Танец на стеклах.

Веки, до этого словно налитые свинцом, приподнимаются. Светло-оранжевые стены, пригрушеннвй свет, задернутые шторы, писк аппаратов и тошнотворный запах лекарств. Я лежу на жесткой кровати, подключенный к каким-то приборам, в графиках на экранах которых я ничего не смыслил. Все тело болит. Значит кто-то постарался, чтобы болеутоляющее мне не кололи. — Очнулся? Ты побил свой личный рекорд. Чуть больше суток без сознания. Кир сидит у кровати, сверля взглядом мою персону. — Привет. Рад видеть. — Почему ты не можешь жить нормально? — Это…как? — пытаюсь улыбнуться, но выходит плохо. — Это когда человек не выпрыгивает из окон. Знаешь, ты меня уже достал. Тебе лечиться надо, Голодов. — Нет, — резко сажусь, и от боли на глазах проступают слёзы. — Тихо ты! Тебе двигаться нельзя, идиот. Столько костей сломал, я бы на твоем месте… — Потерял сознание от болевого шока. Ты совсем не помогаешь. Кирилл глубоко вздохнул, убирая руку с моего плеча, и потирая виски. — Когда поправишься, тебя в психиатрическое переведут. Я узнавал. Отмазывать тебя я не собираюсь, а Призрак никуда не денется, так что будь добр сказать мне «спасибо». Он явно ждал от меня этого слова, но оправдывать его надежды я не стал. — Что ты так со мной носишься? Я не заслуживаю… — Не смей так говорить. Ты мой друг, и я не собираюсь поворачиваться к тебе спиной только потому, что твое второе «я» натворило дел. Мы оба устали от разговора. У меня перед глазами все плыло. Было невыносимо больно, но я терпел. Не хотел кричать. В сознание из полудрема меня вернул звук включившегося телевизора, что висел на стене напротив кровати. Нестареющая ведущая освещала последние события. — Теперь вести из культурной столицы. Вчера вечером из окна своего дома, находясь под действием алкогольного опьянения, выпрыгнул восемнадцатилетний Антон Голодов, известный под творческим псевдонимом «Призрак». Известно, что до недавнего времени Антон Голодов числился мертвым. В настоящий момент молодой человек находится в центральной больнице, врачи сообщают, что повода для беспокойства за его жизнь нет. Теперь к другим новостям… Телевизор выключился. Все то время, пока ведущая говорила, на экране висела моя фотография. Та самая, с главной страницы сайта «Перекрестка». Обо мне же теперь все узнают. Я не смогу больше жить в этом городе. Нужно будет переезжать, менять школу… — Ты не злишься? — спрашивает тихий голос совсем рядом. — Нет, что ты? Но если я опять попытаюсь покончить с собой, ты будешь знать причину. — Антон… — Оставь меня, умоляю. Он усмехнулся, почему-то горько. — Последний раз, когда я тебя послушал, ты чуть не погиб. — Какое тебе дело до моей жизни? Это я играл с душой Макса, это я заставлял всех носиться вокруг меня. Кир, я твоего брата убил… Слезы предательски подступили к глазам, а голос сорвался. — Это был не ты. Он все же встает со своего места. — Я еще зайду. Побудь один, и… Постарайся не переломать себе остальные кости. За самой дверью, когда он выходит, раздается трель его телефона, а затем только звук удаляющихся шагов. Я один. Совсем. — Эй… — тихо зову его, но никто не откликается. — Обрати на меня внимание. Это ты выбросил меня из окна. Нет, это была попытка суицида. Этот голос…он…мой? Получается, что все это время я просто противоречил самому себе? Не было никакого Призрака. Это все сделал я сам. Почему-то после падения осталось что-то еще. Чувство незавершенности. Я не закончил. Я просто не могу прервать эту игру. Не могу. В моих силах только сделать так, чтобы никто больше не пострадал от моих рук. Я виноват и за свои грехи буду расплачиваться своей же болью. Пусть, пусть мне будет еще больнее! Я пытаюсь встать с кровати, но сразу падаю, тело содрогается, рот открывается в немом крике. Да, больше всего я сейчас боюсь закричать, боюсь, что кто-нибудь зайдет. Боль. В висках стучит кровь, сердце отстукивает бешеный ритм, а я судорожно хватаю ртом воздух. Сажусь на полу. Заламываю руки. Кости неприятно хрустят и перед глазами зажигаются искры. Становится душно. Я бью себя по голове и лицу, руки, грудь, живот, ноги… Каждая клетка моего тела буквально умоляет меня остановиться. Мне достаточно. Мне всегда будет мало. Нет, нет, это не правильно. Но… О чем именно я говорю? С чем мне согласиться? Через боль забираюсь на кровать, ноги совершенно не держат, а от контакта с остывшими простынями по телу растекается дарящая облегчение прохлада, почти сразу сменяясь невыносимым жаром. Мне плохо. Я почти не могу думать, перед глазами темнеет. Как тебе болевой шок? На глаза наворачиваются слезы. Мне больно. Ничего не чувствую. Прошу, не будите меня. *** До ушей доносятся голоса. Они мне непонятны. Не могу разобрать, о чем они говорят. Хочу открыть глаза, но не чувствую даже подрагивания собственных ресниц. Не пошевелиться. Тело словно залили бетоном. Я даже сказать ничего не могу. Такой беспомощный, такой жалкий, сломанный. Ненавижу. -…Нужно, чтобы кто-нибудь постоянно был с ним.  Я мертв. Призраком, этим ненавистным мне образом все это время был я сам. Оживить меня невозможно, можно только сделать больно. И я делаю. Так больно мне еще не было. Никогда. — Я назначу дежурного. Не нужен мне никто! Так хочется выкрикнуть это им в лицо. Мне никто не нужен. Единственный человек, который дорог мне ненавидит меня. Я потерял все, но теперь понимаю, что у меня ничего не было. Вся моя жизнь была иллюзией. Или мне просто так кажется… Я окончательно запутался в себе. Я не могу найти ответ и посоветоваться мне не с кем. Меня больше нет. Есть только помятая оболочка, да и та — не целиком. Душа… А она когда-нибудь у меня была? Есть ли у монстров душа? Нет. Вот, кто я. Монстр, демон, не заслуживший прощения. Я обречен вечно пытаться искупить свои грехи, что повиснув на ошейнике вины, перекрывают мне кислород день за днем. Так может мне стоит просто отпустить? Просто тихо уйти, никого не потревожив. Хватит цепляться за жизнь. Хватит пытаться исправить себя. С меня хватит боли. — Пульса нет. — Зови врача! Нет, перестаньте, хватит. Я…я не хочу. — Разряд! Тело прошибает током. Выгибаюсь дугой, кажется, слышу, как хрустнуло что-то в спине. Меня заставляют дышать. Нет, не надо… — Разряд! Мне же…больно. Я не хочу терпеть, не хочу! Снова в легкие поступает воздух и снова не могу сопротивляться. Я дышу. Оставьте меня в покое! Я так не могу, не могу… — Разряд! Кажется, я слышал, как в груди ударило. Я не приду в себя. Не стану. — Что вы делаете, вам сюда нельзя! — Я его знаю. Что с ним?! Этот голос. Неужели… — Подождите у двери! Удар. Как? Что он здесь делает? Зачем он пришел? Удар. Я думал, что больше его не увижу. Что никогда не услышу голос, никогда не утону в глазах, никогда не почувствую на губах его тепло… Удар. — Есть пульс. Я жив? Еще немного и я бы умер. Вот так, без всякой романтики, в больнице. Удар за ударом и мне становится тепло. И холодно. Я чувствую. Чувствую боль и почему-то радость. Так хочется проснуться и увидеть его глаза напротив. — Нормализовался. Повода для беспокойства нет. Чьи-то облегченные вздохи и прекратившийся писк аппарата. Наступила тишина и я провалился в теплую тьму. *** Я лежу на чем-то мягком. Теплые пальцы сжимают мою ладонь. Такие родные, нежные руки. Хочу открыть глаза. Открываются. Не полностью, но все же. Картинка размытая, но я уже знаю, кто сидит со мной рядом, кажется задремав. Хочу позвать его, но из груди вырывается только тихий хрип. Легкие отзываются болью. Этого достаточно, чтобы темные глаза распахнулись. Изображение становится четче. Под глазами пролегли тени, а скулы заострились. Сколько прошло времени? Не могу задать вопрос. Больно говорить. Не хочу это терпеть. — Боже, ты очнулся. Лицо озаряется улыбкой, а я улыбаюсь в ответ. Так хочется прижаться и больше никогда не отпускать. Хочется броситься ему на шею. Я виноват, так виноват… — Шшш, тихо, маленький, — теплая ладонь ложится на мою щеку. — Я все знаю, Кир мне все рассказал. — Т…ты… — как же больно. — Тихо. Тебе нельзя говорить. Но я должен сказать. — П…прос…ти, — больше не могу. — Глупый, — он привстает со своего места и оставляет на моих губах поцелуй. — Я люблю тебя. Никто этого не изменит. Я знаю, кого он имеет в виду. Но Призрак ушел. Точнее…просто стал со мной одним целым. От этого хотелось плакать и слезы как по команде полились из глаз. Я улыбаюсь сквозь слезы. Мы с ним одни, по-настоящему одни. — Не плач. Я слушаюсь. Могу слушаться только его. — Не представляешь, как я испугался. А я представлял. Я помню, как он ворвался в реанимацию. Помню, как собралось из осколков сердце. — Ты четвертый день не приходишь в себя. Врачи говорили, что ты можешь не очнуться. Ну, это про меня. Хватит, не разводи здесь болото. Сжимаю его ладонь и смотрю укоризненно. — Восхитительно. Не понимаю. — Твои глаза. Один зеленый, другой почти серый. Очень красиво. Улыбаюсь. Я понял, как сильно хочу домой. Но не к себе. Моя квартира пропитана едким дымом лжи. Я не хочу дышать им. — Побудешь один буквально минуту. Я схожу за врачом. Через боль киваю. Он целует открывшуюся ладонь и выходит из палаты, вскоре вернувшись с врачом. — Так, Антон Голодов. Верно? — Д…да. Становится немного легче говорить. Ха, а я его узнал. Он лечил, ну как, пробовал уговорить меня лечить треснувшее ребро. Невольно осознаю, что прошло совсем немного времени. — Ну что я могу сказать… Вам очень повезло. Травмы не серьезные, проблема только в их количестве. Через пару недель выписываем. Ваш ангел хранитель исправно выполняет свою работу. Я усмехнулся. Ангел. Да, он мой ангел. И это Максим вытащил меня с того света. Врач повторно осмотрел меня и вскоре ушел, оставляя меня отдыхать. — Ты ч…то, вообще отсюда не…не выходишь? — Нет, только в школу. Иногда. Я тихо рассмеялся. Странно, а думал, что больше не смогу улыбаться вот так просто. *** Две недели для меня пролетели довольно быстро, хотя под конец я просто сгорал от нетерпения, желая поскорее отправиться домой. Максим был со мной днями напролет. Рассказывал, как дела в школе и просто говорил о пустяках. Пару раз зашли Кирилл и наша новенькая Настя. Оказалось, что они теперь встречаются. Не ожидал, конечно от Кира такой перемены вкусов, но был за ребят очень рад. Так здорово, радоваться чужому счастью. Я раньше этого не понимал. И вот, в среду, спустя две недели после моего пробуждения, я приехал домой. К Максу. У Кира вышло отмазать меня от путевки в один конец до сумасшедшего дома, так что я был ему безмерно благодарен. Утром перед школой (а я настоял на том, чтобы ходить) в квартире Орловых царило нечто. Мать Макса нервно пила кофе, а его отец так же нервно ел блинчики. Сам Максим носился по квартире, собирая учебники и тетради. Ну зачем так все раскидывать? Хотя не мне об этом судить. Этот растрепанный зайка порывался сменить мне повязки на руках, и я не стал противиться. Бинт ложился на холодную кожу. Эта перечеркнутая М привлекла внимание Орлова. В глазах показалось раскаяние. — Ну мы же об этом говорили, — я наклонил голову, наблюдая за его движениями. — А я ничего и не говорю. Не нравится мне эта неуверенность в его голосе. Притягиваю парня к себе и целую. Глубоко и страстно. Ох, и попадет мне после этого. — Мальчики, я вас отвезу… Я по привычке отпрянул от него, сразу краснея. — Да ладно. Одевайтесь и в школу. Это не то, что вы подумали. Просто и я, и Макс все еще были в домашнем. Кир еще когда я лежал в больнице, передал мне некоторые мои вещи. Белая сорочка, узкие джинсы и прямые волосы. Знаю, на улице холодно, но мы же на машине. То, какими глазами смотрел на меня Максим, невозможно было описать словами. В его взгляде читались только три слова. « Я. Его. Хочу. » Ничего, пусть держится. Мне еще как минимум неделю физические нагрузки противопоказаны. *** — Я заеду за вами после уроков, не опаздывайте. Черный внедорожник сворачивает со школьной стоянки и вот мы на улице. Максим держит меня за руку. Делаю шаг, потом еще один. Школа встречает нас непонимающими взглядами, а нам плевать. Про меня наверняка говорили в новостях, а то, что я иду, держа Макса за руку… Пусть сами думают. Теперь, вот так, идя с ним рядом, я понимаю, насколько на самом деле счастлив и мне от этого хорошо. Первым уроком в среду история. Понимаю, что как и сегодня учебный день, наша с Орловым история только начинается. Книга дописана, но кто сказал, что из этой истории нельзя сделать серию? Мы стоим перед прикрытой дверью кабинета и улыбаемся, не в силах оторвать друг от друга глаз. Над нашими головами проносится звонок. — Идем? Я не медлю и не решаю, что ответить. Я просто хочу насладиться моментом. — Идем. Ответ звучит уверенно, и я точно знаю, что никогда о нем не пожалею. Я нашел любовь. Я ожил. Я продолжаю идти по шахматной доске жизни и знаете, похоже белых клеток на этой вечно темной доске стало гораздо больше.