сорванные листовки

Chanyeol & Punch – Stay With Me

      Псевдосемейные ужины раз в год перед Рождеством — глупая традиция, которая праздник родных и близких превращает в обычный фарс. Чонина с самого детства тошнило от этого, но сейчас уже не тот возраст, когда можно сбежать. Теперь и он должен играть в «Компания — это семья» в официальном костюме с иголочки и рядом с хрупкой девушкой, что уже как три года носит блестящую побрякушку на пальчике. «Рано или поздно ваши партнеры действительно могут стать вашей семьей», — примерно так он хотел произнести на свадьбе. Не на своей. Его свадьба случилась годом позже, когда ему стало уже наплевать.       Просторный дом семьи Ким по-праздничному украшен и наполнен людьми, что связаны между собой лишь контрактами, по сути. Но количество смеха и широких улыбок зашкаливает, ослепляя желающего буквально сбежать Чонина.       — Дорогой, вы немного опоздали. Что-то случилось по дороге? — обеспокоенно спрашивает госпожа Ким, расцеловывая сына и невестку.       У Чонина теплеет внутри от маминых объятий, и он спешит успокоить, улыбаясь мягко и по-настоящему:       — Нет, мы просто позже выехали. Вы, девушки, довольно долго собираетесь.       — Он шутит, матушка, — смеется звонко девушка, в шутку ударяя мужа по плечу.       — Уж мне ли не знать, сколько можно провозиться перед зеркалом, — весело подмигивает госпожа Ким.       Атмосфера будто тут же меняется, рассеивая мрачную ауру над статной фигурой Чонина. Госпожа Ким всегда понимала, но зная, что не в силах ничего изменить, просто старалась помочь сыну забыть обо всем. И Чонин безмерно ей благодарен за это. Только в некоторых вещах даже старания матери бессильны.       — В любом случае, вы приехали раньше нашей второй молодой четы. Кенсу сказал, что самолет немного задержали, но уже скоро они будут здесь.       Чонин пропускает вдох, силой воли сохраняя невозмутимость на лице, а после — пытаясь выдавить из себя улыбку. Тонкие пальчики на его локте сжимаются сильнее, пока под радостные вздохи госпожи Ким их обладательница поддерживает ее приподнятое такой новостью настроение. Ведь «так давно не виделись» и «вы были так близки, сынок». А еще: «Четыре года не могли вырваться, а теперь Джехен уговорила его вернуться в Корею. Такое счастье — снова все в сборе!»       И Чонин отдаленно чувствует его — это щемящее грудь счастье, от которого больно почти физически. Потому что испытывать его нельзя. Не теперь. А еще изящная ладонь с побрякушкой на пальчике соскальзывает с его руки, уже переплетая пальцы. Его хрупкая и красивая жена в своем вечернем платье глубокого темно-синего цвета с открытой изящной спиной позволяет сильно сжать свои пальцы до боли. Поддерживает и дает выпустить пар. Это как напоминание, что уже как три года у него есть обязательства перед этой хрупкой девушкой, которая оказалась куда сильнее него. Его тонкая лишь с виду Ынхи оказалась своему мужу лучшей опорой.       Чонин проводит следующий час будто на автомате: со всеми здоровается, раздаривает ослепительные в своей искусственности улыбки и кивает на нужных моментах в разговорах. Лишь изредка бросает взгляды на настенные часы, считая минуты и чувствуя, как внутри скручивает от томящего ожидания. А еще — от страха. Впервые спустя четыре года.       Молодая чета До появляется в тот самый момент, когда все уже уселись за стол. Гул множества голосов становится громче, когда все спешат поприветствовать гостей. Куча вопросов в стиле «Что нового?» затапливает женатую пару, закрывая взору Чонина две невысокие фигуры. Ынхи мягко накрывает его сжавшуюся в кулак ладонь, и это помогает расслабиться и подготовить себя немного. Но Чонин все-таки оказывается не готов. Понимает это, когда с супругой лицом к лицу оказывается напротив молодой женатой пары.       Джехен щебечет, целуя в обе щеки давнюю знакомую, и дарит неловкие объятья с действительно радостным «Чонин-оппа». А темные глаза смотрят внимательно, заставляя невольно облизать вмиг пересохшие губы. Чонину кажется, что нервничает здесь только он. Кенсу всегда отлично умел скрывать свои истинные чувства. Правда с такой женой это и не нужно — его Ынхи оказалась куда умнее и наблюдательнее.       — Привет, — негромко произносит Кенсу и улыбается. Именно той улыбкой, что только что подарил всем вокруг — фальшивой, не касающейся глаз.       За стол госпожа Ким их сажает рядом. Чонин утыкается взглядом в тарелку с вкусной маминой стряпней, оформленной как в одном из дорогих ресторанов. Сидящая по левую руку Ынхи обеспокоенно касается его плеча, получая в ответ мягкую успокаивающую улыбку.       Кенсу сидит по правую руку — совсем рядом. Чонин чувствует даже аромат парфюма, что старший так и не сменил. Ударивший по рецепторам запах и чужой глубокий голос, отвечающий на банальные вопросы, заставляет почти выпасть из реальности. Прошло целых четыре года. Ровно столько понадобилось времени, чтобы постараться идти дальше. Чонин понимает, что все еще не готов.       Воспоминания, навалившиеся на Кима, отрезают на какое-то время от всего происходящего. Его колено, изредка случайно соприкасающееся с коленом старшего, рождает внутри необъяснимое томление. Чонин снова чувствует себя мальчишкой.       А потом тянется поправить лежащую на коленях салфетку и замечает. Нервно сжавшие собственную салфетку пальцы замечает. Чонин вдруг смотрит прямо на профиль Кенсу. Внимательно, стараясь разглядеть истинные эмоции. Но внешне непоколебимый старший позволяет себе лишь одну невинную слабость, выдающую его с головой. Чонин не знает, что именно им руководит, но он берет одной рукой бокал с красным вином, а другой — находит чужую ладонь, вмиг накрывая своей.       Кенсу на половине фразы запинается и отдергивает руку тут же, извиняясь и делая глоток воды. Чонин не до конца осознает, откуда в нем столько смелости, когда хватает чужую ладонь вновь, согревая вмиг похолодевшие пальцы. Кенсу старается вновь освободиться, не позволяя себе резких движений, чтобы не привлекать внимание. А Чонин судорожно сжимает мягкую ладонь в своей, слыша, как бешено стучит сошедшее с ума сердце. И, наконец, сопротивление исчезает. И от этого, настолько важного сейчас смирения так теплеет в груди, что Чонин не может сдержать счастливой улыбки. Он впервые за вечер оживает, начиная говорить громко и уверенно. Никто не замечает, как замолкает резко Кенсу возле него, ведь молодой наследник компании Ким не столь часто радует всех своим хорошим настроением и желанием пообщаться.       Когда госпожа Ким хочет уже встать и сходить за фруктами, Кенсу слишком активно вызывается помочь, вздрагивая еле заметно, когда Чонин громко успокаивает суетящуюся матушку и идет вместе с ним. На кухне места куда больше, чем за столом между ними, но комната неожиданно становится слишком тесной. Кенсу отворачивается от него на какое-то время, а потом дарит такой беспомощный взгляд, что внутри что-то сжимается. Чонин предчувствует, что это — его возрождающаяся из пепла надежда.       — Что ты делаешь?       И звучит это с таким бессилием, что Ким понимает: не он один все это время мучился.       — А как ты думаешь? — спрашивает хрипло от волнения.       Кенсу смотрит на него какое-то время широко распахнутыми глазами, а потом часто качает головой, будто пытаясь вытрясти неправильные мысли.       — Сейчас все по-другому, Чонин. Мы с тобой женаты, и с самого начала понимали, куда это все ведет: мы с тобой родились не в тех семьях, где есть возможность выбирать. Мы остаемся с Джехен в Корее на неопределенный срок, поэтому пересекаться будем довольно часто. Давай сделаем вид, что мы просто старые друзья?       В вопросе проскальзывают молящие нотки, но Чонину все равно, потому что он слышит за всеми этими словами то, о чем старший молчит.       — Смешно, — бросает резко Ким. — Дружить с тобой — последнее, чего я хочу, Кенсу.       Кенсу понимает правильно, выдыхая громко и заставляя Чонина задержаться взглядом на приоткрывшихся полных губах. Ким делает шаг навстречу, не давая убежать — Кенсу тут же упирается спиной в столешницу. И будто оседает весь, позволяя себе расслабиться, когда между ними остается настолько жалкое расстояние, что только подайся чуть вперед — и все, можно будет снова почувствовать давно запретное.       — Чонин, — пытается все же звучать строго старший, сохраняя здравый рассудок из последних сил, — меня ждет Джехен, а тебя — Ынхи...       — Она знает, — уверенно прерывает Чонин, видя проскользнувший ужас в чужих глазах. — Почти с самого начала знает, еще когда я напился на вашей свадьбе. Ты на моей так и не появился, кстати.       Кенсу молчит какое-то время, переваривая. А потом выдыхает:       — Я бы не смог.       Чонин порывисто обнимает, не встречая никакого сопротивления и чувствуя, как неуверенно на спине смыкаются ладони старшего. Не смог бы, Ким уверен. Потому что его любимый хен лишь снаружи такой непоколебимый. Именно поэтому и сбежал, когда подвернулся случай, — почти сразу после свадьбы переехал в Штаты с молодой супругой, что живет во лжи счастливого брака. Кенсу слаб настолько, что никогда сам не сможет сказать правду.       — Что будем делать, Чонин? — горько спрашивает Кенсу, с трудом заставляя себя отстраниться.       — Просто продолжать любить друг друга. С этим мы всегда с тобой справлялись.       Объятья становятся крепче, и отпускать не хочется больше никогда. Особенно теперь, когда Чонин произнес давно находящееся под запретом, а Кенсу не возразил. Они чувствуют, как резко электризуется воздух после этих слов и спешат отстраниться, пока не случилось непоправимое в доме с кучей гостей.       Фрукты моются спешно, чтобы восполнить потерянное время. А когда они возвращаются за стол, Чонин улыбается. Действительно широко и впервые по-настоящему каждому из сидящих за большим столом. Ынхи осторожно промакивает губы салфеткой, бросая вопросительный взгляд, тут же прекрасно видя ответ в чужих блестящих глазах. А Кенсу, что садится так же по правую руку от Чонина, уже сам подает ладонь, переплетая пальцы.       Это будет лучшее Рождество. Первое за долгое время — их общее.