Тройка лучше двойки

Джувия вздрогнула, стоило ей ощутить язык Леона, аккуратно прошедшийся между её половых губ и слизавший остатки спермы. Она физически почувствовала, как внутри неё схлестнулись две волны: дрожи и удовольствия. Неудержавшись, она тут же застонала, в наслаждении прикрыв глаза. Оставшись довольным её реакцией, Леон покрепче обхватил Джувию за бёдра, чтобы будущие инстинктивные рывки её тела не сбивали его с задаваемого ритма и продолжил свою ласку. Сначала он делал всё однотипно: кончиком языка чуть надавливая скользил от клитора и до входа во влагалище, а потом обратно подразумевая под этим самым у себя в мыслях некую разминку, разогрев и для себя, и для девушки. Чего греха таить ему очень нравилось так ласкать Джувию, приятно было ощущать дрожь во всём её теле от его действий, слышать стоны удовольствия. Жаль, что он не мог видеть сейчас её лица, но он верил что оно должно быть прекрасным: раскрасневшимся, с застывшим на нём наслаждением вперемешку с вожделением. Но сожалел он об этом не долго, а лишь пару мгновений после того, как эта мысль пришла ему в голову и не более, потому что перед глазами у него было, что тоже стоило бы его отдельного восхищения. Раскрытые половые губы с манящими складками, желанную рельефность которых он может ощутить кончиком своего языка. Вкус спермы Грея для него был далеко не новым, но вот слизывать её с женского тела, причём желанного ему женского тела, ему ещё не приходилось. И это было довольно интригующе. К тому же с гарниром из женской секреции с чуть кисловатым пикантным привкусом, который добавлял к знакомому ему блюду новых вкусовых ощущений. Ну и совсем уже далёкое от любой гастрономии: увлажнялась она сейчас уже от его действий, и это было… Останавливаться не хотелось. Хотелось только выжать из неё все соки в прямом и переносном смысле. Опустошить, чтобы потом наполнить до краёв. Немного подустав от однообразия, Леон решил сменить манеру своих ласк, став более непредсказуемым. Смену ритма, манеры движений языка и интенсивности ласк Джувия встретила одобрительным глубоким и пробивающим до мурашек стоном. Бастия очерчивал своим языком вход во влагалище, причём старался делать это как можно более аритмично, вращая языком то по часовой, то против часовой стрелки, а иногда наоборот проникая чуть внутрь. Девушка реагировала на это протяжным стоном, а тело инстинктивно пыталось насадиться на язык, чтобы он проник ещё глубже: она подавалась бёдрами вперёд, но руки Леона крепко фиксировали её в одном положении. Когда же он поднимался вверх к клитору, то он тоже сначала непредсказуемо кружил кончиком вокруг да около, а потом надавливал на набухший и налившийся кровью от его действий бугорок и замирал, слушая её вскрик, но язык не убирал, а наоборот его кончиком чувствовал, как по её телу проходит волна за волной лёгких судорог медленно приближающегося оргазма. Или в противовес этому он поддразнивал её языком, чуть касаясь клитора частыми короткими движениями из стороны в сторону и наблюдал за тем, как Джувия извивается и выгибается под его губами. У всего этого набора действий не было ровным счётом никакой закономерной последовательности: он сам не понимал что делает, настолько в голове у него всё смешалось. Происходящее и в правду его дезориетировало: вкус, запах, тактильные ощущения, звуки. Единственное, что хоть как-то помогало ему разграничивать то, что он делает — это абсолютно разная реакция Джувия на то или иное его действие. Локсар вскрикивала, когда он ощутимо надавливал на её клитор, потому что по телу словно проскакивал электрический ток, который аккомулировал где-то внутри неё. Она замирала, чуть вздрагивала и распахивала глаза, инстинктивно запуская руки в волосы Бастии, чтобы отстранить его от себя, потому что продли он контакт чуть дольше и её бы просто разорвало от скопившегося внутри напряжения и из неё посыпались бы искры. Она рвано вздыхала всякий раз, стоило ему поменять манеру ласк. Леон руками чувствовал, как она вся дрожала, периодически содрогаясь от наслаждения, волнами захлёстывавшее её и медленно и постепенно вознося её на свой пик. Прекращать он даже не собирался. Наоборот, он только вошёл во вкус, приноровившись к этому специфическому музыкальному инструменту, играя одному лишь ему понятную мелодию из разного типа стонов, вскриков рваного дыхания в перемешку с его именем, срывавшимся с губ Джувии всё чаще и чаще. И на пресловутую приставку «-сама» у неё просто не хватало ни дыхания, ни сил, ни желания. По ощущениям ей казалось, что то, что сейчас с ней делал Леон было близко к тому, что она сама делала с Греем. Доставляя ему удовольствие, она сама же это удовольствие и испытывала. И сейчас она думала точно так же, потому что никак по-другому действий Бастии для себя она просто не могла объяснить. Все эти неожиданные перепады были для неё пыткой удовольствием. Она вновь почувствовала себя сосудом, наполняющимся истомой и напряжением. И ещё чуть-чуть и её прорвёт. Так и произошло. Её накрыло окончательно. Пиковая волна поднялась от промежности к мозгу по позвоночнику и взорвалась там целым калейдоскопом всевозможных эмоций: от восторга до удовлетворения. А потом на неё навалилось такое расслабление, что руки, которые она до этого запустила в волосы Бастии безвольно опустились, а сама она вся словно медуза обмякла на тумбочке, разомлев окончательно и безвозвратно проваливаясь в блаженное небытие за веками, прикрывшими глаза… Доведя девушку до оргазма, Леон остался доволен собой, поэтому отстранился от её промежности и позволил-таки себе взглянуть на её лицо. Вид сомлевшей от наслаждения и удовольствия девушки удовлетворил его в полной мере, поэтому он облизнулся как довольный кот досыта наевшийся сметаной и приступил к действиям, ради которых пришлось проделать такой расслабляющий отвлекающий манёвр.