***
В последующие сутки было уже не так шумно, как в первые. Мартин и Офелия отдыхали, пели и веселились вместе со всеми, но главное — и днем, и ночью они были неразлучны. Позабыв о бедах, эти двое ловили каждую улыбку и каждый взгляд, чтобы навсегда сберечь в памяти бесценные моменты, проведенные вместе. Здесь, в этом храме, возник их собственный рай. Сидя за столом в своих покоях (хотя теперь они были не только его) Мартин старательно растирал в ступке сушеные травы. Рядом с ним лежало распечатанное письмо от Джоффри, в котором говорилось, что он в пути и со дня на день вернется в храм. Это немного смутило Септима, так как он не знал, какой реакции ждать от грандмастера, когда тот увидит, что Мартин и Фелис теперь ночуют в одной комнате. Наверняка он как всегда просто молча ухмыльнется; но именно этого будущий император и боялся куда больше каких-либо слов. Неподатливая раздвижная дверь с сухим древесным скрипом приоткрылась, и в появившуюся щель лениво втиснулась Фелис. — Ну как, всё хорошо? — поинтересовался у неё Мартин. Простонав, Фил плюхнулась на кровать и свернулась калачиком, точно несчастный мокрый котенок. — Так и знала, что не стоило вчера пробовать эту «особую хаммерфелльскую настойку» Бауруса. Меня чуть наизнанку не вывернуло. Мартин, который выпил гораздо больше Фил и не переставая клевал носом весь остаток ночи, улыбнулся и высыпал размолотое в пыль снадобье в чашу с водой. — Узрите же: могучий герой, поверженный в прах! Оказывается, это было довольно просто. — Перестань! — цыкнула Фил, но всё же не сумела долго сдерживать смех. Мартин сел рядом и протянул ей лекарство. — Пей. Станет легче. Фил села на краю кровати, принявшись бултыхать и рассматривать содержимое чашки (попутно изо всех сил стараясь не обидеть Мартина выражением своего лица). — К приезду Джоффри я буду как новенькая, — имперка зажмурилась и сделала большой решительный глоток. К её вящему удивлению снадобье оказалось куда приятнее на вкус, чем на запах. — И тогда — снова в бой! — Да, да, — добродушно хохотнул Септим. — Ты уж развлекайся, пока есть возможность. Когда мы с тобой поженимся и заведем детишек — у тебя больше не будет времени на геройства. Фелис выпучила глаза и поперхнулась, выплюнув большую часть того, что собиралась проглотить. В этот же момент раздался настойчивый стук в дверь. Не дожидаясь ответа в комнату ввалился Стефан (которого жизнь ничему не учит). — Прибыл грандмастер, ваше величество, — неловко промычал он, старательно не замечая измученную Фил. — Хорошо, — кивнул Мартин после недолгой паузы. — Спасибо, Стефан. Скажи ему, что я сейчас же спущусь. Этих слов бедняга ждал больше, чем горящий лес — дождя. Стоило Мартину моргнуть, как солдата словно ветром сдуло. — Как-то неожиданно, — засуетилась Фелис, поспешив привести себя в порядок. — Не подскакивай ты так, — осадил Мартин. — Утро раннее. Скажу, что ты ещё спишь. — Нет. Хватит, отдохнула. Нельзя нам больше время терять. Позабыв всякое недомогание, Фил со скоростью пумы запрыгнула в свои легкие доспехи, и не дожидаясь Мартина вылетела из комнаты. Тот успел лишь что-то буркнуть ей вслед, держа в руках чашку с недопитым лекарством.***
— Джоффри! — на секунду приобняв грандмастера Фелис нетерпеливо задергалась. — Ну наконец-то. Мы тебя ждали. Ты готов? — Постой, мой юный друг, — засмеялся Джоффри, — не торопись. Дай я на тебя посмотрю. Что-то ты бледновата. Плохо себя чувствуешь? — Немножко захворала, — призналась Фил, тут же отмахнувшись: — Но Мартин меня подлечил. Я в норме. Ты готов? Джоффри снова издал смешок. — Давай дождемся Мартина и приступим, раз тебе так не терпится вернуть Амулет. — Мне не терпится познакомить физиономию Манкара Камо-гада со своим сапогом. Перед ритуалом Мартин и Фелис очень долго разговаривали. Будущий император держал свою возлюбленную за руки, без конца повторяя одни и те же предостережения. Никогда ещё Клинки не придумывали себе занятия с такой охотой: кто пошел тренироваться, кто отправился на стену — лишь бы незаметно ускользнуть из Храма, чтобы так же незаметно приступить к своим делам (и чтобы не вышло, как со Стефаном). Когда зал полностью опустел, Мартин открыл Врата. — Сдается мне — полы потом неделю будем оттирать, — усмехнулась Фелис, глядя на безобразные шипы портала и стуча пальцами одной руки по эфесу своего меча, а другой — по пузатому корпусу лютни, лежащей на столе рядом. Сейчас ей бы хотелось сыграть что-нибудь воинственное для поднятия духа перед уходом, но время стало для неё роскошью, которую больше нельзя было себе позволить. Мартин стоял неподвижно. Он нахмурился и опустил глаза. — Офелия… Взгляд Фелис переместился от Мартина к стоящему у него за спиной Джоффри. Лицо грандмастера было суровым и решительным, и Фил тут же поняла, что такое же выражение стоит прилепить и к своему лицу — лучше всего вплоть до тех пор, пока не кончится вся эта свистопляска с Обливионом. Несмотря на непрекращающиеся попытки отвлечься от тяжелых мыслей воительница где-то глубоко в душе понимала, что время для шуток закончилось. Однако понять и принять — это далеко не одно и то же. Ещё несколько мгновений Фил обеспокоенно глядела на Джоффри, после чего глубоко вдохнула. — Послушай меня, Мартин, — Фелис говорила тихо, положив руки ему на плечи и стараясь смотреть прямо в глаза будущего императора, чтобы всё, сказанное ею сейчас, навсегда отпечаталось в его памяти. Даже если её слова станут тавром и оставят после себя болезненный шрам. — Что бы ни случилось, не забывай, кто ты, и что ты должен сделать. Один раз я уже облажалась, но больше этого не повторится. Я верну тебе Амулет и исполню волю твоего отца любой ценой. Это мой долг. А твой — прежде всего думать об Империи. Пообещай мне, что так и будет. Мартин молча отвел взгляд. Фелис слабо тряхнула его за плечи и потребовала тоном властным и настойчивым, какого Мартину не доводилось слышать от неё прежде: — Пообещай! Скрепя сердце Септим кивнул. Для Фелис этот жест был уже лучше, чем ничего. Закончив нагонять тоску Фил улыбнулась, не в силах противиться привычкам, формирующим её характер. — Ты ещё должен мне экспедицию на Акавир, не забывай! Сказав это она чмокнула Марина в щеку и, тряхнув своей растрепанной рыжей гривой, прыгнула в Рай. Мартин долго смотрел на её расплывающийся в портале силуэт, но внезапно взгляд его зацепился за брошенную у стола вещь.***
«Рай» Каморана оказался именно таким, как его представляла себе Фелис: адом в красивой оболочке. Она успела пройти всего ничего, как вдруг со всех сторон одновременно, — а может, только лишь в её голове — раздался знакомый голос «того самого гада». «Приветствую тебя в своем Раю, смертная, — эхом прогремел гордый хозяин этого места. — Не стесняйся, осмотрись». — Каморан, — произнесла Фил без какой-либо тени почтения, но издевки ради последовала за его приглашением и небрежно огляделась по сторонам для вида. — Миленько тут у тебя. Вот только гниль сочится отовсюду, что никакой магией не скроешь. Но ты честно старался. Манкар пропустил её реплику мимо своих вездесущих ушей. «Не думал, что ты осмелишься привести компанию, и обречь её вместе с собой на верную гибель. До чего бессердечно для благородного спасителя мира». На миг Фил растерялась, даже оглянулась. — Хотела я взять с собой лошадь, да только твои друзья мне перед смертью нашептали, что ты животных не любишь. Так что я не хотела показаться невежливой и пришла к тебе в гордом одиночестве. Хотя теперь я позволю себе заметить, что у тебя проблемы со зрением… или с чем там ещё? Манкар Каморан долго молчал, и Фелис почти воочию видела его озадаченное лицо. Она почувствовала себя неловко. — В общем, я иду к тебе. Грей чай, доставай кексики. Каморан ещё долго сопровождал её своими речами; его слова копошились в голове подобно мерзким личинкам, искажая мысли, путая местами правду и ложь, сбивая с толку. Фелис по-прежнему шла вперед, встречая на пути несчастные обезумевшие души, но с каждым новым словом слуги Мерунеса Дагона она теряла сосредоточенность, в задумчивости то и дело сходя с тропы. Туман обволакивал её разум. Но Амулет Королей был маяком в этом тумане. Он не давал Фелис окончательно забыть о своей цели, снова и снова возвращая её на тропу. В конце концов Фил осознала слова Каморана не как собственные мысли, но как речи безумца и одно из испытаний, которое всего лишь нужно выдержать. Голос Манкара наконец утих, и яд выветрился из мыслей вслед за ним. Вспоминая о Клинках, Уриэле, Мартине, и о своей милой Морковке, Фелис продолжила путь с новыми силами. Когда на пути воительницы встретился дремора (надо сказать — абсолютно несносный), Фил сделала для себя одно не слишком приятное, хоть и не первое подобное по счету открытие. Она забыла меч. Снова. Пока дремора хохотал над уморительным видом смертной, сжимающей в руках лютню, Фелис, не растерявшись, обрушила на демона всю силу музыки — буквально. От удара о рогатый череп лютня разлетелась в щепки, глядя на которые Фил едва не разревелась. Этот инструмент был с ней со времен её гильдейских похождений, когда она ещё подростком бродила по южным землям в сопровождении своих остроухих, пушистых и чешуйчатых друзей, абы-как подыгрывая их нескладному пению на этой самой лютне. Теперь она была уничтожена. И хоть Фил не нашла бы виновного, не взглянув в зеркало, ярость, сдавившая ей глотку, обвинила во всём лежащего без сознания среди щепок дремору. Фелис добила демона его же оружием. Оставшийся путь, когда Манкар Каморан ещё предпринимал попытки заговорить, Фелис перебивала его (не то искренним, не то напускным) нытьем о судьбе своей драгоценной лютни. Она то хныкала, то впадала в бешенство и орала так, что в пещерах вибрировали стены. После смерти дреморы со скрипучим как ржавые ворота хохотом, Фил назначила Манкара ответственным, помимо прочих, и за это несчастье. Затем, то ли от недостатка воздуха, то ли от жгучей и беспомощной обиды, Фелис снова стало плохо, и она согнулась пополам. Недопитое зелье Мартина, если бы умело, сейчас наверняка бы злорадно рассмеялось. К счастью Фил не пришлось долго мучиться, поскольку её неожиданный компаньон (которого, как она поняла, и имел в виду Манкар) мигом её подлечил. Теперь дело оставалось за малым. — Прикончить, наконец, этого гада, — приговаривала Фил, подступая к дворцу, — и дело с концом. Битву Фелис запомнила плохо. Манкара Каморана, его детей, а после — и их трупы она видела сквозь мерцающую и расплывчатую, как водная рябь, пелену магических щитов. Щиты окружали её и после смерти нового товарища-мага, и во время обвала, когда страх приковал её к месту. Камни глухо ударялись о резонирующий барьер, падая и окружая Фил. Подобно магическим щитам её обволакивал странный, успокаивающий хрустальный звон и прекрасное пение остроухих, пушистых и чешуйчатых друзей. Следующее, что она увидит — как Мартин вместе с Баурусом и Стефаном, держащим длинные узорчатые ножны, пытаются привести её в чувства. На сжатом окровавленном кулаке, поднятом из последних сил, повисла тяжелая золотая цепь. Фил улыбнулась тому, что снова имеет возможность подтрунить и позлить последнего Септима. — Наденьте Амулет, ваше величество.***
Как только Мартину удалось поставить Офелию на ноги, они отправились в Имперский город. Фил много раз представляла себе, как однажды приведет туда Мартина и будет с гордостью местного жителя водить его по вымощенным улицам, рассказывая обо всём вокруг, и как он будет глазеть по сторонам, ловя каждое её слово. Теперь, когда она, полуживая, въехала в город, сидя на лошади перед Мартином, словно кисейная барышня, этим наивным фантазиям пришел конец. У неё не было сил не то, что говорить о городе: она с трудом оставалась в сознании, а Мартин совсем не смотрел по сторонам, пытаясь вместо этого удержать Фелис на лошади. Ещё ни разу со времен заключения в имперской тюрьме она не чувствовала себя такой жалкой и обессиленной (будучи сейчас такой же бледной, как в те дни). Ранений не было, но путешествие в Рай, как предположил Мартин, комплексно истощило Офелию. Воительница проклинала себя и эту взявшуюся из ниоткуда слабость. Глядя на неё, такую хрупкую и до такой степени ослабленную, что она едва стояла на ногах, Мартин впервые почувствовал, что теперь он в ответственности за это нежное, дрожащее от холода создание, и что от него зависит её жизнь и безопасность, а не наоборот. Он не знал города, поэтому не потерявшись мог дойти лишь до видимой даже слепому Башни Белого Золота. Там, как он решил, ему помогут быстро отыскать для Фелис лекаря, в то время как он сам отправится в Храм Единого и зажжет Драконьи огни. Когда Мартин вошел в имперский дворец, Фелис, дрожащая и белая, как мраморная статуя, была передана в заботливые руки канцлера Окато, который, как и надеялся молодой император, обо всём позаботился. — Не смей уходить без меня, — старательно выговаривала Фил, собирая в интонации всю оставшуюся строгость (и внятность) и пытаясь не сильно опираться на канцлера. — Я должна быть там. Должна… видеть… Твой отец… Я обещала… — Не переживай, мой юный друг, — не дожидаясь ответа Мартина произнес Окато, глядя на Фил и спокойно улыбаясь. — Ни он, ни Огни никуда не денутся. Нам с императором ещё предстоит обсудить некоторые вещи перед тем, как отправиться в храм. А до тех пор ты должна отдохнуть и прийти в себя. Фелис мужественно кивнула и удалилась вместе со своевременно прибывшим придворным лекарем. Мартин с благодарностью посмотрел на Окато и понял, что ему не удалось бы найти слов лучше. Конечно, медлить было нежелательно, но после всего, что произошло за последнее время, император и сам не позволил бы себе возжечь Огни без Фелис. Потому будет лучше подождать сейчас, чтобы во время этого торжественного момента она не свалилась в обморок. — Очаровательна, — заключил канцлер, провожая её взглядом эксперта в подобных вопросах. — Ростом не вышла, но прелести не лишена. Мартин изогнул бровь. — Извините? — За такую, — поспешил объяснить канцлер, — я бы само время с ног на голову перевернул. Однако мы отвлеклись. Пройдемте в зал, ваше величество. После долгих обсуждений и бесед с канцлером, император, уставший, но сохранивший решительный настрой, наконец освободился и мог проведать Фелис. Однако та почти сразу после ухода пожилого альтмера появилась в зале Совета собственной персоной — бодрой и порозовевшей. Ещё какое-то время слегка кружилась голова, но причиной этому, скорее всего, были крепкие объятия Мартина. Так они и стояли, одни, в безмолвии, зная, что давно пора идти, но отчего-то не двигаясь с места. Мартин гладил её мягкие рыжие волосы, а Фелис прижималась к его груди, накрыв ладонью Амулет Королей. Каждый хотел что-то сказать, но ни один не смел нарушить эту священную тишину. Они общались на ином, неизвестном и неслышном никому языке, который знали со дня их первой встречи. Их прервал канцлер Окато, влетевший в зал вместе с имперским легионером, запыхавшийся и встрепанный. Его лицо исказил ужас.