Драконье Сердце

      — Офелия!       Стоя под самыми стенами Храма Единого Мартин рванулся вперед, чтобы схватить мечницу за руку и затащить её внутрь. Это удалось ему без дюжих усилий, так как Фил всё ещё была слаба после своей хвори, и к тому же из-за внезапности потеряла равновесие.       — Кто-то должен его задержать, он же всех там перебьет! — брыкалась Фелис, пытаясь вырвать своё предплечье из рук Мартина.       — Он итак почти всех перебил, — протестовал император. — Я не допущу, чтобы и ты оказалась в числе жертв!       — Зажги Драконьи Огни один. Я нужна там.       — Ты едва держишь в руках меч!       Снаружи доносились леденящие душу крики, бушевал огонь. Небо и земля раскалывались на части. Всё это произошло за какую-то четверть часа, и казалось не более, чем страшным сном. Однако порванная одежда, израненные тела и ссадины на лице были настоящими, как были настоящими и вторжение в город полчищ даэдра, и разрушенные дома, и сотни трупов на улицах, и Мерунес Дагон. Мартин был прав — Фелис слабо держала меч. Сейчас она всей душой ненавидела и себя, и эту треклятую слабость. Если бы не Мартин, она наверняка не добралась бы до храма даже по кусочкам.       — Фелис…       Несмотря на всё то, что творилось вокруг, перед императором всё ещё была Офелия — та Офелия, которую он знал. А посему знал он и то, что даже сейчас — тем более сейчас — ему не удастся сдерживать её долго. Он вспоминал слова Джоффри. Она привыкла бросаться в самое пекло. И уже ничто не могло отнять у неё эту привычку. Было слишком поздно для таких перемен. Он понял это, глядя на ту, что постоянно забывала свой меч, но всё же возвращалась живой. Ту, чья удача могла однажды закончиться. Он понял. Хоть это и было больно.       — Было время, когда я отчаянно пытался найти спасение. Спрашивал себя: почему из всех девушек именно она? Ведь я всегда буду скован страхом за твою судьбу. А ты никогда не перестанешь рисковать и причинять мне этим боль.       Фелис настолько ужаснули эти слова, что на мгновение она закрыла рот руками. Она шагнула к Мартину, мотая головой, и взяла в руки его перепачканное кровью и сажей лицо, повторяя его имя. Только тогда Мартин понял по её полным слёз глазам, что она, так же, как и он сам, была готова возложить всё, в том числе и свой прежний уклад жизни, на алтарь их любви. Но он не мог принять эту жертву, не сделав свою любимую несчастной. Не сделав её той, кого бы он перестал узнавать.       — Но надо мной, — он взял руки Фелис, всё ещё гладящие его саднящие щёки, закрыл глаза и как можно плотнее прижался к ним — теплым, огрубевшим от вечного трения рукояти меча, и самым родным из всех, что он когда-либо ощущал, — ничто кроме этого не властно.       Он уже не чувствовал её умоляющих поцелуев, не слышал криков о том, что нужно спасти город, что нужно бежать к Драконьим Огням, а всё остальное может подождать. Перед ним больше не было измученной и перепуганной воительницы, вымазанной в демонической крови вперемешку с собственной. Перед ним была совсем юная девочка с наморщенным от широкой улыбки веснушчатым носиком и лютней за спиной. Её отчаянные крики превратились в пение и звонкий смех, она подергивала круглыми плечиками, ежилась от холода, листала книги о драконах, точила меч, мечтала, глядя на горы, и брезгливо выковыривала ягоды из кекса. И улыбалась. Ему, и только ему на всём белом свете и за его пределами. Как друг. Как возлюбленная. Как жена.       — Ты та, ради которой я готов перевернуть само время.       В следующий миг стены Храма Единого были снесены громадным топором Мерунеса Дагона.       Он ввалился внутрь храма, перешагивая через обломки и поднятые ими клубы пыли. Мартин и Фелис осознали, что как бы не торопились, как быстро бы не бежали к Огням — они не успели бы возжечь их, и оба погибли бы напрасно под ударом секиры или под обломками. Лишь чудом сохранился в относительной целости самый первый уровень храма, где находились Император и его Клинок.       Мартин улыбнулся Офелии. Конопатая девчушка с книгой о страже Ремана Сиродила до сих пор стояла перед ним и глядела на него своими огромными глазищами. «Скажи, Мартин: ты мне друг?» «Я могу тебе доверять?»       — Ты ведь знаешь, что можешь…       Он закрыл глаза. И всё закончилось: так же быстро, как и началось.

***

      Разбив Амулет Королей последний Септим стал тем, кто смог дать отпор Мерунесу Дагону. Позже станут говорить, что он явил себя воплощением самого Акатоша. Но для Фелис он предстал воплощением данного ей обещания.       Разбив Амулет Королей он исполнил мечту всей её жизни.       Но сердце её разбилось вслед за ним.       Мерцающее желтое пламя развеялось, и даэдрический Принц Разрушения исчез, вернувшись побежденным на свой план бытия. Золотой дракон, опустив голову, тяжело дышал. Лишенная чувств Фелис приросла к земле. Только сейчас она поняла, что произошло, и одинокая слеза выкатилась из неморгающих глаз.       Дракон склонился к ней, и она протянула к нему дрожащие руки. Издав глухой скорбный рокот он коснулся носом её ладоней, и открыл глаза, полные печальной небесной синевы, в которых всё ещё узнавался Мартин. Оторвавшись от Офелии он выпрямился, раскинул крылья и неистово взревел, тотчас обратившись в камень.       По иссушенной пожарами пыльной земле прошел дождь: последний плач старой эпохи.

***

      Ежемесячное возложение цветов к ногам статуи, проводимое вот уже шестой раз, успело стать одной из тех традиций, которые никогда не пропускают. Для того, кто её для себя придумал, она стала первой и единственной такой традицией.       Сегодня минуло ровно полгода с того дня, как последний Септим предотвратил Кризис Обливиона и спас мир от даэдра. Все титулы, звания и почести, которыми жители награждали загадочного чудом выжившего друга императора, не отвлекали его самого от правды — от того, кто на самом деле являлся героем. Всё это предназначалось ему. Тогда, сейчас, и впредь.       В Храме Единого никогда не было пусто: всегда находилась горстка горожан, которые либо проводили там по полдня, либо наносили краткие визиты, чтобы тут же исчезнуть в поисках того, кому можно было бы об этом рассказать. Однако граждане, что находились там, оставались незамеченными для того, кто приходил сюда каждый месяц в один и тот же день. Впрочем, и ежемесячный визитер оставался здесь неузнанным.       Наконец девушка присела возле статуи, утомлённо выдохнув. За спиной, как всегда, не умолкали болтуны:       — Как дела, что интересного?       — На Арене появился новый чемпион! Некто по имени Драконье Сердце.       Она улыбнулась. Да. Тогда, сейчас и впредь. Всё это — твоя заслуга…       — …ваше величество.       Фелис подняла голову к защищавшим её от полуденного солнца крыльям, поглаживая большой каменный коготь статуи.       — Здравствуй, Мартин.       Побеседовав с другом Чемпионка Сиродила как всегда закончила в тот момент, когда горло начинала сжимать удавка подступающих слез. Она посидела в молчании ещё немного, дотрагиваясь до осколка красного камня, что висел у неё на шее, затем встала, чуть покачнулась и охнула. К ней тут же подпрыгнул каджит, предоставив опору.       — Всё хорошо? — убедился он, придерживая женщину за локоть.       — Да, спасибо, — кивнула Фил и звонко рассмеялась, одной рукой придерживая живот. — Нелегко привыкнуть к постоянно растущей тяжести.       Каджит учтиво проводил её до выхода, где она остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на дракона. Каджит сделал то же самое.       — Уверен, боги благословят вашего малыша в это нелегкое время, — промурлыкал он. — Скажите, а мы с вами не встречались раньше?       Он посмотрел на то место, где стояла женщина, но увидел лишь захлопнувшиеся двери.       Фелис покинула Имперский город и вышла в конюшни, где её ждала, потряхивая каштановой гривой, верная боевая подруга. Лошадь стала той единственной частичкой жизни, которая связывала Фил с её прошлым и в прямом и переносном смысле помогала ей идти дальше. Тяжелый живот больше не позволял ей ездить верхом, но Морковка, прошедшая с ней всё от начала до конца, до сих пор всегда была с ней, подстраивалась под непривычно медленный шаг своей хозяйки и приглядывала за ней своими большими умными глазами.       Имперка угостила свою подругу хрустящей морковью и вместе они вышли на дорогу. Фелис вдохнула ставший влажным воздух и закрыла глаза. Когда-нибудь по этой дороге пройдет и её ребенок. Она видела. Она знала.       А сейчас им обоим предстояло отправиться в новую эру.       Чемпионка Сиродила посмотрела вперед.       Впереди была жизнь.

Меня зовут Джоффри. И я знал людей, которых мало назвать героями.