***
Из-за дверей покоев принцессы Селестии доносились невнятные крики и болезненные стоны, но королевские гвардейцы словно бы ничего не слышали. Они продолжали стоять на своих местах с каменными лицами, но в душе радовались подошедшему дождю. Впрочем, их радость была скрыта под маской невозмутимого безразличия, но из-за догадок стражи о том, что происходит внутри, она таяла как сахарная вата под дождем. Пару раз они прогоняли слуг, но и только. Больше их никто не тревожил. Цветы на подоконниках нагибались под хлесткими каплями и порывами ветра, а горячая мостовая шипела, как раскаленная сковорода. Жители Кантерлота так и не покинули свои дома, предпочитая остаться дома в тепле и сухости.***
Принцесса Селестия безмолвно наблюдала за тем, как несколько медсестер укладывают сестру на постель. Принцесса была счастлива, что смогла освободить младшую сестренку, но она не ожидала, что та будет в положении. Принцесса пробыла в заточении достаточно, но Селестия даже не предполагала, что этот мерзавец мог с ней сотворить такое. Ей казалось, что он сохранил хотя бы каплю благородства, но, судя по тому, в каком состоянии она видела сестру сейчас, в его сердце поселились лишь разврат и жестокость. Луна закричала, и аликорница тяжело вздохнула. Она будет с сестрой до последнего. Что бы ни случилось, она не оставит сестрёнку одну. А если жеребёнок окажется чудовищем, то Селестия позаботится, чтобы оно никого не покусало… — Держитесь, Ваше высочество, осталось совсем чуть-чуть, — уверенно просила одна из акушерок. — Ещё немножечко. Луна тяжело дышала, пытаясь найти минутку отдыха от раздирающей боли, но удавалось ей это с трудом. Селестия подошла ближе и взяла копыто сестры в своё. — Не бойся, Лулу. Я с тобой. Луна перевела мутный взгляд на сестру. Она умоляла её о чем-то. Аликорница подалась чуть вперед, чтобы что-то сказать, и Селестия наклонилась ближе. — Убей. Принцесса вздрогнула. Слово обдало холодом, будто по спине провели плашмя стальным лезвием, а внезапная молния и гром за окном, добавили ужаса. Дробный перестук капель за окном и звон хрупких стекол заставили Селестию задрожать. Луна последний раз крикнула, и акушерки подхватили на копыта маленький серый комочек, мокрый и верещащий. Принцесса обессиленно упала на подушки, потеряв сознание от боли, а пони с кадуцеем на кьютимарке обмыла и запеленала новорожденного жеребёнка. — Кто? — коротко спросила Селестия, пытаясь совладать с голосом. Она всей душой желала сестре добра, да и отомстить жеребцу ей тоже хотелось, но убить маленького жеребёнка… Способна ли она на это? — Единорожка, Ваше высочество, — тонким голоском проговорила медсестра. — У неё глаза вашей сестры. Селестия осторожно подхватила на копыто спелёнутую малютку и с жалостью и нежностью взглянула на неё. Единорожка прикрыла бирюзовые глазки и почти заснула, причмокивая во сне. Мокрые черные волосики прилипли ко лбу, огибая маленький бугорок рога с двумя магическими каналами, а маленькие аккуратные ушки были прижаты к голове. Принцесса задержала дыхание, аккуратно покачивая маленькую племянницу. Она держала её осторожно, словно хрупкое сокровище, грозящее разбиться от одного неверного движения, и новорожденная единорожка вызывала только умиление и нежность. Не было той ненависти, что обе сестры испытывали к её отцу, не было той ярости, которую испытала Селестия, когда узнала, что случилось с её сестрой. Все эти чувства улетучились, растворились в дожде, хлеставшем за окном. Принцесса чуть заметно качнула головой. Она не сможет этого сделать. Она могла бы убить эту кроху раньше, когда та только выпала на свет, но теперь, когда она тихо сопела на копыте, аликорница не могла даже и помыслить о преступлении. — Как… каким будет её имя, ваше высочество? — робко проговорила медсестра, топчась на месте и нервно дергая носиком. — Или вы… хотите избавиться от неё? Селестия с холодной яростью взглянула на неё. Пони сглотнула, но глаза принцессы тут же потеплели. — Её зовут Шадия. Кобылка кивнула и что-то записала в новенькой тетрадке. Затем она начала помогать своим коллегам убирать воду и пеленки. — Это всё должно остаться в тайне, — проговорила принцесса, покачивая спящую единорожку. — Ни одна живая душа не должна знать о том, что принцесса Луна стала матерью. Никто не должен даже знать то, что она должна была ею стать. Вам это понятно? — Да, Ваше высочество, — синхронно кивнули мед-пони и вскоре удалились. Их место через некоторое время занял капитан королевской гвардии. — Распорядись, чтобы всем, кто хоть краем глаза видел колесницу, стерли память, — проговорила Селестия, стоя лицом к окну. — Никто, кроме Кейденс и Твайлайт не должен об этом знать. Особенно Элементы Гармонии. Приказ ясен? — Так точно, ваше высочество, — отсалютовал Шайнинг Армор. Чуть помолчав, он спросил: — Как принцесса Луна попала в ловушку? Разве она не смогла дать отпор? — Как видишь, не смогла, — Селестия скорбно взглянула на сестру — та лежала на кровати, обессиленная и измученная. Её крылья были потрепаны, а на копытах багровели пятна кандалов. — Я предполагаю, что он лишил её магии, как тебя когда-то. А затем ты, наверное, понимаешь, что он сделал. — У этого единорога нет чести, — с праведным гневом ответил Шайнинг Армор, вскидывая голову. — И никогда не было. — Возможно ты и прав, — Селестия прикрыла крылом сверток у её груди и склонила голову. — Она всего лишь единорожка. Худшее, что мы ожидали, осталось позади. — Это правда, — кивнул капитан. — Но это значит, что большую часть способностей она унаследовала от отца… — Я верю, Шайнинг Армор, — прервала его принцесса, — что её будущее зависит не от того, кто её родители, а от того, как её воспитают. Я не смогла запачкать копыта кровью жеребёнка. А ты сможешь? Жеребец оторопел, но затем помотал головой. — Нет, Ваше высочество. — Тогда ступай и выполни мой приказ. Селестия услышала удаляющийся цокот копыт, скрип закрываемой двери и глухой стук, а затем вышла на балкон. Ночь выдалась лунная, хоть и беззвездная. Что Селестии никогда не удавалось сделать, так это зажечь звезды. Но сестра была слишком слаба, поэтому старшая принцесса решила поднять луну самостоятельно. Окунув новорожденную кобылку в лунный свет, аликорница прошептала со всей нежностью, на которую была способна: — Не бойся, Шадия. Я позабочусь о тебе.