Поцелуй русалки

Свет. Он был повсюду. Проникал под каждую чешуйку, раздражал веки и обесцвечивал потухающие волосы. Горло саднило так, будто в нем поворачивали зазубренное лезвие. Жабры пылали огнем. До крови расчесанные, они беспомощно трепыхались, мешая нормально дышать. Хвост побледнел и рассохся, чешуя топорщилась, причиняя боль при малейшем движении. Впрочем, двигаться уже не было сил, как и звать на помощь. Раскаленное солнце медленно, но верно вытягивало из меня жизнь, высушивая побелевшую кожу, которая уже начала трескаться и лопаться. Спасения не было. Мыслей — тоже. Изредка в сознании появлялся белый хвост с пунцовой полосой, напоследок обдавший меня фонтаном брызг. Кажется, это был Пион. Сложно сказать точнее: помню лишь сильные руки с режущими кожу когтями, выбросившие меня далеко на берег. Почему он так поступил? Неужели из ревности к Ориону? И как он меня выследил, как узнал о заводи? Теперь уже не имеет значения. Кровь вскипала в венах, выступая бирюзовыми росчерками там, где кожу избороздили трещины. Сколько уже прошло? Час? Два? Я чувствовала, как близко подкралась смерть, занося над душой лунный серп. Боги, как жарко. Изодранные ладони, казалось, поджаривались на пылающих углях. Я пыталась доползти до воды, но расцарапанные накануне руки быстро обессилели, а хвост тянул к земле неподъемной ношей. Глаза покрыла мутная пленка, я почти ничего не видела, потому прикрыла веки. По сухой, словно песок, коже пробежал холодок. Наверное, это и есть смерть — прохладная и спокойная. Тело дернули наверх, и чуть подсохшая кровь хлынула новым потоком. Из горла вырвался стон. Меня опустили обратно на землю. Почему же так долго? Внезапная свежесть окатила с хвоста до головы. Под пальцами почувствовалась вода. Вновь и вновь накатывали спасительные волны, и я наконец смогла открыть глаза. Надо мной склонился Орион. Рядом стояло слегка покореженное мокрое ведро. Я приподняла голову: белая меловая кожа быстро срасталась и наливалась здоровым сиреневым цветом; чешуйки на хвосте улеглись и снова блестели здоровой влагой. — Виола! Виола, ты меня слышишь? — перед глазами несколько раз пронеслась ладонь, от которой неприятно пахнуло жаром. — Я так испугался, когда увидел тебя здесь. Я думал, что ты, — он запнулся, — умерла. Орион порывисто обнял меня, зарывшись носом в мокрые волосы и чуть задев губами жабры, отчего голова слегка закружилась. Я не успела смутиться, как он отстранился. — Но теперь тебе нужно скорее уплывать отсюда! Деревенские догадались о нас. Старосте донесли, что я читал о русалках, да он и сам видел твой браслет. На собрании было решено тебя поймать. Я все отрицал, но на рубахе и коже нашли следы твоей крови... Так что они идут сюда. Он насторожился и прислушался. Со стороны деревьев доносился шум. Орион подхватил меня на руки, отчего по телу расплескалась боль. Я повернула голову к желанной заводи и оцепенела. В середине русла медленно покачивался отец. Ультрамариновые с проседью волосы шевелились на ветру, в потемневших глазах полыхали гнев и беспокойство. Орион вдруг охнул, споткнувшись, и упал на колени. Я скатилась на землю и была всего в паре локтей от воды. Я знала, что люди не успокоятся, что выпытают у Ориона все, что он обо мне знает. Они доберутся до моей деревни, моего народа. Ужас стальными тисками сжал душу. Необъяснимый зов, тянувший меня к Ориону, гулкими толчками сердца разносился по телу. Сейчас, это нужно сделать сейчас, я должна сделать это и должна спасти остальных. Орион наклонился, чтобы вновь поднять меня, но я не позволила. Острые фиолетовые когти вонзились в плечи, подтягивая ближе. — Прости, Орион, — сорвался с уст непрошеный шепот, и я прильнула к горячим сухим губам. Человек дернулся и слегка пошевелился. По поджарому телу прокатилась дрожь, оно стало в оцепенении заваливаться набок. Я отстранилась. Жемчужные глаза остекленели, незряче уставившись на солнце, длинные пальцы скрючила судорога, кожа мгновенно остыла и будто окаменела. В груди будто лопнула какая-то струна, душу затопило спокойствие. В этот миг из-за деревьев выбежали люди. В их руках были зажаты факелы, вилы и — я сглотнула — огромная сеть. Плечей коснулись знакомые шершавые ладони: отец уже был у берега и помогал пробраться к воде. Я бросила последний взгляд на безжизненное тело Ориона, отметив особенно выделившийся теперь отвратительный шрам, и соскользнула в пьянящую прохладу заводи. — Держите тварей! Они же уплывут! — гаркнул грубый голос. — Боги, они убили Ориона! — взвился в небо визг, оборвавшийся рыданиями. Люди были близко, мы не могли просто уплыть — они бы увидели, в какой стороне деревня. Отец бережно, но настойчиво оттеснил меня в сторону реки, но я была обессилена. Тогда он неистово ударил по воде хвостом, подняв веер брызг, — люди прикрыли глаза руками — обхватил меня одной рукой, и мы скрылись в бурлящем пенном потоке. Я осторожно подняла глаза: густые брови были сведены к переносице, губы сжаты, взор устремлен строго вперед. У дома мы оказались в мгновение ока. На пороге уже ждали матушка и сестра; на лицах обеих читалось неприкрытое волнение. Отец молча проплыл вглубь дома, уложил меня на постель и уже от двери бросил: — Ты под домашним арестом. До конца лета. Я кивнула, понимая, что это меньшее из возможных наказаний. В комнату практически ворвались сестра и матушка. Если первая сквозь сжатые зубы костерила меня на все лады, то вторая тихо опустилась на край кровати и одними глазами спросила, как я себя чувствую. Такого моя измученная душонка не вынесла. Я кинулась к матушке на шею и разрыдалась, прерывисто вдыхая и рассказывая все, что со мной приключилось. Она слушала, не перебивая; притихла и сестра. Мягкие поглаживания по спине успокаивали, и вскоре слезы кончились, оставив после себя нервную икоту. — А п-потом я уб-била его... Матушка, я его п-поцелов-ала и убила... — Меня настигло осознание, и я почти ровно сказала: — Но мне его не ж-жалко, матушка. Он был хорошим человеком, но всего л-лишь человеком. Почему мне его не жалко? Они с сестрой переглянулись, ничего не ответив. Наверное, я задала глупый вопрос. Сестра сочувственно приобняла меня и вместе с матушкой покинула комнату. Я осталась одна. Недели стремительно летели мимо, я сидела в комнате, наблюдая за жизнью прохожих. Все летние задания давно были сделаны, и я впервые с нетерпением ждала начала учебного года. Иногда у окна останавливались Лилия с Розой, передавая свежие новости и сплетни. Пиона так и не нашли. Должно быть, он сбежал сразу же, как выбросил меня на берег. Отец долго занимался разбирательствами, отправляя все новые группы на поиски русала. Лилия мельком упомянула, что несколько дней до нападения он был сам не свой, постоянно бормотал что-то под нос. Иногда им с Розой казалось, что он следил за мной. От подобного рассказа меня передернуло, и Лилия переключилась на другую тему. Об Орионе напоминал только рисунок, так и не снятый со стены. Пару раз я видела во сне его бессмысленную смерть, но она не вызывала никаких эмоций. Непонятное влечение оказалось просто влечением, исчезнув после смерти Ориона. Поначалу это пугало. Затем я просто приняла это как данное, не желая лишний раз мотать нервы себе и семье. Сестра вернулась в море, надавав мне кучу советов по правильному выбору парня. Я только отфыркивалась да шутливо толкала ее в плечо. Первый учебный день благодатью обрушился на меня, подарив долгожданную свободу. Преподаватели решили не мучать нас и распустили по домам сразу после вступительной речи. Лилия, Роза и присоединившаяся к ним Актиния под локти потащили меня к Дальней Реке, пообещав веселье. Мутноватая цветущая вода раздражала, но русалки не давали мне вернуться в озеро. Они упрямо плыли вперед, увлекая меня за собой. Наконец мы выплыли на более или менее чистую воду. Одногруппницы хихикали и показывали пальцами на берег. Там стояли три человека. В груди что-то смутно знакомое робко шевельнулось и затихло, а русалки уже вовсю распушили волосы и развязали водоросли на груди. Одна за другой они всплывали на поверхность, сладкими речами услаждая слух «мужей». Те охотно сбрасывали одежду и шли к воде, как ни странно, ни слова не сказав о том, что русалки — твари и убийцы. Вот уже когтистые перепончатые пальцы вцепились в человеческие тела, жертвы шумно рухнули в воду и забились в удушающих «объятьях». Один, другой, третий — все они затихали или от нехватки воздуха, или от скользящего поцелуя Актинии. Смерть, однажды явившая себя столь близко, больше не пугала и не внушала трепета. Я наконец-то перестала чувствовать себя чужой среди своих. Тонкий пальчик с загнутым желтым когтем поманил меня и указал вдаль, где на берег только что вышел рыбак, не видевший расправы. Нечто жалкое и теперь абсолютно чужое в последний раз взвилось внутри и замолкло навек. Я распустила волосы и направилась вперед — вкушать нектар настоящей жизни. Жизни русалки.