андрей, какой ты грубиян, — покачал головой Филипп. — Впрочем, пофиг: я тебя помню еле-еле. Хочешь знать, счастлив ли я? Конечно, мать твою! Я заромансил столько красоток тут, перерезал столько человек и испытал столько эмоций, что в нашем прошлом мире у меня бы просто физически это сделать не получилось! Что бы меня там ждало? Полжизни за компом, полжизни на скучной работе, которую я бы ненавидел? Мне плевать, кого я там обидел или оскорбил, я не мог упустить такую свободу. Так что, я счастлив? А-ха-ха, ну конечно! — Правда? Ты в ледяной воде валялся ночью от счастья? — Ради новых ощущений, так скажем. Сам попробуй. — Спасибо, но я пойду, — отказался Андрей. — Две вещи, которые я хотел сказать, я сказал. А больше нам говорить не о чем. Путь окончен: я прожил свою жизнь, ты — свою, и хорошо, что эти жизни пересеклись лишь в самом начале, а дальше шли параллельно. — Когда-то мы даже друзьями были, — напомнил Филипп. — Не было такого. Кажется, это ты говорил, что мы в этом мире и мы в мире прошлом — разные люди, так? Друзьями мы были в прошлом мире, а в этом — нет. Даже не смей называть меня другом. Ни теперешним, ни бывшим — никаким. — Какие мы обидчивые! И что будешь делать теперь? — Пойду обратно в свой цикл доживать жизнь так, как хочу. А ты живи, как хочется тебе — это твоё дело, и меня оно ни капли не волнует. Потому что, как я уже сказал, ты для меня — никто. Пока. — Пф-ф, скатертью дорожка. Совсем короткий диалог на этом кончился. Андрей пошёл обратно, по пути встретил Ольгу Дмитриевну и отдал ей фонарик, а спустя какое-то время вышел к воротам к Семёну. — Всё, — сказал он дожидавшемуся его парню. — Этот вопрос я закрыл. — Вспомнил его хоть? — Нет, и это к лучшему. Семён слегка улыбнулся, тряхнул волосами и после короткой паузы сказал: — А жаль, что не вспомнил. Лучше бы понял историю. — Какую историю? — Жил как-то один парень, — резко начал рассказывать Семён, — что любил ставить эксперименты на других людях. И однажды на глаза ему попалась странная парочка то ли друзей, то ли врагов. Он взял и столкнул их в поединке. Предсказуемо один из них убил другого. Но это было слишком скучно, поэтому парень стал прыгать по параллельным реальностям и смотреть, как всё закончилось там. Пришлось изучить огромное количество всевозможных реальностей, но в конце концов нужная была найдена. Та Самая Реальность. Одна на миллион. — Да я понял, что ты говоришь о себе, — Андрей скрестил руки. — И о нас с Филиппом. Но что ещё за «Та Самая Реальность»? — Это особенная реальность, редкая, невообразимая. Та, в которой вы не стали драться. Та, в которой договорились и остались друзьями. — Не может быть! По слухам, Филипп столько всего ужасного натворил, что мы бы с ним не смогли всё уладить. — Но всё же такая реальность есть, — Семён усмехнулся. — Я для того и становился экспериментатором, чтобы искать всё необычное, нарушающее любые правила, не совпадающее с ожиданиями. В чём интерес эксперимента, когда результат оказывается ровно таким, как ты и предполагал? Если бы в нашей жизни всегда так и происходило, мы бы недалеко продвинулись в развитии. — Ну и ладно, — отмахнулся Андрей, переступая с ноги на ногу из-за вечернего холода. — Ну есть такая реальность, и что? — Видишь ли, я сохранил её, уберёг от разрушения, — интонация Семёна чуть изменилась и стала будто более искренней, серьёзной. — Ты, Филипп, Славя, Алиса, Лена — вы живёте вместе в одном лагере так же, как это было в ваши первые дни. Я наблюдал за той реальностью, и это грело мне душу. Правда, это было крайне приятное зрелище. — А разве не ты заставлял людей убивать друг друга? Отправлял их в тюремный цикл с жестокими условиями? А теперь радуешься спокойствию и повседневности?! — рассердился Андрей. — Я не понимаю, что ты говоришь. — Думаешь, я желаю всем зла? Это не так. Всё плохое, что происходит из-за меня, — это препятствия и трудности на пути к счастью. Я хочу увидеть это счастье. Как человек пройдёт через всё, что я ему подкину, как он добьётся того, к чему идёт, несмотря ни на что. Те версии тебя и Филиппа, что смогли договориться, — я их глубоко уважаю. Они сделали то, что не смогли их копии в миллионах других миров. Они достигли гармонии и взаимопонимания, это похвально. — И бессмысленно, — добавил Андрей. — Для нашего цикла. — Это не так, — Семён замотал головой. — Иначе я бы и не стал рассказывать. Что я предлагаю, Андрей, так это отправиться туда. Получить ту концовку, которая должна была быть. Сам посуди: два друга попадают в «Совёнок», ссорятся, дерутся, но в последний момент сила дружбы побеждает всё на своём пути — и они получают счастливую, почти бесконечную жизнь. Разве не так всё должно было быть? — Если что, этот лагерь не пропадёт, — добавил он, едва замолкнув. — Даже когда весь мир исчезнет. Не спрашивай, как это возможно — секрет фирмы. Так что, согласен? Это твой финальный выбор, Андрей. — Мир, где всё хорошо, вместо смерти? — задумался Андрей. — Нет, лучше пусть всё останется так, как есть. — Почему же? В этом нет никакого подвоха. Будешь вечно дружить с Филиппом, останешься вместе со Славей. Алиса, Лена тоже составят вам компанию, не дадут заскучать. Да и все остальные пионеры тоже будут в этом мире. — И всё-таки эта реальность не так уж реальна. Скажем, играешь ты в русскую рулетку: заряжаешь три патрона из шести и крутишь барабан, приставляешь к виску. Дёргаешь курок — и варианта два: либо ты попал на патрон, либо на пустую камору. Ты даже не рассматриваешь вариант, что, скажем, в момент выстрела на тебя упадёт метеорит. Но шанс такой есть. Что я хочу сказать, так это то, что реальность, где мы с Филиппом договорились, — это что-то ненормальное. Погрешность, отклонение от нормы. Я не могу принять дружбу с ним, если она возможна лишь в одной реальности из миллионов. Она кажется неестественной, нереальной. А настоящая, крепкая дружба выживет в любых реальностях, при любых условиях. — Понятно, — медленно кивнул Семён. — Я знал, что ты откажешься, но был этот шанс один на миллион, как и с дракой. Ну, а про других людей ты подумал? Славя могла бы завести новых подруг. Филипп был бы счастливее там, чем здесь. Лена с Алисой, что уехали в тот мир и давно в нём умерли, могли бы снова жить. Всем было бы лучше. — Не тебе об этом судить, Семён, — вновь отказался Андрей. — Жизнь прошла, и близится конец. Меня всё устраивает, не нужна мне другая. Уверен, что не только я так думаю. Что ж… пока. — Ну давай. Прощай. Приятного тебе конца света. Андрей зашагал прочь, готовый к перемещению обратно в свой цикл. Но Семён тут же его окликнул: — Постой. Поможешь придумать цвет для этой реальности? — Цвет…? На секунду повисла тишина непонимания, а потом Семён объяснил: — Когда я прыгал по другим реальностям после вашей драки с Филиппом, самым интересным из них я давал название по цвету. Скажем, ты победил ради Слави и получил хорошую концовку для себя — «Золотой эпилог» в честь и отличного конца, и золотых кос Слави. Остался в мире СССР, который не развалился в девяносто первом, и стал врачом — «Красный эпилог» из-за Союза и символа твоей профессии — красного креста. — Разве символ медицины — не змея? — Не суть, — покачал головой Семён. — В общем, нет времени пересказывать все реальности, что я помню, но цвета стали заканчиваться, пришлось использовать даже оттенки. Я цеплялся за какие-то отличительные детали, что замечал в определённой реальности, и по этой детали придумывал цвет. Так вот… что самое яркое в этой реальности? Помоги мне выбрать цвет. — Значит, нужен цвет, с которым будет ассоциироваться такое развитие событий после драки? — Андрей потёр подбородок и задумался. — Может, красный? Как это красное небо. — Ты меня как будто не слушал, — насмешливо отозвался Семён. — Говорю же, красный эпилог уже есть. — Ну тогда лазурный. — Лазурный? С чего это лазурный? — удивился Семён. — Такого цвета нигде нет, куда ни глянь. — А раньше был прямо над нами, — Андрей глянул вверх. — Я всегда удивлялся красоте неба в этом мире. Оно не синее, не голубое, а именно лазурное. Чистого, необычного, притягательного цвета, который нигде больше не увидишь. И вот этот цвет потерян безвозвратно. Как и мир «Бесконечного Лета», что вот-вот закончит своё существование. Говоришь, каждой реальности ты придумывал цвет по детали, что в той реальности была? Почему бы не назвать эту тем цветом, которого наоборот нет? — Лазурный… Что-то в этом есть. И не помню, чтобы я уже использовал этот цвет раньше. Сойдёт, благодарю, — удовлетворённо кивнул Семён. Андрей кивнул в ответ и зашагал прочь. В последний раз он обернулся, глядя на Семёна, и рядом с ним увидел ещё одного парня, что словно из-под земли вылез и теперь махал рукой на прощанье. — Гудбай, май диар фрэнд! — шутливо кричал он. Но узнать его не удалось, даже несмотря на его яркую и запоминающуюся внешность с таким же ярким костюмом НКВД. Когда-то давно он, может, чем-то помог или поддержал, но Андрей, как ни всматривался в него в темноте, так и не вспомнил, какую роль этот парень сыграл в его жизни. Что-то ответив ему, Андрей вернулся в свой цикл.[Конец трека]
***
[Музыка: ATB — Trilogy The Final Chapter]
— Ну, вот и всё. — Ага. Тебе не страшно? Славя и Андрей дожидались конца на остановке — месте, где они впервые встретились — и болтали обо всём подряд, пока речь не зашла о более серьёзных вещах. — Почему-то нет, — улыбнулась Славя. — Боялась, когда была маленькой. Ведь все рано или поздно умирают — как так-то? Детский беззаботный мир во мне не мог с этим смириться. — Я тоже отношусь к этому уж слишком спокойно. Но, может, это нормально? — Нормально. Я уже давно чувствовала, что жизнь близится к концу. — Остаётся только вздыхать, разводить руками и недовольно говорить: «Серьёзно? Как же это предсказуемо!» — Хм… — Славя прислонилась к Андрею, мягко опустила голову на его плечо и закрыла глаза. — Что такое? — парень легко чмокнул её в лоб. — Знаешь… Как же это предсказуемо! Они посмеялись и снова взглянули на всё краснеющее небо. В их глазах оно не было ни угрожающим, ни зловещим — просто странным небом необычного, завораживающего цвета. — Надеюсь, другая Славя другого мира прожила счастливую жизнь, — прошептал Андрей. — Надеюсь, что и Андрей другого мира прожил не менее счастливую жизнь, — добавила Славя. — Но до нас им всё равно далеко, — с уверенностью заявил парень и сжал свою девушку в крепких-крепких объятьях. — Старушка моя… — Кого ты старушкой назвал? — улыбнулась Славя. — В душе я такая же молодая девочка, как и внешне. Правда! — Что ж, поверю на слово. В это самое время Филипп в своём цикле бродил по лагерю и тоже наблюдал за изменениями в небе. «Умирает, значит?» — думал он. — «Чёрта с два, это место переживёт что угодно!» Он и сам не знал, куда идёт, но прогулка помогала хоть немного привести в порядок мысли перед сном. А мыслей было неожиданно много. Неужели из-за встречи с Андреем? «Да ну его», — парень не хотел снова вспоминать старого друга, что покинул его. — «Я сам по себе. Одиночка — всегда им был». Задумавшись, Филипп не заметил, как кто-то подошёл сзади и грубо толкнул его в плечо. — Эй, рохля! Голос слишком знакомый. Парень обернулся, чтобы убедиться: за ним стояла Алиса. — Новенький, значит? — она хитро прищурилась. — Неплохо ты так весь лагерь бегать заставил. Ух, получишь от Ольги Дмитриевны по полной! Но это уже завтра. Возникшее в первую секунду желание её придушить куда-то пропало — и Филипп ответил: — Как-то сильно ты на лису смахиваешь… Наверное, тебя Алиса зовут, так? — Ишь ты! Только приехал, а уже моё имя знает. Только не говори, что угадал, кто сказал-то? — Да много кто, ты же главная бунтарка в лагере, самая крутая! Пока что… Алиса упёрла руки в боки и оскалилась: — Пф-ф, грозный какой? Думаешь меня обскакать, баклажан? Ну это мы ещё посмотрим. Завтра! Кинув на Филиппа ещё один грозный взгляд, Алиса ушла в сторону своего домика, а Филипп кинул ей вслед едва слышно: — Завтра, которое не настанет? Забавно. Он постоял на месте, похмыкал и пошёл дальше: «Впрочем, ничего же не умрёт — не буду верить в эти сказки. Но Алису встретил не зря, даже вспомнил тот первый цикл. Эх, а она же у меня первой была. Воспоминания, воспоминания… Тряхнуть, может, стариной и заромансить её? Завтра». А Семён с Юлей в это время наблюдали за циклом, от которого так решительно отказался Андрей. Тем циклом, где Андрей, Филипп, Славя, Алиса дружно шли вместе к спортплощадке и активно спорили. — Футбол — и точка! — в очередной раз повторяла Алиса, не слушая других. — Не охота сейчас бегать на жаре. Может, шахматы лучше? А, Лисонька? — толкал её в бок Филипп. — Почему не настольный теннис? Не придётся под солнцем быть, — Андрей тоже отстаивал свой вариант. — Ребята, зачем выбирать? Времени много — успеем сыграть во всё, — пыталась примирить всех Славя. — Можем ещё в бадминтон попробовать, Лена утром предлагала. — Лена, м-м? — переспросил Филипп. — Когда это вы с ней общались? Ох, смотри, Андрей, а то уведёт твою девушку другая девушка. — Два балла из десяти за такую шутку, — надулся Андрей. — И то только за то, что я эту картину представил, и мне понравилось. — Андрей! — смутилась Славя. Они продолжали активно спорить и шутить, а невидимые Семён и Юля провожали их взглядом. — Кто знает, почему мне нравится за этим наблюдать… — сказал Семён, когда пионеры отдалились. — Наверное, не хватает мне всё же хорошей дружбы с кем-нибудь. — А как же я? — Юля указала на себя пальцем. — Никого в мире преданнее не найдёшь, уж поверь. — Дружить со своим подсознанием — это хорошо. Но хочется и с другими людьми тоже, — вздохнул Семён. — А чем сильнее люди отличаются — тем интереснее их дружба. Вот возьми Андрея с Филиппом — абсолютно разные личности, совершенно друг на друга не похожие ни в чём, прямо противоположные — разве это не делает их дружбу противоречивой и необычной? Интересно, как они вообще могли познакомиться? — Не имеет значения, — неохотно ответила Юля. — Если бы мы смогли наблюдать дальше — там бы они наверняка поссорились. Умерла бы твоя эта интересная дружба в конце концов. — Может быть, — легко согласился Семён. — Но дай мне помечтать ещё минутку. — Ладно, одну минуту. А потом пойдём умирать. — Пойдём, почему бы и нет? Они продолжили стоять, обдуваемые лёгким ветром, освещаемыми ярким летним солнцем и невидимые для проходящих пионеров, что даже не догадывались о том, что их мир вот-вот исчезнет.***
— Молодой человек? — …А? — Молодой человек! Филипп протёр глаза и взглянул на того, кто его беспокоил, — рассерженную женщину в возрасте. — Ну да, молодой. В отличие от некоторых, — наконец ответил он, вызывая новую волну гнева в свой адрес. Автобус? Ах да, заснул ведь, пока ехал — как Филипп мог об этом забыть? Ну, спросонья не сразу привёл мысли в порядок. «Хех, а думал, что смогу попасть в мир Бесконечного Лета… Вот дурак наивный! Никаких мне девочек и пионерии, получается. Ну ничего — попробую как-нибудь в другой раз, авось получится». Размышляя, он даже ненадолго забыл о водителе, что разбудила его на конечной и теперь продолжала отчитывать. Не слушал. Не обращал внимания. — Мне пора, — только и сказал на прощанье — и вышел из автобуса. Андрей в это время тоже открывал глаза не по своей воле: разбудила мама. — Чем это ты тут занимаешься? — ломала голову она, снимая с глаз сына разрезанные пополам шарики для пинг-понга. А Андрей усердно думал, что бы ответить. — Ну… есть один эксперимент. И вот я его испытывал. — И как, удачно? — Не совсем, — парень встал, выключил радио и поставил его на место. — А что на ужин? За окном уже начинало темнеть: наступил вечер. — Сейчас посмотрим, — мама ушла на кухню, оставляя своего странного сына-экспериментатора одного в комнате. Протирая глаза, Андрей уселся за компьютер со всё таким же пустым вордовским листом, что был до сна. «Может, не суждено мне написать хороший мод по «Бесконечному Лету»…» Выскочило уведомление. Вконтакте. «Филипп? Ну, раз мод написать не могу, пофантазирую хоть с ним, что было бы, если бы мы попали в «Совёнок». Эх, мечты…» Одна история заканчивается, другая начинается. Одна забывается, другая обретает новую волну популярности. И каждая живёт свой жизнью где-то там, в другом мире. Персонажи, которых мы сами выдумали. Персонажи, которых выдумал кто-то другой. Миры, рождённые человеческой фантазией, помогающие нам отвлечься от проблем в реальной жизни, испытать те эмоции, которых нам так не хватает, либо просто убить время. Но у всего есть конец. Неизбежный. Счастливый или печальный. Удовлетворительный или вызывающий разочарование. Это и хорошо, и плохо. Но больше хорошо. … Если выдуманные миры действительно умирают после того, как все о них забудут, — пожалуйста, постарайтесь помнить эту историю как можно дольше. Что, если ваша память спасёт людей, которых вы считали просто персонажами? Спасибо. Правда, спасибо за то, что читаете эти строки.Конец