Радиация

      Подвал казался слишком захламлённым и тесным. Прыгнув взором сначала на несобранный футон, затем — на икебану, над которой явно поиздевалось время и непременно зло пошутит чья-нибудь нога, Сатоши осмотрел своих приятелей, собравшихся за столом. Подвал был именно таким, каким ему следовало быть в этих обстоятельствах.       — Ну, чего такие кислые мордашки, — поправив халат, Ютаро приспособил на нос очередную белую маску и стал похож на сумасшедшего доктора. — Нам несказанно повезло, что мы здесь оказались.       — Если у тебя есть переносная лаборатория, это не даёт тебе права нести чушь!       Ютаро был не доктором, а, скорее, юным и пока непризнанным учёным. Тем не менее сумасшедшим.       Сатоши усмехнулся и повертел в руках свою визитку: студент университета Т. Нишияма Сатоши. Какого чёрта он тут забыл? Кто его дёрнул сюда тащиться? Нет, волновало не это. Волновало то, что раздавать визитки в этой деревушке, в долине Кисо, было уже некому.       Затолкав ламинированный прямоугольник в карман, студент университета Т. Нишияма Сатоши придвинулся к столу и ради приличия скорчил на лице интерес. Талант — врождённый или нет — и живая мимика помогали блюсти условия, при этом оставаясь себе на уме.       Воздуха в закрытом пространстве становилось всё меньше, электрический свет раздражал. Сатоши мог поклясться, что, будь они сейчас в темноте, молчание бы сказало о большем, чем пустая болтовня. Столько болтовни он в жизни не слышал, сколько наслушался за этот злополучный месяц.       — Ты мыслишь совершенно не как учёный.       — Я в первую очередь человек! — Девичьи глаза широко раскрылись. Она уставилась прямо на Ютаро. — Адекватный.       — Адекватный?       Смех глухо отбился от бетонных стен. Сатоши оторвался от созерцания своих белых таби, заботливо укутавших затёкшие стопы. Хотелось разогнуть ноги и пройтись, от позы «по-турецки» могло и стошнить в конце концов.       Смеялся самый неоднозначный, по версии Сатоши, тип, его одногруппник. А насмеявшись, хлопнул ладонью по столу.       — Умоляю, все адекватные в этом посёлке разлагаются! Видели? Под пятнадцатисантиметровым слоем пепла. А мы… Я бы сказал «выжившие».       Снисходительный и всегда довольный, Шимизу Тацуми во всей красе. Он вернулся к поглаживанию своих отросших волос.       — Ага, это, конечно, меняет дело, а как же…       — Гиппократовский гуманизм отнимает ясность взора, Нацу-тян.       Нацуко, в отличие от Ютаро, действительно училась на врача. И пускай они вдвоём лучше остальных понимали, что творится, ощущение угрозы было присуще в полной мере лишь Нацуко; а в Ютаро если и присутствовало нечто подобное, то жалостливо пищало под гнётом природной, более чем естественной пытливости изощрённого ума.       Ютаро сдвинул с головы на глаза защитные очки и встал.       — Скоро рассвет, нам пора.       Снова они с Нацуко не смогут уснуть, и вовсе не потому, что соскучились друг по другу и не разомкнут стыдливых уст, рук и тел. Каждый из них в силу своих способностей и смекалки поддерживал скатывающуюся жизнь в отрезанном от целого мира районе. Интернет, лекарства и наборы экстренных инъекций, предохранительные костюмы — что угодно можно было в умеренном количестве получить на их «базе». Возможно, Ютаро не был бы так щедр и зарабатывал бы на этом, если бы деньги теперь на что-нибудь годились.       За спасателями закрылась дверь. Тацуми повалился на футон и заложил руки за голову, а Каору, закадычный дружок Тацуми, принялся доедать суп, звучно потягивая из миски тонкую лапшу. Ичиро — ещё один закадычный дружок, но иного типажа, — кажется, опять позеленел и состроил унылую мину, притаившись в пыльном уголке.       Сатоши вновь опустил глаза к мягким носкам и подумал, как здорово носить традиционные вещи, как приятно ступать на чистые татами и как сильно хочется стукнуть тех, кто превратил подвал в камору. В эту поездку он взял с собой всё, что могло бы пригодиться в глубоко японской деревушке, не забыв захватить и собственный японский дух. «С какими бы целями мы сюда ни ехали, оказались в одном дерьме», — подумалось ему, и он в который раз не сдержал улыбку. Ничего весёлого. Да, всё неслось в бездну; да, из тех, кого не эвакуировали, выжили после извержения вулкана единицы; да, спасательную операцию прервали; да, никто больше не надеялся на помощь извне. Но Сатоши забавляла та лёгкость, с которой он принял это в себя как необратимый факт. Он замечал всё те же мелочи, которые заботили его и в прежние времена, когда не нужно было беспокоиться о пище и выживании. Например, какого всё-таки чёрта Каору не снимает обувь, заходя в подвал — в место, где они живут, питаются и спят?       — Ичиро-кун, малыш, тебе плохо?       Сатоши невольно изучил выражение Тацуми: оно всё так же казалось насмешливым, а тон — больше игривым, нежели обеспокоенным.       Игривым? Сатоши отвернулся, встал и решил тоже чего-нибудь перекусить. Уснуть стоило до полного восхода, иначе свет не позволит предаться сну.       Суп оказался недосоленным, кусочек варёной рыбы — слишком маленьким, да и голод не скручивал разбалованный желудок. Зря начал, но из уважения молча проглотил остатки.       На крыльце курил Тацуми, пока Каору пошёл снова попытать удачу и достучаться до хозяина дома, у которого они арендовали жильё. Сатоши, толкая сёдзи своей комнаты, лишь слышал, как Каору дубасит в хлипкую дверь и басит: «Учи-сан! Учи-сан, вы там? Откройте, нам нужно поговорить!» А ещё не менее отчётливо было слышно, как трудно этому парню подбирать вежливые слова. И как он такой умудрялся учиться в университете? По догадке Сатоши, сам Тацуми отправлял на это дело Каору нарочно, чтобы насладиться безобразно неуклюжей речью друга. Такая дружба порой удивляла, а порой… А порой тянуло лишь взять книгу и отгородиться от этого мира насовсем, чем Сатоши и занялся перед сном вместо неудавшейся трапезы.       Его комната не радовала эстетикой, но платил — если бы платил — он за неё всего ничего. Теперь всё самое необходимое свалили именно сюда, перетащив даже старенький холодильник из кухни. Затхлая, тёмная и точно опасная лестница под полом вела прямо в подвал, но этим ходом пользовались редко. Зато, в случае ухудшения внешних условий, выхода на улицу можно было избежать. Да и все, кроме Сатоши, оставались в дневное время под землёй, когда же он предпочитал отдохнуть наедине и пускай в беспорядке и духоте, но по мнимым ощущениям на собственной территории. Острое чувство личного пространства никак не вязалось с его японской кровью. Иногда он напоминал себе гибрида, японца с любовью и благоговением перед родиной, впитавшего в себя случайные, как комбинация тайлов в риичи*, европейские ценности. Сатоши не очень хорошо играл в маджонг, — больше предпочитал го*, — но с удовольствием осознавал глубину этой игры.       На этот раз вниманием завладел вслепую выбранный на книжной полке Мисима Юкио. Шум воды в общей на две комнаты ванной умиротворял: жизнь идёт своим чередом. Было ли это так на самом деле — не столь важно. В конце концов, что может быть необычного в природных катаклизмах? На островах этого полным полно.       За холодильником, по диагонали от уютного футона, что-то затрещало. Сатоши медленно опустил книгу на колени и затаил дыхание. Треск повторился, а за ним — другой неподалёку.       Осмелившись моргнуть, Сатоши встал, глядя под ноги, аккуратно подошёл к подозрительному месту, будто боялся быть замеченным. Отодвигать ветхую холодильную машину желания не было, но под целлофаном, на заваленном всякой ерундой столике, что-то копошилось и если не издавало характерные звуки, то просто шелестело лапками.       Сомнений не было: это опять сумеречные цикады, опять они пробрались внутрь. И кто это такой умный оставил тут опилки? Знакомо пахло кедровой корой. Сатоши мысленно помолился всем ками. Цикады нагоняли на него страх и отвращение, и он, конечно же, не сможет уснуть, зная, что мерзкие насекомые где-то рядом.       Дверь ванной отворилась. Оттуда появился Тацуми в едва запахнутом юката, сменил тапочки у порога — это Сатоши оценил — и выверенным движением поправил влажные волосы. В этот миг Сатоши всё понял.       — Это твои обрубки?       — О, прости, — Тацуми, хмурясь, принялся разгребать бардак на столе, словно не припоминал, что это его рук дело. Стоило расшевелить очаг, как около дюжины цикад расползлись повсюду.       — Как эта гадость сюда попала? — Сатоши скривился и отступил. Перед глазами поплыло, но он не спускал их со звенящих, как колокольчики, серо-коричневых пятен. Тело то тут, то там начало зудеть, и Сатоши лишь рефлекторно изгибался.       — Что они тебе сделали, Сато-чан? — косая улыбка Тацуми выдала его фирменную насмешку. Сатоши лишь закатил глаза и шумно выдохнул. — Ладно, ладно. Виноват. Хотел проветрить тут перед сном, день будет жарким.       — А по-моему, ты хотел, чтобы они тут личинки отложили.       — Пускай, — пожал Тацуми плечами. — Надо же им как-то размножаться. Самый сезон. А замеля радиоактивна.        Сколько нежности, подумалось Сатоши, в голосе этого странного парня.       — Слушай, Шимизу, если ты не знал, они могут переносить грибок. Паразит в их теле, который заставляет их бесконечно спариваться, пока они просто не сдохнут.       — Боишься заразиться?       — Вынеси их! — рявкнул Сатоши и попятился к двери. — Ещё раз посмеешь, я тебя ими накормлю.       — Я не приносил их. Но ладно. Для тебя — что угодно, малыш.       Малыш? «Но я же не Ичиро-кун», — мелькнуло у Сатоши в голове.       Тацуми неоднозначно упёрся взором в его лицо, будто услышал эту фразу. В его кулаке потрескивала парочка неугомонных жуков. После издевательского предложения испытать «невероятную вибрацию» от певчих цикад Сатоши безмолвно выскользнул на улицу, прижимая к груди книгу.       Ичиро тихонько посапывал, свернувшись и заняв край соседнего скомканного футона, — того, что принадлежал Тацуми. В противоположной стороне лениво подбивал подушку Каору. У самой дальней стены, пропитанной влагой, — очевидно, из-за пролегающих за нею труб водостока, — убаюкивающе гудел генератор. Какая роскошь для погасшей деревни. Атмосфера нагоняла сон настолько, насколько это возможно, когда ты природой загнан в тупик наполовину цивилизованного выживания.       Сатоши в ожидании опёрся на кухонную тумбу, ударившись затылком о навесной шкаф, затем со скрипом открыл дверцу и зарылся по локоть внутрь. Словно играя в лотерею, он достал жестяную банку и скучающе её оглядел: холодное латте из автомата. Сойдёт.       В дверях возник Тацуми.       — Прошу в ваши покои, Нишияма-сама, — он демонстративно поклонился, в следующую секунду по подвалу покатился хохот.       Каору не понимал сути веселья, но и не сопротивлялся. Ичиро застонал и накрыл голову подушкой. Сатоши лишь улыбнулся театральности жеста и, открыв банку и сделав первый глоток, расслабленно двинулся к себе.       — Спасибо, — бросил он, поравнявшись с Тацуми и мельком встретившись с ним взглядом.       — Эй, не переусердствуй с кофе!       Сатоши хмыкнул и закрыл дверь. «Хватит уже с меня, Тацуми-кун». Латте приятно холодило горло. На холмистом горизонте золотился рассвет.