Точка кипения

Санс всегда приходил к Гриллби. И утром, когда Папирус собирался в лес на поиски человека; и днем, когда лоток с хот-догами пустел, и становилось невыносимо скучно; и по вечерам, когда рабочая смена заканчивалась, и можно было отправляться домой. Санс умудрялся забегать «на огонек» даже во время своих многочисленных обеденных перерывов. Каждый день, в любую свободную минуту он наведывался в единственный бар Сноудина, чтобы… Чтобы немного расслабиться, успокоиться и прийти в себя. Ему было это жизненно необходимо. Скелета будто тянуло туда со страшной силой, а он просто не мог сопротивляться, и потому плыл по течению собственных желаний, не делая даже попыток хоть что-то изменить. Для него долгие посиделки возле стойки были как глоток свежего воздуха среди кромешного смога. Причин для столь странного поведения находилось много, начиная с того, что хозяин бара отлично готовил, и заканчивая тем, что сам Гриллби был довольно-таки интересной и по-своему харизматичной личностью. Всегда подтянутый и невозмутимый, с идеальной выправкой, он казался на фоне остальных монстров чужаком, прилетевшим из параллельной вселенной. Особенно по сравнению с самим Сансом, который не стеснялся заваливаться в питейное заведение, даже не потрудившись сменить домашние тапочки на уличную обувь, но при этом, умудряясь оставаться душой компании. А вот Гриллби был закостенелым, неисправимым перфекционистом, которого не очень бы получилось разговорить или рассмешить, если, конечно, он сам бы этого не захотел. Бармен всегда все делал на совесть и подходил к любой проблеме с особой тщательностью. Это касалось многого, даже его скупых слов, которые он, прежде чем произнести, сто раз взвешивал в голове. А уж если бармен что-то готовил, то в точности придерживался рецепта, не отступая от него ни на шаг, даже если тот не совсем его устраивал. Гриллби сдержанно стремился к своему собственному, недосягаемому идеалу. Но в нем и так все казалось безупречным: от отутюженной сорочки до стрелочек на штанах. Даже бабочка на шее у него была повязана ровно, будто по линейке. За тем, как Гриллби старался достичь совершенства, было очень занимательно наблюдать со стороны. Этим-то шутник и занимался в перерывах между едой. И вместо того, чтобы по обыкновению высмеивать чужие слабости, Санс проводил долгие часы за тем, что смотрел, как пламя могло красиво переливаться и трепетать, подчиняясь едва сдерживаемым эмоциям Гриллби. Вот бармен «вспыхнул» от того, что Догами в очередной раз пролил подливку на пол; вот он закончил протирать стаканы и от этого засверкал каким-то особым мягким светом, показывающим его тихую радость; а вот элементаль чуть «потух» и пригорюнился из-за очередной неуплаты счета, от чего его огонь чуть потускнел, будто выцвел. На самом же лице Гриллби подобные перемены не отражались, а только на пламени. Это было очень красиво — даже не передать словами насколько. Кто-то мог бесконечно смотреть на то, как горит огонь и льется вода, а Санс, спокойно попивая кетчуп, мог вечно наблюдать за тем, как бармен изящно двигается, полируя и без того блестящую поверхность столешницы чистой тряпкой. Волшебное зрелище, вы уж поверьте. Особенно если смотреть на разворачивающуюся картину чуть снизу, с той точки зрения, в которой вечно находился Санс, когда сидел на своем излюбленном стуле возле стойки. Гриллби был молчалив, но маленький скелет мог успешно компенсировать этот недостаток, болтая за двоих, порой приправляя свою речь плоскими шутками. Бармен никогда не одергивал и не ругал его за использование глупых «костяных» или «огненных» каламбуров, как это периодически делал Папирус. Втайне ему нравилось, когда шутник называл его не иначе, как «пламенный парень» или «мой пылкий друг». Было в этом нечто особенное, нечто очень личное, что возникало от того, как именно Санс произносил эти слова, будто желая вложить в них капельку своего расположения и привязанности. По крайней мере, самому Гриллби так казалось. А точнее он на это очень надеялся. Он втайне восхищался Сансом — тому, как тот быстро завоевывал симпатию у других монстров, как мог без труда найти общий язык с любым драчуном, как умел без усилий плыть по течению обстоятельств и даже в патовой ситуации находить что-то, над чем можно было посмеяться. Более непохожих существ, чем бармен и его постоянный клиент, еще надо было поискать. Но где еще найти такого же «холодного» и немногословного монстра, не блещущего эмоциональностью, и шутника, у которого не сходила с лица, будто приклеенная, улыбка? Но, как известно, противоположности притягиваются, и странный тандем отношений возник как-то сам собой, без особого труда для обеих сторон. Они привыкли друг к другу и уже не представляли, как можно обходиться без повседневного ритуала приветствия и прощания в темном помещении единственного бара Сноудина. Когда знаешь кого-то достаточно долго, то начинаешь «притираться» к нему, сглаживая углы собственной личности, подстраиваясь под поведение другой. Так и произошло между двумя приятелями. Но на этом дело не кончилось. Постепенно их взаимоотношения стали более близкими, выходя за пределы обычной дружбы. Иногда Санс приходил в бар, когда тот оказывался пуст, и оставаясь наедине с Гриллби, говорил, говорил, говорил… О том, что накипело; о том, что он не мог рассказать Папирусу; о том, что не сумел бы доверить никому, кроме своего молчаливого слушателя, который хранил секреты надежней сейфа. Порой моральная помощь нужна была и Гриллби. Хоть со стороны и казалось, что он достаточно хорошо контролировал свои эмоции и магию, но иногда даже у элементаля происходили «сдвиги». Со всеми ведь бывает, когда «накипит»? И такие моменты Санс научился предвидеть, успокаивая внешне невозмутимого бармена, который находился за секунду до «взрыва». И так продолжалось долго. День за днем, месяц за месяцем, год за годом. Ладно, не так долго, как может показаться. Но как-то раз Санс сильно припозднился — он проштрафился перед Папирусом и потому не спешил возвращаться домой, ибо его там ждал очередной нагоняй. Иногда Гриллби думал, что порой шутник специально делал некоторые огрехи, чтобы потом у него находился повод подольше посидеть за бутылочкой кетчупа где-нибудь в безопасном и уютном месте, выражая крайнюю обиду и возмущение, вместо того, чтобы мерзнуть на посту, впустую глядя на занесенную снегом тропу. Бармен накинул на себя шубу, привычно запер свое заведение и, раскрыв над собой зонт, отправился восвояси. Путь был недалек — нужно пройти всего пару десятков метров. Можно было заночевать и в баре, но элементаль соскучился по уютной постели. Санс увязался следом, благо дома в Сноудине располагались так, что в любом случае приходилось идти по главной улице, прежде чем можно было добраться до своего личного жилища. Так они и брели под прикрытием сумрака, который рассеивался лишь благодаря огню Гриллби. — И как же ты вообще тут живешь? Ну, весь этот снег, холод. Бррр, кость на кость не попадает, даже у меня, — посетовал шутник, без зазрения совести прячась под зонт, который отлично укрывал от снежинок. Санс чуть заметно поежился и начал растирать свои ладони, дышать на заледеневшие пальцы. Даже в карманах его руки за пару минут успели замерзнуть так, что он их уже почти не чувствовал. Кости, не имеющие видимой плоти, быстро остывали, перенимая температуру окружающего воздуха. Не то, чтобы скелету это сильно мешало или доставляло серьезные проблемы, но небольшой дискомфорт от переохлаждения он испытывал. Поэтому Санс попытался хоть немного согреться, смешно подпрыгивая с одной ноги на другую, хлопая себя по бокам, вновь и вновь растирая руки. До дома идти было еще очень далеко — целая улица. Гриллби заметил это, как и то, что Санс опять вышел на улицу без рукавиц, в коротких штанах и в тапочках. И это при том, что в Сноудине всегда сохранялась минусовая температура. Какая же беспечность с его стороны. Словно подслушав мысли огненного элементаля, шутник как можно ближе придвинулся к нему, чуть ли не касаясь друга плечом. — И зачем мне перчатки, если рядом есть тот, кто может всегда СОГРЕТЬ? — заметил коротышка. Он протянул замерзшие ладони к распространяющему уютное тепло мужчине. Гриллби взял их свободной рукой, и Санс тут же перестал выплясывать джигу на месте. — Спасибо, друг. У тебя ГОРЯЧЕЕ сердце. Гриллби чуть сильнее сжал в своей руке маленькие, хрупкие ладони, состоящие из тонких, как прутики косточек. Его пламя вдруг заволновалось, сменило оттенок на более мягкий. Огонь элементаля присмирел, словно отзываясь на движение легкими сполохами, а по кончикам пальцев пробежали озорные искры, как мурашки, точно от соприкосновения с холодной костью пошли какие-то особые реакции. Он отпустил чужие руки и приблизил свою ладонь к лицу Санса. Элементаль осторожно, чтобы не напугать «жертву», чуть надавил на подбородок шутника, заставляя его чуть приподнять голову. Гриллби начал медленно наклоняться к физиономии донельзя удивленного происходящим скелета. Ближе… Еще немного. Настолько близко, что череп Санса даже немного обожгло горячим дыханием элементаля, чем-то похожим на жар, исходящий от хорошо растопленного камина. Облачко пара окутало парочку, так, что теперь их нельзя было даже разглядеть случайному, припозднившемуся прохожему. Гриллби подумал, что теперь можно было наконец-то показать свои чувства, раз наступил настолько благоприятный момент. Огненный мужчина и так слишком долго этого ждал. Один поцелуй. Всего один. Разве он многого требовал? Вот только Гриллби совсем забыл, что у скелетов НЕТ губ, и потому замер на пути к лицу шутника, когда до желаемого оставалось совсем небольшое расстояние. Воцарилась какая-то очень неудобная и продолжительная пауза. И… Куда позволите целовать? В зубы? Серьезно? Может быть, ему лучше нацелиться куда-нибудь выше носовой впадины? Нет, слишком вульгарно. В макушку? Не достаточно личное выражение симпатии. В раздумье огненный элементаль погладил выступающие скулы Санса, которые успешно заменяли тому щеки. — Грилбз, с тобой все в порядке? Тебя что-то беспокоит? У меня что-то с лицом? — сначала спросил Санс, а потом в его глазницах вдруг вспыхнуло неожиданное понимание происходящего. — Ох… Неприкрытых одеждой мест у скелета в верхней зоне оказалось до смешного мало. Как вариант для поцелуя имелась ещё шея, торчавшая из куртки, подобно осторожному зверьку, выглядывающему из норки. Именно её и избрал элементаль в качестве своего первого объекта для «лобызания». Гриллби чуть наклонил голову скелета, хотя впрочем, тот особо и не сопротивлялся, и коснулся его шеи пылающими губами. Неожиданный эффект возник сразу же, как только элементаль дотронулся до холодной кости. По позвонкам Санса пробежались крошечные огоньки, точно нити. Они не обжигали, а будто щекотали его изнутри. Санс издал звук, чем-то отдаленно напоминающий стон. Гриллби тут же отпустил маленького скелета, опасаясь, что сделал ему нечто неприятное. — Оу, — только и мог сказать каламбурщик, округляя и без того огромные глазницы. — Впервые в жизни я не могу достойно пошутить касательно сложившейся ситуации… Хотя… Это было очень ГОРЯЧО. Но мы можем попробовать еще… Эй, Гриллбз, ты куда?! Подожди меня! Ты что-то хотел сказать? Санс выкрикнул последнюю фразу уже вдогонку быстро удаляющейся фигуре, над которой грозовой тучей зависло облако пара. Гриллби даже слегка перегрелся от переживаний. Все сразу пошло как-то не так, как надо. Он хотел признаться, хотел подарить нечто особенное Сансу. Но у него не получилось с первого раза идеально выразить то, что тревожило его на протяжении всего знакомства с шутником. И потому Гриллби предпочел поспешно удалиться. Очень по-английски.