Dragon Age: Из нераскрытого

       Персонажи: ж!Амелл, Авернус Рейтинг: PG-13 Жанры: фэнтези, психология Аннотация: Солона Амелл встречается с Авернусом в надежде на то, что тот сумел найти способ уничтожить воздействие скверны. Альтернативы, цена и жертвенность.       Об этом не говорят вслух, но каждый Страж знает, как это начинается.       Сперва приходит шепот.       Ты не различаешь слов, скорее, смутное беспокойство, ничем не обоснованное желание оглянуться по сторонам. Это беспокойство не дает сидеть на месте, ты чувствуешь, словно забыл сделать что-то очень важное, но никак не можешь вспомнить, что. И удар ложится плохо, и стрела, сбиваясь, летит чуть левее или правее – этого не замечает никто, потому что она все еще поражает цель, но ты, отпустивший тетиву, отлично знаешь, что следующий раз может оказаться промахом.       Потом шепот становится сильнее.       Солона Амелл не хотела умирать.       Там, в бою с архидемоном, это казалось проще – там не было выбора и она знала, что сделала все, что было в ее силах, чтобы победить. Там гибель казалась достойной – но что достойного в том, чтобы быть раздавленной, затоптанной сапогами порождений тьмы где-то под землей, где только смрад и пыль, и нечем дышать?       Победа в войне и бдительность в мире звучали хорошо, но жертвенность...       Жертвенность Командор Амелл понимала несколько иначе.       Конь перешел в галоп; серые башни Пика Солдата уже поднимались над горизонтом. Крепость казалась заброшенной, такой же заброшенной, как и несколько лет назад, когда она впервые пришла сюда по следам Софии Драйден – и это ощущение было таким же обманчивым, как и в первый раз.       Тогда Завеса была дырявой, как сито, и из древних стен сочились демоны, поднятые, призванные запретными чарами, и за каждую ступень, за каждый пролет надо было сражаться, постоянно удерживая в себе – в сознании или в сердце – образ цели. Потому что Тень всегда чует слабость, и сталь брони не защищает от искушений разума.       Солона Амелл надеялась, что сейчас ей не придется проходить все по-новой.       Но в прошлом ей предложили шанс – шанс, если не на исцеление, то на выживание, и Командор не собиралась упускать его.       В конце концов, Авернус как-то умудрился прожить свои двести лет.       Копыта глухо простучали по каменным плитам – Амелл остановила коня во дворе, соскользнула с седла, огляделась настороженно, напряженно, вслушиваясь в почти-тишину. Здесь все еще оставалось разрушенным – развалины конюшни, обгорелые балки складов, просевший от времени фундамент западной башни. Но изменение все же коснулось этих мест, невесомо и неощутимо – словно бы чуть меньше пахло смертью и страхом.       Короткий скрип заставил вздрогнуть; Солона перехватила посох, готовая к атаке, не сводя взгляда с открывшейся двери.       - Командор, - негромко произнес Авернус, чуть наклонив голову в приветствии. – От вас давно не было вестей.       - Давно, - согласилась Амелл.       И позволила чарам смертоносного огня растаять в спокойном выдохе.       Он почти не изменился с момента их последней встречи, лишь чуть глубже залегли морщины на лице, да во взгляде добавилось тяжелой усталости. Но смерть, как и прежде, обходила Авернуса стороной, словно те самые чары, опасные, страшные, запретные, хранили его вне времени.       Чары – или скверна.       Страж подошел ближе, взглядом спросив разрешения, бесстрастно взял ее за руку, стянул потрепанную перчатку и приподнял рукав. Солона молча смотрела, как его жилистые пальцы обхватили ее запястье, нащупывая вену, вслушиваясь в ток крови, в биение сердца, в не покидающий ее шепот.       - Я высылал вам зелье, - ровно произнес маг, - но посыльный не вернулся обратно. Вы его получили?       Амелл коротко кивнула.       Они нашли тело на Рваном Берегу; то ли звери, то ли демоны, то ли порождения тьмы – способов умереть было более чем достаточно. Но фиал был цел, и зелье в нем было темно-багровым, как кровь, и пахло кровью.       И ее шепот тогда уступил, исчез, растаял где-то в тенях подсознания и не звучал еще целых полгода.       Полгода. Так много и так мало, когда хочется жить.       - Хорошо, - суховато сказал Авернус. – Идемте, Командор.       Внутри крепость изменилась тоже; коридор, ведущий к лаборатории, выглядел намного лучше, чем в воспоминаниях – на стенах не осталось следов тлена и крови. Амелл даже подумала, что сюда кто-то регулярно наведывался – если не жить, то хотя бы присматривать за тем, чтобы углы не заросли паутиной.       Вопросительно взглянула на мага, и тот безразлично пожал плечами в ответ.       - На севере отсюда деревня, не более лиги пути. Крестьяне порой приходят за настойками и зельями, скот приводят, если болезнь. Взамен приносят припасы, ну и прибирают здесь немного.       - Странно, что не боятся, - фыркнула Амелл. - Магия, и все такое...       Авернус поморщился.       - Учитывайте, что я единственный целитель здесь, Командор. Человеческая натура такова, что необходимость выжить перекрывает все, и риск, и боль. Страх перед смертью сильнее всего.       Солона встретила его взгляд, спокойный, прохладно-невозмутимый и слишком болезненно понимающий, и невольно вздрогнула, отвернулась.       Никто не хотел умирать.       Маг не стал настаивать на объяснениях, молча указал направо, приглашающе раскрыл дверь. Внутри действительно оказалась лаборатория – всего лишь лаборатория, почти такая же, как и в Башне Круга: реторты, колбы, реагенты. Пахло приторно, огнем и травами, жженой известью, немного кровью и немного лириумом. И не было ни пентаграмм, ни ритуальных свеч призыва, и Завеса была прочна, и Тень не рвалась наружу.       Малефикар сдержал слово.       - Как давно? – по-деловому спросил Авернус, отходя к полкам. Солона посмотрела на ровное пламя под ретортами.       - Две недели.       Маг недовольно-неодобрительно качнул головой. Вернулся к женщине, протянул фиал, старый, покрытый пылью – такой же, что она нашла в одном из подвалов, когда впервые пришла сюда несколько лет назад.       - Долго тянули, Командор, - сухо пояснил Серый Страж. – Скверна распространяется быстро, зелье надо использовать сразу, как только появляются первые симптомы. Пейте, это из старых запасов. Последнее. Больше такого эффекта не будет.       Вкус был приторным и отдавал железом, как будто пьешь кровь.       Когда Амелл возвращала пустой фиал, она отрешенно заметила, что у нее чуть подрагивают руки.       Кажется, всю вечность назад она позволила ему продолжать эксперименты, продолжать попытки найти лекарство, но запретила все, что могло бы причинить вред другим – будь то стражи или те самые крестьяне из соседней деревни. Кажется, всю вечность назад Авернус кивнул, принимая, и лишь прохладно сообщил, что в таком случае эффективных результатов ждать не следует, потому что любое открытие – по-настоящему большое открытие, вроде уничтожения влияния скверны – требует своих жертв.       Всю вечность назад серый страж Солона Амелл считала, что даже бо̀льшим благом нельзя прикрывать меньшее зло.       Сейчас...       ...сейчас, когда последний фиал был пуст, она уже не была так уверена.       Авернус смотрел на нее спокойно и без осуждения; он был ученым и исследователем, а ученые не осуждают. Он был серым стражем, и он понимал ее лучше, чем кто бы то ни было; гораздо лучше, чем все прочие-не-стражи, так громко и красиво умевшие рассуждать о самопожертвовании.       Шепот исчез, растаял в пустоте, Амелл прикрыла глаза и позволила себе в первый раз за несколько недель вздохнуть спокойно.       Свободна. Пусть на полгода, но все же свободна.       - Спасибо, - ровно произнесла женщина.       И Авернус так же ровно отозвался:       - Пожалуйста, Командор.       Она осталась на ночь; Авернус не возражал – у него не так часто была компания. За все эти годы он привык к одиночеству, он скрашивал одиночество тем, что вел записи, четко и скрупулезно отмечая каждый шаг своих экспериментов, каждый успех, каждый промах. Заметки, книги, дневники, пронумерованные и датированные, занимали многочисленные полки и стеллажи; Солона, почти как зачарованная, скользила пальцами по кожаным переплетами, вдыхая запах пергамента и воска, неторопливого и бесстрастного знания, и думала, что это ни в коем случае не должно исчезнуть.       Авернус молча следил за ней взглядом, прислонившись к стене у зарешеченного окна-бойницы, и кристалл на навершии его посоха горел мягким золотистым светом, разгоняя прыгавшие по углам тени.       Наконец Амелл вернулась, зябко обхватила себя за плечи. В крепости было холодно, а ночью особенно, и хотелось забраться в кресло поближе к камину, закутаться, завернуться в теплую медвежью шкуру.       Она заставила себя сосредоточиться.       - Зелье. Ты сказал, что больше такого эффекта не будет.       - Да, Командор, - Авернус первым шагнул к выходу; в здешних полутемных коридорах он ориентировался безошибочно. – Тот фиал создавался на первых экспериментах, когда от меня требовалась эффективность, а не этика. Сейчас... сложнее.       Солона передернула плечами.       - Но ты же искал выход.       - Разумеется, - бесстрастно отозвался маг. – Но это не отменяет... Впрочем, если у вас есть время, я могу объяснить более детально. Тогда вам станет понятнее, с чем я столкнулся, и почему не могу гарантировать результата.       Они оба знали, что когда имеешь дело с шепотом, вопрос о времени вовсе не блажь и не издевка.       Солона кивнула.       - Говори.       - Как вам известно, когда страж выпивает чашу на посвящении, в его кровь попадает скверна, - Авернус, не глядя на Амелл, толкнул одну из обветшалых створок, уверенно шагнул в темный боковой коридор, освещая дорогу посохом. – Постепенно она, как плесень, как болезнь, отравляет и изменяет всю кровь так, что та превращается в скверну. А страж становится порождением тьмы.       Они спустились по лестнице вниз, на несколько пролетов – там холод чувствовался намного сильнее; когда крепость была жилой, в подобных погребах хранили провизию, чтобы та не портилась как можно дольше.       Даже теплый плащ почти не спасал от стылой дрожи.       - Я исходил из принципа, что если регулярно заменять кровь... вливать новую, свежую, не содержащую скверны, процесс можно замедлить, - спокойно продолжил маг. – Были поставлены первые опыты, еще тогда, когда мы только пришли в Пик Солдата, и это сработало. Почти.       - Почти, - сощурилась Амелл. – Когда полезли демоны?       Авернус покачал головой.       - Нет, проблема оказалась в другом. Я тогда даже не догадывался, что у людей разная кровь, Командор.       Он остановился у последней двери, тяжелой и обитой стальными листами; она была закрыта на старый, внушительного вида замок, то ли, чтобы не впустить никого внутрь, то ли, чтобы не выпустить наружу. Ключ провернулся в скважине без скрипа – видимо, им пользовались часто, достаточно часто, чтобы не дать заржаветь.       Авернус вошел внутрь первым, приподнял посох повыше, и кристалл вспыхнул ярче, неровным блеклым светом заливая подвал.       И Солона невольно вздрогнула, когда увидела их – идущие вдоль стен массивные полки и бесконечные, бесконечные, бесконечные колбы, пустые и полные, с ало-багровой жидкостью внутри.       Почти как в хранилище филактерий, всю вечность назад.       - Я выделил четыре основных типа, но уверен, что их намного больше, - бесстрастно сообщил маг. – Но тогда я еще не знал. Несколько раз у нас получилось, но потом семь стражей погибли буквально через несколько дней после замены крови... мучительная смерть, я никогда не желал подобного. Играть в слепой жребий удачи было бессмысленно, и София разрешила использовать малефикарум; это позволило добиться универсальности – но каждое зелье требовало нового ритуала.       - Оправдано ли? – одними губами выговорила Амелл.       Авернус пожал плечами.       - Один шанс из четырех – довольно плохой шанс, Командор. Я предпочел действовать наверняка.       Он кивнул на выход, и Солона не стала спорить. Замерла в коридоре, ожидая, пока маг вновь запрет дверь на замок, дыша тяжело и часто; ее била дрожь, то ли от холода, то ли от понимания цены.       Пусть даже стражи были добровольцами, но те, от кого брали ту самую "свежую", чистую от скверны кровь?       Сколько их было, безымянных, забытых, убитых ради нового знания, ради попыток переиграть судьбу и выжить?       Как можно было прожить двести лет... с этим?       Авернус беззвучно вздохнул и устало распрямился, словно отвечая ее мыслям. Но взгляд его был по-прежнему спокойно-невозмутим.       - Потом на Пик Солдата напали, как вы уже знаете. Но моя сила ушла на ритуалы малефикарума, и я не удержал контроль над Тенью, - он раздраженно качнул головой, развел руками. – К сожалению, не обработанная магией кровь не хранится долго. Большинство этих запасов было безнадежно испорчено, и в рабочем состоянии оставалось лишь несколько фиалов. И сегодня пришел черед последнего.       Противный холодок пробежал между лопаток – ощущение неизбежности и бессилия, ощущение, которое Солона ненавидела больше всего еще со времени своего Истязания. Когда кажется – все, кончено, сдайся.       Она упрямо вскинула голову, поймала Авернуса за плечо.       – Неужели за все это время ты не придумал ничего другого? Малефикарум не может быть единственным способом; есть же еще магия элвен, возможно, долийцы...       – Долийская магия не связана с кровью, – сухо отозвался страж. – Но малефикарум действительно не единственный способ.       Дверь растворилась перед ним беззвучно.       Они вернулись в лабораторию, где, наверное, было теплее, чем во всей крепости – огонь под ретортами горел ровно и сильно; легкие чары, почти не требующие внимания. Амелл когда-то давно училась им в Круге, но она была в лучшем случае посредственным алхимиком, и мастер Гант, добродушный седой чародей, не требовал от будущей магессы слишком ярого усердия. Поэтому лаборатория осталась для Солоны чем-то вроде санктума для истинно посвященных, где ходят на цыпочках и разговаривают шепотом.       Авернуса подобные сомнения явно не беспокоили; он был здесь дома и в своей стихии. Уменьшил пламя уверенно-скупым жестом ладони, подошел к дальним полкам, наклонился, разыскивая что-то.       – Почти абсолютную совместимость крови дает еще и лириум, – произнес маг.       Женщина чуть сощурилась – недоуменно.       – Это ведь хорошие новости, верно? Храмовники постоянно принимают лириум; стражи могли бы договориться с Церковью и наладить поставки...       Перед ней на стол опустилась колба.       За прозрачным, почти небьющимся стеклом переливалось зелье, оно было странного, непонятного, изменчивого оттенка, не то рубин, не то аметист, и внутри, в самой глубине порой вспыхивали остро-колючие лазурные искры.       - Храмовники не умирают от скверны, – бесстрастно сказал Авернус.       Передернул плечами.       – Лириум вызывает привыкание; лириум в составе с кровью ослабляет ее эффект. Вам придется принимать зелье все чаще и чаще, до тех пор, пока даже одного раза в час не будет достаточно, до тех пор, пока все, что у вас останется – потребность в новой дозе. Да, это продлит вам жизнь, Командор... но я предупредил о последствиях.       Он не лгал и не приукрашивал – просто ставил перед фактом.       Солона прислонилась к спине плечом, сглотнула горькую слюну. Сейчас отказаться было просто, слишком просто; можно было просто развернуться и уйти, день скачки – и она будет в Амарантайне и забудет о лазурных звездах.       Надолго ли?       На полгода, пока вновь не раздастся шепот?       Пока шепот не выдерет ей внутренности, не разгрызет сердце, не сведет с ума – хватит ли ей тогда воли сдаться и уйти умирать?       Она не хотела умирать.       Она не хотела умирать так.       – Продолжай работать, – хрипло приказала Командор Солона Амелл, распрямляясь. – У тебя получилось добраться до этого знания; возможно, ты успеешь раскрыть и то, как обойти лириумную зависимость. Год – немалый срок.       Авернус встретился с ней глазами, и женщина знала – он все понял.       – Я заберу десять зелий с собой, – сказала Амелл.

***

      Лес шумел, сыпал листья и хлестал по лицу ветками.       Ветер был сильным и холодным, сбивал капюшон на спину, и тонкими иголочками впивался в кожу; плащ промок после утреннего дождя и неприятной тяжестью висел на плечах. Конь недовольно фыркал, ступал осторожно, копыта скользили по жиже и хляби, и отказывался даже переходить на рысь, несмотря на понукания всадницы. В липкой грязи, в которую превратился тракт, легко можно было не заметить опасной коряги.       Лес шелестел над головой мокрой кроной, шелест забивался в уши, в грудную клеть, глубже, глубже, до самого сердца.       Шелест, шорох, шепот.       Всадница кусала губы и чувствовала на языке горьковатый привкус крови.       "Я никогда не хотела быть стражем, – отвечала Солона Амелл шепоту; мысли сбивались, собирались тяжелыми сгустками скверны. – Я никогда не просила о подобном; я была бы счастлива жить в Круге и исцелять, как Винн, или учить других магии – я никогда, никогда, никогда не собиралась становиться этим!"       Вены на ее руках потемнели и проступили на истончившейся коже, как будто туда залили чернил.       Шепот был похож на смех.       – Но что я могла сделать?!       Конь резко вскинулся и все же дернулся вперед, нервно, дергано, но постепенно выравниваясь в галопе. Амелл, запрокинув голову, ловила губами воздух.       – Как будто у меня был выбор... усмирение или призыв; а потом Дункан убил Джори, за то, что тот хотел отказаться... Выбор – смерть или смерть, как это справедливо! Мой друг Справедливость, у тебя будет много работы...       Она засмеялась холодно и сипло, и шепот засмеялся внутри нее.       – Но я сделала все, что они хотели, даже спасла мир от Мора. Разве я не заслужила свою награду?       Разве я не заслужила жить?!       Она услышала чужие голоса уже на самом подходе к Пику Солдата – негромкие и взволнованные; и посох оказался в ее руке, вспыхнув огнем – движение, уже заученное до автоматизма. И даже шепот ненадолго отступил, сдался под сталью воли – Амелл с отрешенной горечью подумала о том, что и это скоро исчезнет.       Во внутреннем дворе крепости переговаривались крестьяне, семь человек – они замолчали, увидев магессу, торопливо попятились, подхватывая грубые мешки с поклажей, освобождая дорогу коню.       Солона спешилась, убрала посох.       – Вы из соседней деревни? К Авернусу?       Собственный голос показался ей хриплым карканьем.       Они закивали; во взглядах читалась настороженность – здоровая настороженность при виде мага, от которого не знаешь, чего ждать; здесь никто не знал Героиню Ферелдена в лицо и никто не собирался возносить ей почести.       – Зараза какая-то по селу пошла, – негромко отозвалась женщина с запеленутым младенцем на руках. – Мастер Авернус только и помогает... он у себя в лаборатории, ежели вам нужно, монна.       Амелл коротко кивнула.       Дверь была не заперта, она поднялась по ступеням вверх – за год дорога не забылась, повороты и переходы выплывали из памяти размыто, но узнаваемо.       Возможно, потому что она слишком часто шла этим путем в снах – липких, тяжелых, с привкусом лириума и крови.       Слишком, слишком часто – особенно за последние несколько недель, просыпаясь и первым делом нащупывая последний оставшийся фиал; заставляя себя отворачиваться от него, собирая в кулак остатки воли и рассудка.       Шесть дней назад она сдалась.       – Заражение неопасно, – донесся до нее голос Авернуса. – Сейчас...       Солона резко развернулась на звук – все-таки пропустила нужную дверь – толкнула деревянную створку, замерла на пороге.       Молодой парень в крестьянской одежде сидел на скамье, обнажив левую руку до локтя, и с его рассеченного запястья, со вскрытой вены стекала кровь – прямо в глиняную чашу, подставленную Авернусом.       – Все, – сообщил маг, мельком взглянув на застывшую Амелл и вновь концентрируясь. Осторожно провел ладонью над порезом; золотистое сияние чар жизни срастило, затянуло рану, не оставив и следа. – Теперь толченый эльфийский корень... знаешь, где найти? Если симптомы появятся вновь, возвращайся сразу же.       Солона не слышала, что, благодарно кивая, говорил парень, даже, кажется, не заметила, как тот, поклонившись в последний раз, выскользнул мимо нее в коридор.       Она смотрела лишь на Авернуса.       На чашу с кровью – чистой, без примеси скверны – в его руках.       И понимала все.       – Эта болезнь в селе... твоих рук дело, – сипло проговорила Амелл, целитель, отлично знающая, что маги не практикуют отворение крови. – Ты же используешь этих людей... используешь, чтобы брать образцы для своих экспериментов.       Я же запретила тебе.       Я. Запретила. Тебе.       Авернус не отвел взгляда – уверенного, спокойного и прямого – в конце концов, он тоже был серым стражем.       – У вас есть идеи получше, Командор? Вы приехали за новой порцией зелий, но откуда мне было брать их? Откуда мне было брать чистую кровь?       Солоне казалось, что ей нечем дышать.       Потому что голос Авернуса звучал немногим лучше шепота.       Потому что Авернус говорил правду, которую она не пожелала принять, которую она не пожелала услышать тогда, во время своего второго приезда.       – Инфекция безвредна, лишь вызывает сыпь, – сухо продолжил маг. – Я не причиняю им никакого вреда... но даже одной этой чаши хватит на три фиала – на три недели вашей жизни, Командор. Разве это плохой размен?       – Это ложь, – одними губами выдохнула Солона. Шепот и зудящая песня-зов лириума нарастали, туманили мысли, сбивали и путали, прогрызали себе дорогу в сознании и душе, как черви. – Ложь, Авернус... если бы они знали...       – То сбежали бы, – холодная сталь в голосе малефикара обожгла плетью. – Теперь, когда их шкуры спасены, никому нет дела до твоей жизни, Героиня Ферелдена. Никто не станет приносить себя в жертву, чтобы ты могла прожить еще несколько дней.       Он шагнул ближе к ней, протянул чашу.       Кровь отливала багровым.       – Решай, Командор, это твое право. Можешь разбить, выйти во двор и рассказать им правду. Но неужели ты считаешь, что ты менее достойна жить, чем они, которые не сделали ничего ради победы?       Шепот смеялся, сплетался с нотами лириума в дурманящую песнь.       Шепот говорил, что пора сдаться.       Солона Амелл смотрела на чашу в руках Авернуса, и мир расплывался в алом.