Шадия
С каждым новым днем пещера становилась для Шадии роднее. Она уже могла ходить по ней с закрытыми глазами и не врезаться в предметы. Кобылка любила бегать вокруг горячего озера и пускать пузыри в ванной. Особенно она любила с разбегу плюхаться в воду — это приносило восторг и умопомрачение. Шадия вообще стала мыться гораздо чаще, чем в замке. Здесь её в воде никто не ограничивал — наливай сколько хочешь, и вода была кристально чистой, не то, что те лоханки, в которых сначала сорок других кобылок вымылось. При воспоминании о той ужасно грязной и мутной воде, у Шади сразу начинали чесаться спина и голова. Поэтому она часто ходила грязной несколько недель, а уже потом украдкой мылась в прачечной, пока никто не видит. Так вот она и сидела в ванне, перебирая в копытах мокрую гриву, которая заметно отросла за месяц её пребывания у отца. Да и сама она заметно похорошела: немножко поправилась, чтобы хотя бы выпирающие ребра скрыть, глаза заблестели озорством, которое приходилось держать в узде всё время в замке, а волосы перестали быть такими жесткими и сальными. Челка теперь спадала на глаза, но Шадия закидывала её назад, так же, как отец. Горячая вода приятно омывала шерстку и шею, щекоча в самых нежных местах. Воздух был влажным и горячим от пара, и Шадия сидела в бассейне, как в сауне. Огромные вихры пены вокруг и душистый запах лавандового масла, идущий от лампадки, придавали какого-то уюта, и Шади чувствовала себя абсолютно расслабленной. В такие моменты она невольно сравнивала свою прошлую жизнь с нынешней, и пятнадцать лет, проведенные под тиранией матери, казались далекими и совершенно нереальными, по сравнению с тем, что она испытывала сейчас. Шади была счастлива, что отец забрал её. Ну и пусть он сначала производил на неё впечатление сумасшедшего, зато потом, когда они остались вдвоем, отец показал себя с самой лучшей стороны. А мать? А что мать — по ней Шадия даже не скучала. Во сне она её больше не видела, и кошмары её мучить тоже перестали. Она надеялась, что больше никогда не почувствует на себе этот ужасный пристальный взгляд, терзавший её раньше. «Теперь я под защитой отца, — с удовольствием думала кобылка, в воображении показывая огненному глазу язык. — Он меня от всего защитит. Не то, что мать.» Она подумала, что сейчас могла бы делать принцесса. Обычно в это время дня она кричала на Шадию потому, что та опять что-то натворила. Но теперь единорожки не было там, и аликорница наверняка занималась чем-нибудь другим. «Интересно, она хоть скучает по мне, или наоборот, радуется, что отец забрал меня?» С одной стороны, мать не хотела отдавать её отцу. Но с другой — она так её ненавидела. Быть может, она не хотела её отдавать только потому, что ненавидела отца ещё больше, чем её? «А вот так ей и надо! — мстительно подумала Шадия. — Так жестоко обмануть отца, только чтобы сыграть партию в политику! Это же мерзость! Разве можно так обращаться с теми, кого любишь?» Из потока мыслей её вывело сильное головокружение. Мир перед глазами закачался, а копыта внезапно стали слабыми и безвольными. Единорожку замутило, захотелось очень сильно пить. Шади вылезла из ванной, но ноги подвели её, и кобылка поскользнулась. Затылком она ударилась о каменный парапет, окаймляющий бассейн. Очнулась она от того, что по её лбу стекала холодная вода, а шерстка была такой же мокрой и холодной. Её всё ещё мутило, взгляд было трудно на чем-либо сфокусировать. На животе лежал большой кубик льда. — Желчь Малассы, Шадия, ты очнулась! — голос отца резанул по ушам, и Шади невольно прижала их к голове. Правда сделать ей это помешала ткань, обмотавшая её затылок и ушки. — Папа, — пробормотала единорожка, почувствовав горячее и учащенное дыхание отца, — что случилось? — Ты слишком долго просидела в ванной и перегрелась, — низкий голос отца с хрипотцой звучал строго, но в то же время заботливо. — Чтобы больше десяти минут в такой горячей воде не сидела! Ладно я в ванну пошел и вытащил тебя оттуда, а если бы нет? Шади почувствовала себя очень виноватой. Наверное, такого эффекта пыталась добиться мать, когда отчитывала её. — Прости, папа, — прошептала она. — Я больше не буду, честное слово… Она прикрыла глаза и услышала, как единорог вздохнул. А затем ощутила прикосновение теплого ко лбу. — Не пугай меня так больше, милая. Вот, выпей. Осторожно, холодная. Пей-пей, при перегревах нужно пить много холодной воды. — А что у меня с головой? — спросила Шадия, проглатывая залпом поданную кружку. Питье обожгло горло и язык, а желудок словно превратился в студень. Кобылка передернулась, а жеребец ласково погладил её по мокрым черным волосам. — Ты ударилась об камень. Я когда зашел — там было много крови, думал тебя сначала в капсулу нести. Ты не представляешь, как сильно ты меня напугала. — Прости, — Шади попыталась разомкнуть веки, но её замутило от яркого света в комнате. — Спи, Шадия. И больше так не делай. Единорожка слабо кивнула и заснула. На этот раз ей снилось, что она бредет по какой-то странной дороге, которой всё нет конца. Вдали она замечает отца и радостно бежит к нему. Но, несмотря на её усилия, отец остается всё также далеко. — Шади! — раздается сзади знакомый голос, столько раз повышавшийся на неё, и кобылка оглядывается, содрогаясь. Сзади стояла мать и простирала к ней передние копыта, покрытые чем-то черным и липким. «Кровь» — подумалось Шадии, и она снова побежала вперед. Но чем быстрее она бежала вперед, тем дальше был отец, и тем ближе мать. — Не хочу! — крикнула единорожка, останавливаясь. — Я не хочу к тебе! Ты плохая! Ты всех обманула! ТЫ! — Шадия, — прошептала мать каким-то странным голосом, а глаза её заволокла зелень, — спаси меня. Иди к озеру. Я буду ждать тебя там… — Я никуда не пойду! — завопила единорожка и кинулась в сторону матери, чтобы боднуть её рогом, согнать эту чертову дрянь с её копыт, опрокинуть на землю и бить, бить и бить, пока на копытах не останется багровый оттенок. — Убирайся! Внезапно они поменялись местами: мать и отец. Теперь Шадия неслась на отца, целясь в ему в грудь рогом. Он стоял с какой-то снисходительной улыбкой, которой единорожка никогда не видела, а она судорожно понимала, что не успеет затормозить, чтобы не навредить отцу. «Пусть они снова поменяются! — взмолилась она. — Я не хочу вредить отцу!» — Папа, — крикнула она, пытаясь остановиться, — в сторону! Но единорог остался на месте. Шади изо всех сил пыталась затормозить, но ноги словно не считали её своей хозяйкой. — Папа! — снова крикнула она. — Берегись! До столкновения оставались считанные метры. — ПАПА! — завопила Шадия так громко, как никогда ещё раньше не кричала. Ужасный хруст, хлопок от столкновения двух тел, и жаркое пятно на мордочке с медным запахом. — Папа, — всхлипнула кобылка в последний раз. — Шадия, — прозвучал голос отца, — ты не перестаешь меня удивлять. Кто учится телепортации во сне?***
После открытия её внезапных способностей, Шадия уснула снова. На этот раз отец был рядом, и никакие кошмары её больше не посещали. Шади только изредка казалось, что где-то там стонет голос матери, просящий прийти к озеру. Сквозь сон она услышала болезненный стон отца и странный грохот. Кое-как разлепив глаза, единорожка увидела, что отец лежит на полу, а из его носа вытекает густо-вишневая струйка. — Папа? — позвала Шадия, но ответа не последовало. Она на ватных ногах сползла с кровати и подползла к отцу. — Пап? Единорог молчал, а кобылка не на шутку испугалась. Она подхватила голову жеребца и копытом вытерла кровь. Он дышал, правда как-то медленно и тихо. Было похоже, что он спал с открытыми глазами. — Папа! — упрямо всхлипнула единорожка. — Ты чего? Ну вставай! Папа. Пап. Она ещё раз встряхнула отца, и тот, наконец, отреагировал. Он медленно заморгал, а хриплый и простуженный голос попросил: — Воды… Шадия вскочила с места и схватила телекинезом графин, стоящий рядом с кроватью. Разлив почти половину мимо, она налила воду в стакан и поднесла к отцу. Он чуть приподнялся и жадно прилип к бокалу. Когда он осушил его, Шади взволнованно спросила, что с ним случилось, на что тот ответил: — Магическое переутомление. Если будешь телепортироваться во сне, с тобой так же будет. — Ну что ж, — игриво подмигнула единорожка, успокаиваясь, — зато теперь мы квиты. Единорог недоуменно поднял бровь, а Шади серьезно проговорила: — Ты не представляешь, как ты меня напугал.