Дорога домой (в процессе редактирования)

POV Таня. Постоянная нестерпимая боль внутри. Хочется кричать. Хочется плакать. Но в глазах нет слез, а вот в сердце - целое море. Я ненавижу этот мир! Мир, в котором я родилась, выросла! Мир, в который я снова попала! Мир, который отделяет меня от Него! От Боромира... Я не строю иллюзий,но всё же пытаюсь собрать то немногое,что у меня ещё осталось,и слепить из него хоть какую-то жизнь. Да,в ней не будет теперь столько тепла и света,потому что гревшее меня солнце зашло навсегда. В ней не будет уже той безумной любви,что в одно мгновение заслонила от меня целый мир. В ней не будет уже ничего. Да кого я обманываю?! Я пытаюсь собрать осколки души в в нечто более-менее целое, чтобы хотя бы работать, но у меня ничего не выходит! Я не могу видеть эти лица, не могу сосредоточится на документах! Именно поэтому я взяла отпуск и засела дома. Никто, кроме Ника, пожалуй, не понимал причин моего хренового, мягко говоря, состояния. Но даже Васильев не мог вытащить меня из этого болота. Целыми днями я вглядывалась в живущий своей жизнью город, сидя на ледяном подоконнике с бутылкой коньяка в одной руке и с сигаретой в другой. А на кой мне здоровье, если нет Боромира? Алкоголь, конечно, не решит моих проблем. Впрочем, как и молоко. В комнате играет какая-то музыка... Вернее вся музыка, какая только у меня есть. Но смысл слов редко доходит до меня в последнее время... Циферблат от дыма почти уже не виден Липкий от пота, курю в потолок Из динамика чуть слышно доносится Ван Клиберн А на стене все тот же пацифистский значок - И мне б не спиться... - вторю я солисту Чижа. Какая песня... В тему. - Не спиться б... Поезд, поезд, поезд, поезд, поезд – Увези меня на Невский К невесте Знаю, знаю, знаю, я все знаю - ну и что? Нам надо быть вместе Всегда... Глоток коньяка. Огненная жидкость опаляет горло... Затяжка. Мне так хреново, что я готова открыть это долбанное окно и ... Прыгнуть. У каждого бывают моменты, когда хочется прыгнуть, говорил мне Ник, но ведь это не повод, чтобы прыгать, это повод, чтобы стиснуть зубы и идти дальше. Да и что может мне дать смерть? Ничего. Я уже умерла из-за этой стервы Петры Бернар, вернулась сюда, где прошел всего лишь час. И ничего уже нет... Ни гондорца, ни ожидания ребенка... От беременности не осталось и следа. Я вообще не изменилась. Мне снова двадцать пять, а на улице снова эта треклятая осень... Снова дождь, снова сырость... Эти унылые лица людей, считающих, что хуже их мелких неприятностей быть не может! Все куда-то торопятся... Голые деревья, кричащие вороны, галки... Унылый пейзаж. Но небо... Это серое небо... Прямо как глаза Боромира... Как он там? Помнит ли обо мне? Или уже нашел себе новую невесту? Больно об этом думать. Последнее время мне больно думать обо всем. Я не живу, я существую... Одна. Ко мне, конечно, заглядывает мать. Сразу же с порога начинает ругаться на вечный бардак в моей квартире, на прокуренный воздух, на переполненную пепельницу и разбросанные вокруг нее окурки, на пустые бутылки из-под коньяка и пустые чашки из-под кофе, который я пила еще чаще, чем алкоголь. Но тем не менее мама с заботой и любовью укутывала меня белым пледом, пыталась заставить меня хоть что-то съесть, пыталась вернуть меня к жизни... И я ей за эти бессмысленные попытки благодарна. Ко мне заходит младшая двоюродная сестра. Бойко рассказывает мне истории о своей школьной жизни, пытается развеселить меня, вытащить из депрессии. Но на все ее шутки я лишь киваю в ответ без тени улыбки, даже не глядя на нее. А Ник вообще поселился у меня. Он боится, что я что-нибудь с собой сделаю. Бессмысленное беспокойство. Зачем мне убивать себя? Это не поможет... Но Ник понимает, что говорить со мной бесполезно. Васильев просто подходит, гладит меня по плечу, затем берет привезенную из дома гитару, садится рядом и начинает играть что-нибудь печальное. Он хорошо играет... И мне становится хоть чуточку да легче... Поначалу. Мне вспоминаются вечера в Ривенделле... Ник играл на лютне (научился-таки там на ней играть), я пела, хоббиты танцевали, эльфы хлопали... А Боромир сидел угрюмый в самом дальнем углу зала... Он ненавидел меня... Вспомнился тот разговор в саду Лотлориена... Боромир тогда признался мне в своих чувствах... "- Я люблю тебя, - сказал он и коснулся моих губ своими." Все разрывается внутри, когда я вспоминаю этот шепот, этот голос, эти губы... Я схожу с ума... И слезы льются по лицу, и крик рвется из горла... Я так больше не могу... Я слишком сильно его любила... Любила? Нет, до сих пор люблю. Не знаю, приду ли я когда-нибудь полностью в себя или же буду всю жизнь мертвой внутри... Ночь, забери всех живых с собой! Ведь жизнь только миг.. Посмотри, Я горю изнутри, И душа моя льётся потоком из вен. От разрушенных стен Только пыль. От разрушенных стен Только пыль... Конец POV Таня. Боромир с громким криком перевернул тяжелый письменный стол. Раненое плечо отозвалось болью, которой гондорец почти не заметил. Но сил все равно больше не осталось. Вся комната уже и так разгромлена. Тяжело дыша, наместник опустился на пол, прислонившись спиной к перевернутому столу, спрятал лицо в ладонях и сжал зубы, стараясь удержать все слезы в себе. Получалось плохо. Есть такие люди, для кого время - огонь, беспощадная стихия, которая сжигает все живое, чтобы прокормить себя, убийца, чей танец завораживает, а прикосновение - отрезвляет. Продолжительность жизни каждого из таких людей зависит от его воинственности и сопротивляемости. У Боромира подходила к концу и то и другое. Он уже был близок к тому, что спрыгнуть к Морготу с какого-нибудь обрыва! И единственное, что останавливает его, так это то, что Таня не хотела бы этого. Судьба неблагосклонна к нему. Это наместник уже понял. Из близких ему людей остался только младший брат. Сначала умерла мать, потом отец и почти сразу же и возлюбленная. Впервые в жизни, наверное, Боромир ТАК сильно полюбил кого-то. А теперь и она ушла в чертоги Мандоса. Тани нет, и пустота внутри. Казалось, что смерть до нее не доберется, хотя столько раз пыталась. Это все равно, что смотреть на солнце и не верить в то, что оно может погаснуть. Да и, помнится, сама Таня еще перед битвой с харадримами говорила, что ее просто так не убить. "- Солнце, тебе не страшно каждый раз в бой идти? - Боромир поймал руку девушки, нежно перебирающую его волосы. - Ты можешь погибнуть. Я не переживу этого. - Я неубиваемая, - засмеялась Таня, вырывая руку и продолжая гладить гондорца по голове. - Да неужели? - военачальник поднял голову с колен Тани и внимательно посмотрел на нее. - Так ты у нас бессмертна! Ты майа? Или даже вала? А почему я не знал? - Нет, я не майа, не вала и даже не Эру! К сожалению, - улыбнулась она. Никто не умел так улыбаться как Таня. Боромир обожал эту добрую теплую заразительную улыбку. - Просто, если я умру в этом мире, то вернусь в свой. - Не вернешься. Я не пущу! - усмехнулся гондорец, кладя голову обратно на колени воительницы. - Да ну... Все равно! Если я умру, то я не умру окончательно! - девушка кончиком указательного пальца провела по носу Боромира. - Неплохая привилегия для простого человека, да? - А ты уверена в своих привилегиях, м? - спросил тот. - Да, - кивнула Таня. - Кстати, я вот думаю... Если человек из моего мира может попасть сюда, то и человек отсюда может попасть туда, в мой мир. Был бы Гэндальф жив, я б у него спросила... Кто про это и может знать, так это он. - Да, о таких вещах может знать только Митрандир, - согласился мужчина. - Но какая разница, так это или нет! Ты никуда перемещаться больше не будешь. - Ограничиваешь мою свободу? - Таня скрестила руки на груди и надула губы. - Люблю тебя и не хочу терять, - Боромир провел кончиками пальцев по губам девушки, а затем резко приподнялся и поцеловал ее." Какое прекрасное воспоминание... Все воспоминания, связанные с этой веселой, смелой, любящей воительницей были для Боромира прекрасны. Но теперь... Этот разговор... Гондорец вдруг понял, что есть надежда. В его голову прокралась навязчивая мысль, идея... И он знает, кто ему поможет. Боромир нашел мага в комнате Тани, где она, собственно говоря, и находилась. Гондорец посмотрел на тело девушки, лежащее на кровати. Ее похоронят как воина, с мечом в руках. Но как истинную леди в красивом шелковом платье ее любимого темно-синего цвета. Помнится, она однажды обмолвилась, что если умрет, то хочет, чтоб ее в лодке отправили по течению реки, как Ника. Боромир решил, что так и сделает. Гондорец преодолел желание опуститься на колени перед кроватью, прикоснуться губами к холодной ладони Тани и закричать. Громко. Так, чтоб даже в Мордоре было слышно. Но наместник, сжав зубы, отвел взгляд. - Митрандир, - быстрым шагом он подошел к магу. - Я... - Я знал, ты захочешь переговорить, - сказал Гэндальф, не оборачиваясь. Он стоял на балконе и смотрел вдаль. - И знаю о чем. Ты понимаешь, что это непросто, Боромир, сын Денетора? - Понимаю, - кивнул гондорец. - Ты мне поможешь, Митрандир? - Помогу.