***
POV Лайт И вновь ты, вестница разврата, предательства и лжи. Бесчувственная кукла. Никчёмная марионетка. — Ты сделала то, о чём я тебя просил? — спрашиваю я тебя, Амана Миса. Ты ожидаемо киваешь и улыбаешься, словно это было первое сложнейшее задание, с которым ты справилась с большим трудом, но улыбка лёгкая и игривая, будто ты не прилагала особых усилий. Как же ты отвратительна… Не имеешь своего мнения даже на этот счёт. Твои подруги ведут себя так же, ведь я наблюдал за ними и отслеживал это. Иногда я готов признать, что не Бог этого мира, ведь я посмел любить. Посмел влюбиться в чёрные глаза, достаточно странный голос для девушки и этот шёлк волос, скользящий по плечам. Я многое пытался предпринять, но она, Богиня души несчастного, навеки завладела моим сердцем и не выпустит его, не разожмёт нежных пальцев, поэтому мне уже сложно врать себе и Мисе, что я люблю Лукрецию… Я помню всё, что почувствовал и подумал увидев её. Сначала я не знал, что будет. Это чувство… Эта любовь… Она… Хочется, чтобы она схватила тебя, но в то же время ты не хочешь, чтобы какая-то эмоция управляла тобой. Надо сказать Мисе, надо сказать Лукреции… Это сложно, но теперь мы вдвоём справимся. Найти Мисе замену не так уж сложно — параноиков достаточно, если говорить о справедливости, а я умею пудрить мозги. Серое небо сегодня. END POV Лайт***
Ватари задумчиво смотрел на огонь в камине. — Он слишком чувствительный, — выдал наконец-то Эл. — Такие припадки у него часто. Его будет легко разоблачить в случае чего… Что делать? — Думаю, — начал изобретатель, — нужно дать ему выдать себя. Нам на руку. — И какое нам от этого счастье? Да и дело уже не в Кире. Он дорог мне, — ответил Рюдзаки и вновь взял свой слишком сладкий чай. — Если он себя выдаст, то по реакции Лайта многое можно было бы понять… Но он себя не выдаст. Я неплохо его узнал и с уверенностью могу сказать, что разоблачение ему грозит только в том случае, если это будет угрожать его чести. Ты не хуже меня знаешь, какая девушка из него получается. Если бы я был помоложе и не знал, что она на самом деле парень… Эл тихо рассмеялся, а Ватари лишь улыбался. Этот вечер был похож на те тёплые вечера, что были и раньше, когда-то давно, когда не было Киры, убийств и кровавой луны… — Ватари, я в тупике, — сказал Эл и сделал глоток, а потом поставил чашку с блюдцем на стол, положив руки на колени. — Постоянно, когда Северус приходит домой, я заглядываю в его глаза прежде, чем что-то спросить или помочь со шнуровкой на платье. Мне кажется, я вижу сомнение. Что-то гложет его и он не может отделаться от этого. Он сомневается в правильности действий. Он много думает и с особой тщательностью изучает Лайта и семью Ягами, — Эл повернул голову в сторону Ватари. — Я боюсь потерять его. Тут много причин. — Я знаю, Рюдзаки. Любовь и жизни, поставленные на кон. Нельзя надеяться на одну интуицию, но, Рюдзаки, я чувствую, что он с нами до конца. Он верен и готов защитить нас, дело ценой собственной жизни. — Мы посмотрим. Для этого я здесь и пришёл рано.***
Ощущения, что кто-то душил. Шея болит смертельно. Снейп поднялся и подошёл к зеркалу, вглядываясь в своё лицо, чего не делал давно. И где тот жуткий взгляд, вечно плотно сжатые губы? А, нет, губы по-прежнему плотно сжаты. Но факт, что он изменился, остался фактом. Его изменил Эл, который не давал покоя и не выходил из головы не первый день. Уроки сделаны давно и откровенно скучно. Стук. Стук в дверь или стук собственного сердца? — Да, — ответил Северус и повернулся к двери, тем самым разрешая войти и слушая пришедшего. На пороге появился сгорбившийся Эл и смотрел на обладателя комнаты долгим взглядом. — Здравствуй, Северус. Я пройду? — спросил Эл. — Да, — тихо ответил Снейп и коснулся плеча Рюдзаки, в желании провести до кресла, но одёрнул руку, словно потрогал кипяток. — Всё нормально? — обеспокоенно спросил гений, естественно, заметив этот странный жест. После кивка напарника он прошёл к креслу. Сам напарник расположился на кровати. Они смотрели друг на друга, пытаясь прочесть в глазах скрытый смысл, но хотели другого. Оба. Знали чего, но не могли сказать, а сделать казалось глупым. — Как ты чувствуешь себя? — спросил Эл наконец. — Хорошо. Благодаря тебе мне легче. Приятно, что ты зашёл меня проведать, — зельевар, ранее скупой на улыбки, улыбнулся. Рюдзаки вскочил с кресла и подошёл к подготовленному на утро платью, подобное тем, которые носит Миса. — Я решил, что тебе неплохо бы изменить стиль, иначе ты становишься слепой копией Мисы. Нам это не нужно. Я тут припрятал несколько платьев в твоём шкафу, если решу, что пора изменить стиль. Время пришло. Элегантность и скорбь. Я сделал это, когда ты согласился, не надо так смотреть. Примерь, я хочу увидеть, — Рюдзаки достал чёрное платье и протянул Северусу. Последний взял платье. Пышное платье с красной отделкой, особенно много красной отделки на корсете, что больше придаёт образу сходство с Королевой Ада, чем с земной женщиной. Снейп удалился за ширму, которая понадобилась ему первый раз в жизни, так как при детективе он никогда не переодевался, а теперь вот так вот… Со шнуровкой удалось справиться самостоятельно, потому что прикосновения этого человека, медленные и изучающие, сводили с ума и хотелось взорваться изнутри. Он вышел из-за ширмы и глянул на детектива. На мгновение Северусу показалось, что взгляд Эла полон желания такого же, которое было в самом Северусе, но нет. Его взгляд ясен. Однако, что-то было не так: осторожный шаг детектива и шумное дыхание кого угодно могли бы напугать. Наконец-то преодолев расстояние Эл положил руку на плечо напарника и сжал, то ли по-дружески, то ли потому что хотел это сделать. — Я не могу делить тебя с Лайтом, — тихо, почти шёпотом сказал Эл и в этих словах было столько отчаяния, что факт прикосновения был забыт и остался интерес к эмоциям. — Я… Тебя не так уж и просто выкинуть из мыслей, забыть нежную кожу, которая кажется грубой, но на самом деле мягка, как шёлк. Невозможно забыть глаза, ибо утонув раз, выбраться невозможно… Даже нос, который ты считаешь главным своим уродством, на самом деле не уродство, а красота. Своя, особенная. И ты особенный. Эл смотрел в глаза напротив и готов был поклясться, что не видел такого удивления в его глазах никогда. Ему стало легче, потому что он наконец-то признался в том, что чувствовал и видел здесь и сейчас. Поборов страх и неуверенность, Эл обнял молчаливого собеседника за талию и запечатлел на губах поцелуй, нежный, но говорящий больше, чем слова. К великому удивлению самого инициатора этого странного для обоих действа, Снейп ответил на поцелуй и обнял его за шею. Благодаря умениям и опыту Снейпа поцелуй стал грубым, что было странно для малоопытного Эла. И вновь что-то пошло не так, потому что неожиданно детектив оказался прижат к стене и поцелуй слегка грубоватый, стал страстным с таким букетом эмоций, которых Эл не то, что давно не испытывал, просто не знал. Страсти он не знал. Не знал страсти к человеку, но знал страсть к знаниям. Его похоть сложно было назвать похотью, потому что он больше думал о другом… Хотя в этой же степи. Его любовь… Она сильно отличается от первой. Здесь что-то иное.