Максвелл обхохочется

- Что случилось? – Уилсон уже ждал их в лагере. Судя по всему, больное плечо не дало ему по-настоящему разгуляться среди пауков, и учёный, наставив ловушек для членистоногих, был вынужден уйти в лагерь. Хорошая идея – ближе к вечеру из кокона валило всё больше пауков. То, что было незаметным в игре, в реальности могло стать критичным. С больным плечом учёный вряд ли бы отбился от всего паучатника. - Я не знаю, - честно ответил Уинстон, аккуратно сгружая бессознательную тушку у кострища. Всё ещё было светло, и между холодными, почерневшими с внутренней стороны, камнями лежал только пепел. Даже новое топливо ещё не закидывали. – Она собирала цветы, потом внезапно закричала и упала на землю. Я кинулся к ней, - пока бегун рассказывал, его спутник внимательно осматривал лежащего человека на предмет повреждений. – Сначала ей вроде даже полегчало, по крайней мере, она меня слышала. Она успокоилась, а потом отключилась. Ты знаешь, что с ней? – Уилсон знал если не всё в этом мире, то очень и очень многое. Хиггсбери выживал так долго, что знал многое не хуже создателя мира, Максвелла. Но с таким учёный никогда не сталкивался, поэтому он качает головой, признавая своё поражение перед лицом неведомого. Он не знает. - У неё нет физических повреждений. Думаю, что-то повлияло на её рассудок, - мужчина задумался, устроившись рядом с кострищем. – Очень резко повлияло. - Да, она вела себя так, словно внезапно увидела Кошмаров, - подтвердил предположение бегун. Это объясняет крики. Хотя… Это всего лишь ощущение, но Уинстону кажется, что кричала девушка не от страха. Скорее от боли. Резкой и сильной боли. В любом случае, ничего не делать нельзя. Если это действительно подступающее безумие, то в темноте Линде станет только хуже. – Я отнесу её в палатку. - Хорошая мысль, - одобрительно произнёс Уилсон. На его памяти был только один случай, когда выживающему удавалось так резко и сильно посадить рассудок. Миссис Уикерботтом, прибегая к магии одной из своих книг, жаловалась на аналогичный эффект. Резкая головная боль, порой слегка покачивает, внутреннее опустошение, тяжёлая усталость, гудящая и ноющая голова. Книги были способностью пожилой библиотекарши, строго говоря. Вполне вероятно… - Это влияние её способности, - вынес вердикт Уилсон. Уинстон, как раз вышедший из палатки, удивлённо взглянул на спутника. - Её способности? – брюнет подошёл к кострищу, начал привычными, доведёнными до автомата движениями разводить огонь. Скоро стемнеет, пора озаботиться светом. Конечно, это мог бы сделать и Уилсон, но бегун не хотел бы, чтобы учёный лишний раз беспокоил своё плечо. К слову, повязку пора сменить. - Она упоминала, что может «видеть параметры», - процитировал девушку мужчина, нахмурившись. – Чёртов Максвелл! – в глазах Уилсона вспыхнула такая искренняя незамутненная злость, что Уин неловко отвёл взгляд. Уилсон ненавидит Максвелла за то, что демон создал этот мир и затащил в него Уилсона. Уинстон не знает других миров. Поэтому, наверно, он и не может разделить пылкие чувства соратника. Это заставляет бегуна чувствовать себя неловко. Хиггсбери резко поднимается и начинает торопливым шагом нарезать круги вокруг кострища с разгорающимся огнём. Уинстон не может отделаться от мысли, что одновременно с тем, как пламя разгорается между камней, похожее обжигающее пламя вспыхивает в душе учёного. - Я должен был догадаться! – негодовал и сокрушался Хиггсбери, не замедляя шага. Бегун попытался было определить, чего больше сейчас в Уилсоне – негодования или досады, - но плюнул на это тщетное занятие. Уилсон же не унимался. – Этот демон ничего не делает просто так! Он всегда даёт что-то, а потом берёт в десятки раз больше! Этот… Этот тщеславный, эгоцентричный, жестокий, совершенно не умеющий ценить… - …чужие жизни подлец, - завершил за Уилсона тираду незнакомый голос из темноты. Учёный замер. Уинстон озадаченно изучал новый запах. Кажется, это табак. Хороший, дорогой табак с довольно приятным запахом. В этом мире такого нет. – Вы не поверите, мистер Хиггсбери, но я прекрасно знаю все свои качества и не нуждаюсь в напоминании, - высокий мужчина в дорогом костюме вышел на свет, усмехаясь. Небрежно стряхнул пепел с сигареты на траву. Развернувшийся Уилсон жёг, сверлил, кромсал его взглядом, исполненным мрачной ярости. Весь его вид немо спрашивал, как это исчадие ада посмело прийти в его лагерь после всего произошедшего. Максвелла его взгляд ничуть не беспокоил, а Уинстона чуть не передёрнуло, стоило только представить, что Уилсон, например, посмотрел бы таким взглядом на него. Повисла пауза. Уинстон с интересом рассматривал нежданного гостя, Максвелл курил и не проявлял внимания к кому-либо из брюнетов, Уилсон выжидал. Не дождавшись ничего, учёный нарушил тишину. Присутствие Максвелла напрягало и раздражало, Хиггсбери предпочёл бы избавиться от ненавистного посетителя как можно быстрее. - Зачем ты сюда пришёл? – он не рад, совершенно не рад видеть своего врага. Он был бы рад всадить топор в шею Максвеллу, залить дорогой костюм кровью тщеславного эгоиста, считающего себя в праве ломать человеческие жизни и издеваться над людьми. Но это будет бесполезно. Здесь, в это мире, его творец, его демон бессмертен. Уилсон сжимает кулаки так крепко, заставляя себя оставаться на месте, что пальцы немеют. - Проведать, - демон выпускает облачко дыма. Дым принимает форму самого юркого кошмара – Скитса, а затем развеивается. Уинстон зачарованно следит за этим. – Захотелось посмотреть, как там справляются мои дорогие выживающие. - Отлично справляемся, но уж точно не твоими заботами, - ядовито огрызнулся Уилсон. Почему этот демон всё ещё тут? Почему не исчез, бросив парочку ехидных фраз в своей обычной манере? Как же он раздражает Уилсона. Это живое напоминание о собственном провале, виновник всех его бед. На Максвелла тон учёного не возымел ни малейшего эффекта. Демон ткнул сигаретой в сторону палатки, где спала Линда. - По её состоянию не скажешь, что вы отлично справляетесь, - замечает Максвелл. Уилсон всё ещё держит себя в руках, хотя по напряжённому виду очевидно – даже такая сдержанность ему даётся крайне нелегко. Будь его воля, он бы топором выгнал Максвелла из своего лагеря. Но пока он держится, и неизвестно, насколько ещё хватит его терпения. - Что тебе нужно, Максвелл? – цедит Уилсон. Он как-то незаметно пригнулся к земле, совсем чуть-чуть, и всё же это вместе с яростным взглядом придаёт ему неуловимое сходство с разъярённым зверем, готовым в любой момент кинуться на противника. Равнодушное спокойствие позы Максвелла при этом выглядит несколько неуместным. Поразительным и неуместным. – Ты никогда не приходишь просто так. Какой ещё неприятный сюрприз ты собираешься преподнести мне? – ненависть рвётся наружу, оплетает каждое слово огненной змеёй, наполняет смертоносным ядом. Если бы это было материально, от Максвелла уже не осталось бы даже праха. - Откровенно говоря, никаких сюрпризов. Только хочу заметить, что в этот раз игра пойдёт по всем правилам, - усмешки как не бывало. Демон стал предельно серьёзен. – Если вы выиграете, все пленники этого мира окажутся на свободе. Но для этого вам придётся кое-что сделать. - И что же? – напряжённо спрашивает Уилсон. Он не верит ни единому слову Максвелла. Он вообще не доверяет своему врагу, и едва ли это можно поставить ему в упрёк. - В тот момент, когда кто-то из шести игроков команды выживающих умрёт, игра будет проиграна, - Максвелл затянулся, выпустил ещё одного дымного Кошмара. В этот раз – Ползучего. – Список игроков: Уилсон, Уинстон, Вернер, Уолтер, Вильгельмина, - короткий взгляд в сторону палатки, – Линда. Предыдущий список, включающий в себя твоих старых знакомых, приятель, давно аннулирован, если тебя это интересует, - демон окидывает Хиггсбери взглядом. – В тот раз вас подвёл мим. Он умер, и игра была проиграна. Я даю тебе второй шанс, хоть и не положено оставлять старых игроков. Провалишь и его – убью к чертям собачьим, - неожиданно жёстко заканчивает Максвелл. – И, поверь, все предыдущие смерти покажутся тебе лёгким концом фильма, приятель. Удачи. И вновь уходит в темноту. Несколько секунд проходят в тяжёлом молчании. - Что будем делать, Уилсон? – бегун ждёт от него ответа. Учёный знает, что в таком состоянии, в котором он находится сейчас, ему нельзя принимать решения. - Возьми еду из холодильника и отправляйся спать. Я посторожу костёр, - Хиггсбери опускается на землю рядом с кострищем. Уинстон послушно отправляется к холодильнику. Достаёт оттуда фаршированный баклажан в обычной миске из кожи свиньи, после чего ставит миску на камни так, чтобы её содержимое нагрелось. - Тебе надо сменить повязку, - бегун аккуратно касается больного плеча. Уилсон безучастно кивает – его мысли уже ушли далеко отсюда, не желая мириться с излишней эмоциональностью сосуда. Уинстон снимает уже бесполезный старый бинт и накладывает новый. Раны Уилсона заметно подзатянулись. Хороший знак. Пока Уинстон возился со спутником, баклажан уже нагрелся, поэтому бегуну оставалось только поесть и уйти спать, пожелав учёному доброй ночи. Хиггсбери всё так же отстранённо пожелал доброй ночи в ответ. Ему надо посидеть в одиночестве, успокоиться и подумать. Способность Линды сильно снижает её рассудок. Девушке надо научиться контролировать это, иначе они будут обеспечены или трупом сумасшедшей, или огромным объёмом топлива ужаса. Конечно, если это подчинить разуму, её способность может принести много пользы. Но пока что это лишь дополнительный фактор опасности. Кажется, в ближайшее время новенькой придётся спать в палатке каждую ночь, иначе у Уилсона просто не хватит зелёных грибов для поднятия её рассудка. И вообще лучше перестраховаться. Безумие – штука крайне неприятная. - Крайне, - пробормотал себе под нос страж костра. Взял ветку и пошевелил ею куски дёрна, лежащие в огне вповалку. Пламя затрещало веселее, на учёного повеяло жаром. По ночам было довольно прохладно, так что Уилсон охотно подставил живому теплу руки и лицо, наслаждаясь им и понемногу успокаиваясь. Огонь не действовал на него столь же благотворно, как на Уиллоу, но всё же было в весело потрескивающем кострище нечто уютное и безопасное. Особенно когда над тобой смыкается плотный купол тьмы, и огонь – единственное, что удерживает темноту и её обитателей на расстоянии от тебя. Максвелл пришёл, поболтал, даже соизволил ответить на вопросы Уилсона, и ушёл. Словно так и надо. Хиггсбери почувствовал прилив раздражения, стоило только вспомнить о демоне, испортившему ему жизнь. О, и знатно испортившему, надо признать! Своё дело Максвелл знал – жизнь незадачливого учёного превратилась в ад. Уилсон раздражённо пнул камушек – тот отлетел прямиком в огонь. И всё же. Учёный не так уж плохо знал этого демона. Максвелл вряд ли пришёл бы просто поболтать, чтобы раздразнить Уилсона. Максвелл слишком высокомерен для такого. Значит, в его словах был какой-то смысл. Зачем ему помогать? И ещё кое-что. Имена всех попавших сюда начинаются на «W». Всех, кроме Линды. Хотя, наверно, она просто представилась вторым именем. Да, скорее всего, так и есть. Зачем Максвеллу им помогать? Он поставил условие для освобождения. Никто из выживающих не имеет права погибнуть, если они хотят выиграть. Значит ли это, что проклятый демон хотел просто раззадорить их? Заставить бороться за жизнь ещё упорнее, дать иллюзорную цель, а потом посмеяться над их жалкими, априори тщетными усилиями? Хиггсбери не понимал. Отчаянно, решительно не понимал мотивов Максвелла. Такое чувство, словно что-то изменилось. Максвелл изменился, его отношение к «игрушкам». Он всегда был цинично-насмешливым, ставя себя заметно выше учёного, так что мало какие фразы Уилсона залетали на такую высоту. Но не сегодня. Что же изменилось?.. - Матерь Небесная… - донеслось бормотание из палатки. Уилсон обернулся, уже ожидая увидеть Линду.

***

Голова болела. К счастью, мне было и в десятую часть не так паршиво, как днём. Однако выползла из палатки я всё равно с трудом. - Матерь Небесная… - как же болит голова. Во всём теле небольшая слабость. Но в целом мне заметно полегчало. Не мутило, и стоять я могла сама и прямо. Уже хорошо. Снаружи было темно, если не считать света от костра. У кострища сидел Уилсон. Уинстон, видимо, ушёл спать. - Добрый вечер, - поздоровался учёный. Очевидно, он был чем-то сильно раздражён. Ох, не удивлюсь, если это из-за меня. Я же там потеряла сознание. Уинстон, наверно, испугался и притащил меня в лагерь. А я даже объяснить ничего не могу – самой бы знать, что со мной произошло. Знаю стопроцентно только одно – мне было очень больно. Кто бы мог подумать, что огромные объёмы информации могут разрывать голову практически в прямом смысле. - Добрый вечер, - вздохнула я, щурясь из-за яркого света. Хотелось есть. Очень хотелось есть. Я положила ладонь на живот, пытаясь его немного утихомирить. Рассудок – 220 единиц. Максимальный – 250 единиц. Примерно – 90 процентов. Здоровье – 118 единиц. Максимальное – 120 единиц. Примерно – 100 процентов. Сытость – 3 единицы. Максимальная – 150 единиц. Примерно… Я не досмотрела. Желудок буквально скрутило спазмом – организм требовал топлива в экстренном порядке. Я выгребла из мешочка на поясе очередную горсть ягод и проглотила их, почти не жуя. Немножко легче. Сейчас где-то 15 единиц сытости должно быть, так? Десять процентов. Очень мало. Но, по крайней мере, мысли могут фокусироваться на чём-то другом, кроме отвратительного ощущения абсолютно пустого желудка. Отвратительного и, должна признать, весьма болезненного ощущения. - В холодильнике есть кебабы, - мои манипуляции по уничтожению запасов ягод не остались незамеченными со стороны Хиггсбери. - Окей, - я подошла к холодильнику и достала вышеупомянутое блюдо. В «неголодайке» очень мало блюд, которые достаточно доступны и при этом нравятся мне, но прямо сейчас я была готова съесть даже монстро-лазанью. Хотя это плохая идея, не спорю. Я уселась рядом с кострищем, пододвинула миску к огню. Авось, согреется. Только бы не сгорела. Уилсон сидел в паре шагов от меня. Но глядя на его задумчивый вид, я не решалась побеспокоить учёного разговорами. - Ты знаешь Максвелла? – неожиданно спросил он. Странный вопрос, однако. - Да, - осторожно подтвердила я. – Я знала его довольно неплохо, но не уверена, что в этом мире он такой же, как там, - никаких уточнений, мы будем осторожны и неуловимы. Как ниндзя. Уилсон вкратце изложил события этой ночи. Бли-ин, и почему я это пропустила?! Чёртов обморок. Можно было задать столько интересных вопросов, получить уточнения к оброненным словам, выяснить подводные камни… Если с тобой болтает правитель мира – этим надо пользоваться! Ага, осталось донести это правило до Уилсона, который этого самого правителя мира люто ненавидит. Ну уж нет, увольте, я ещё жить хочу, и жить неплохо… - Что думаешь об этом? – учёный внимательно посмотрел на меня, ожидая ответа. - Максвеллу нет причин лгать о таком, - шестерёнки в голове закрутились, и даже ноющая боль не была помехой. Голод тоже оказался благополучно позабыт. Я неожиданно вошла в азарт, а это очень схоже с состоянием талантливого учёного, когда он стоит на пороге открытия. Остальной мир исчезает, вырезанный из сознания, чтобы творец идеи сосредоточился только на своей мысли прежде, чем азарт пропадёт и всё станет серым. Связи перестанут быть такими яркими, нужные свойства не станут бросаться в глаза… Скучно, серо и печально, дамы и господа! – Он в не настолько уж хорошем положении, как может показаться. И он любит игру, - я знаю, как выглядят люди, которые любят игру, в которой участвуют. Максвелл выглядит именно так. Он любит эту игру, хоть она и приносит боль. – Он не станет лгать о её правилах. Я думаю, нам следует поверить ему. - Почему ты так спокойно относишься к нему? – Уилсона этот вопрос действительно волнует. Интересно даже, как я выгляжу в его глазах с таким дружелюбным отношением к демону. Вот Максвелл обхохочется, если Хиггсбери решит, будто я – соратница демона. А вообще, если серьёзно. Я действительно довольно дружелюбна и спокойна по отношению к тому, по чьей вине я вчера испытала жуткую боль, а сегодня почувствовала все прелести почти смертельного голода. Кстати, о голоде. Я принялась за кебабы, благо, они действительно нагрелись от жара огня и даже почти стали горячими – я убрала их от пламени незадолго до момента, когда они начнут обжигать язык. - Видишь ли, Уилсон, я не помню последний день в своём мире от слова «совсем». Возможно, меня Максвелл спас от мучительной смерти или чего похуже, - я прервалась на несколько кусочков кебаба. Вкусно, как ни странно. Хотя, думаю, при таком голоде вкусным кажется абсолютно всё. – И я всё-таки не могу воспринимать этот мир, как изощрённый способ убить нас. Ты ведь сам знаешь – достаточно разобраться в основах, держать себя в руках и тут вполне можно жить. Сложно, но возможно. А если совсем поднапрячься, то можно жить даже хорошо. Всё вокруг – огромная игровая площадка, не более того. Первый уровень игры. Максвелл – такой же участник этой игры, как и мы, просто у него другая роль и другая способность. Он – наблюдатель и связной. Другое дело, что передаёт информацию он выборочно, но мы все не без греха, верно? – я вновь принялась за еду. - Никто из нас не подписывался на участие в его игре, - негромко цедит Уилсон. Я киваю. - Мир - вообще штука несправедливая, - соглашаюсь вслух и снова вгрызаюсь в мясо. – Меня вот вчера волной боли накрыло ни за что, ни про что. Я даже отключилась, - и, честно говоря, я не виню Максвелла за то, что он не предупредил о таком. Частично я понимаю мотивы этого поступка. Это сделало бы игру менее интересной. Я представила, что было бы, накрой меня такой приступ во время бега от гончих. Вот Максвелл обхохочется! Убита, по сути, собственной способностью. Нелепейшая смерть на мой взгляд, даже нелепее гибели от рук Чарли. - Да, по поводу того, что случилось с тобой днём, - я внутренне приготовилась к хорошей взбучке. Устроила чёрт пойми что, наверно, напугала Уинстона, заняла место в палатке… Хорошенькое начало выживания. Впрочем, гончие в первый же день всё равно были круче. Однако, как ни странно, ни злости, ни раздражения в голосе Уилсона не было. Даже упрёка не было, хоть я его и искала. – Твоя способность имеет плохой эффект. Она буквально высасывает твой разум, - ого, как пафосно можно назвать снижение рассудка, оказывается. – Думаю, тебе стоит пока что воздержаться от её использования. Пока не научишься её контролировать. Я пару секунд изучала взглядом выражение лица Уилсона. Потому что этот человек и такое понятие, как «забота», в моей голове, честно говоря, являлись вещами несовместимыми. Слишком непривычное, слишком странное сочетание. Тем не менее, оно реально, а вот моим предубеждениям, видимо, суждено рассыпаться в прах с минуты на минуту. Что ж, туда им и дорога. - Я пока не уверена, - мне следует про это рассказать. Если он заботится обо мне, ему следует знать. Даже просто мои предположения. – Но, вроде бы, я поняла, как активировать это. У меня даже есть возможность выбирать, о чём я хочу получить информацию. - Например? – проявил недоверчивый интерес Уилсон. Так, а теперь бы мне не запороть всё это дело. Я прищурилась, дожидаясь уже знакомой светлой ряби. Та не заставила себя ждать. Отлично, первый шаг пройден. И я даже не получила невидимой кувалдой по шапке. Я дотронулась раскрытой ладонью до плеча учёного и открыла глаза. Взглянула вверх и вправо. Рассудок – 150 единиц. Максимальный – 200 единиц. Примерно – 75 процентов. Здоровье – 110 единиц. Максимальное – 150 единиц. Примерно – 75 процентов. Сытость – 100 единиц. Максимальная – 150 единиц. Примерно – 70 процентов. - Когда ты смотришь в темноту, ты видишь белые глаза без зрачков. Явно не человеческие, - я убрала ладонь с чужого плеча. Уилсон удивлённо взглянул на меня. - Верно. Ты поняла это благодаря способности? Я кивнула. На самом деле, реальную пользу эта способность представляет только в моих руках. Потому что все эти числовые обозначения ничего не скажут тому, кто не знаком с механикой игры. Я держала в голове множество дополнительных сведений, позволяющих мне обрабатывать полученную информацию и получать выгоду из неё. И эти сведения очень сложно получить изнутри игры. Прямо сейчас моя память – резервная копия википедии по «неголодайке», правда, не со всеми статьями. Но с большинством. Что с человеком жажда жизни делает, а. Память просто чудеса вместимости проявляет. И на это есть причины. Чем больше я знаю, тем полезнее моя способность. Это, безусловно, повысит наши шансы на выживание. Личный сканер никогда лишним не бывает. По крайней мере, это позволяет не кусать сырые зелёные грибы с вопросом «А что тогда будет?», как я однажды сделала в игре… До сих пор помню запись в некрологе. «Причина смерти – зелёный гриб». Было бы смешно, если б не было так грустно. - Тебе лучше поспать. Ещё немного, и ты начнёшь приманивать Руки Ночи, - до отметки в 70 процентов рассудку Уилсона осталось всего 10 единиц. Учёный не стал спорить. - Посторожишь тогда костёр? – в этом нет необходимости, мой рассудок выше 70 процентов. Руки Ночи не придут. Однако, Уилсону будет спокойнее, если кто-то останется у кострища. Едва ли огня не хватит до утра, но тяжёлая жизнь старвера приучила учёного подстраховываться, перестраховываться и ещё раз перестраховываться. Надейся на лучшее, готовься к худшему – это про него. - Без проблем. Я уже неплохо поспала, - легко согласилась я. Брюнет хотел что-то ещё сказать, но передумал и ушёл к себе в палатку. А я осталась наблюдать за пляской языков пламени и обдумывать собранную информацию. Параметры Уилсона в игре – 150 сытости, 150 здоровья и 200 рассудка. На мой взгляд, он – самый сбалансированный персонаж. Когда я сегодня посмотрела его параметры, максимальные значения совпадали с игровыми. Мои параметры совпадают с параметрами Уикерботтом, если не считать здоровья. Матерь Небесная, да эта суровая старушка крепче меня на целых 30 единиц! Я весело фыркнула. Вот так новость. Я вздохнула. Надо проверить способность. Что я могу? Как много? И как вообще регулировать этот безумный поток информации? Ох, сколько вопросов, сколько вопросов… Пора бы уже ответам начать появляться. А то, право слово, уже раздражать начинает. Прищурилась, дождалась ряби. Кувалды вновь не было, и на том спасибо. Вытянула руку наверх, словно потянувшись к верхней полке какого-нибудь шкафа. Воздух вокруг ладони, судя по ощущениям, мягко завибрировал. Ладони отчётливо покалывало, прямо как в тот раз. Мир хотел узнать, что мне потребовалось. Что я спрашиваю. Я ощущала это так же явственно, как любую из своих эмоций. Что ж, начнём пробовать. «Сколько дней до зимы?» Перед глазами тут же всплыли цифры. Белые, выпуклые, с чуть размытыми краями. 13 дней. Неплохо. Получается, я действительно попала в этот мир ранней осенью. Хоть в чём-то повезло. «Будет ли завтра дождь?» Ответ пришёл не словом, а скорее просто импульсом-отрицанием. Так, а теперь проверим, чем я расплатилась за полученные знания. Я приложила ладонь к груди и перевела взгляд туда, где должны вскоре появиться параметры. Что ж, я ожидала худшего. Всего-то рассудок убавился на 35 единиц. Немного больше, чем половина эффекта от зелёного гриба. 185 единиц рассудка всё ещё в моём распоряжении. И это больше, чем 70 процентов, так что всё в порядке.