Поцелуй русалки

Утро встретило меня не привычным щелканьем ракушек, а раздраженным шепотом у окна: — Ты мне всю руку отдавила! — А ты не лезь — разбудишь ее! — Сама разбудишь — орешь, как кит по весне. Я прикрыла глаза ладонью и сосчитала до десяти. Это сон, просто сон. Лилия и Роза не копошатся у меня под окном. Это просто крики чаек. Ну пожалуйста! К сожалению, мантра не помогла, и сон все-таки упорхнул от меня. Всю ночь терзаемая мыслями об Орионе, я плохо спала — в мутной темноте мне виделись стеклянные жемчужно-серые глаза и безобразный шрам — и собиралась поваляться в постели до обеда. Не судьба, однако. Ведомая предчувствием сладкой мести, тихо поднялась с постели, добралась до окна и резко распахнула створки, задев одной из них знакомую солнечно-желтую макушку. Русалки притихли и с опаской посмотрели на меня. — Может, устроите тайный совет в другом месте, а мне дадите поспать? — с утра во мне всегда ревел зверь. — Что, бурная ночка была? — хитрецки прищурилась Роза. — И кто этот счастливчик? — Нарцисс из параллельного, — не моргнув глазом, ответила моя сонная головушка. — Правда? — на лице Лилии отразилась крайняя степень удивления. — Нет! Плывите отсюда, надоеды. Я закрыла окно и задернула занавеску; та еще долго колыхалась в застоявшейся за ночь воде комнаты. Разумеется, просто так одногруппницы этого не оставили. Они обогнули дом и принялись трезвонить в дверь. Послышался характерный шорох — кто-то из родителей отправился открывать. Уй, сегодня же единственный выходной! Входная дверь звякнула, и по дому разнесся зычный голос отца: — Виола, это к тебе! Пригибаясь, как под обстрелом, я выплыла в коридор. Взгляд устало насупленных синих глаз пробуравил во мне большую дырку, а мощный хвост цвета индиго едва заметно постукивал об пол. Настырные русалки одарили меня улыбками триумфа и шмыгнули в комнату. Из груди вырвался тихий вздох. Отец вопросительно приподнял бровь; я махнула рукой, мол, все в порядке, не волнуйся. Крепкая фигура родителя скрылась в спальне, и я поспешила в комнату — лишь бы они не увидели... — Виол, а Виол, кто это тебя нарисовал? — раздался голос Лилии из приоткрытой двери. ...портрета. — Друг. — А как его зовут? — подключилась Роза. — Неважно. — Что ж, — Лилия не отступала, — и почему ты скрывала, что мистер «неважно» — человек? — Чего? — я постаралась изобразить «глаза-блюдца», о которых так любят писать. — Того! Ты крутишь роман с человеком, — победоносно воскликнула Роза, ткнув пальцем в мою сторону. — Его зовут Марс, он высокий, черноволосый, со смуглой кожей и умеет играть на гитаре. На миг мне показалось, что за окном мелькнула белая макушка. Пион?.. Я поспешно отбросила эту мысль, чтобы не накликать, а то вдруг приплывет и снова будет наблюдать. Мы с Лилией переглянулись и расхохотались. Затем одновременно утихли, посмотрели на стенку, за которой была комната родителей, и рассмеялись уже втроем. — Ой, не могу... Ну ты загнула! Еще скажи, что у меня русал под кроватью. — Разве что голый, — флегматично заметила Лилия, и нас снова окутал смех. Развеселившись, гостьи, увы, не забыли об изначальной цели визита. — Теперь серьезно. Где ты пропадаешь? Мы только и видим, что твой хвост в Бурной Реке. — Понимаете, я... — Влюбилась, что ли? — перебила Роза, недоверчиво вздернув багряную бровь. — Только этого нам не хватало. — Ничего и не влюбилась, — пробурчала почти под нос. — Я ракушки собирала, вы же знаете, у меня страсть к такому. Как хорошо, что в детстве я коллекционировала ракушки — на полке до сих пор целый склад этого «богатства». — Ладно, солдат, вольно, ты прощен, — смилостивилась Лилия. — Только не забывай про нас больше, а? Я кивнула, и на меня с двух сторон обрушились объятия. Оставалось лишь отфыркиваться от лезущих в рот волос. Словом, мы помирились, и русалки уплыли по своим делам, а я, чмокнув проснувшуюся сестру в щеку, отправилась, озираясь, к устью Бурной Реки. Утро было бессердечно пасмурным, вода казалась серой и неприглядной, а жабры раздражающе чесались. Река бурлила сильнее обычного, вскипая под взмахами хвоста. Особенно сильный поток снес меня на камень, а затем на дно, и ладони пронзила резкая боль. Замечательно, еще и поранилась. Разбушевавшееся течение никак не хотело пускать меня к заводи — тело то и дело прибивало ко дну. В заводи было неожиданно тихо, мое вторжение бурей вспенило воду. Мелкий песок, поднятый ударами хвоста, лез в глаза и бередил порезы на руках. Я подняла ладони к глазам: камни повредили несколько перепонок, обещающих зарасти уже к концу недели, и ссадили кожу. Я поймала себя на том, что пытаюсь услышать голос Ориона, напевающего тихую мелодию или зовущего меня. Почти физически хотелось почувствовать его взгляд на коже; о новом прикосновении можно было только мечтать. Берег был пуст; только деревья шумели густыми кронами. Пришлось ждать. Неподалеку нашлись зеленые ленты водорослей. Очищенные от внешней кожицы, они прекрасно заменяли бинты в «походных» условиях. Постепенно ноющая боль, мутная вода и серое небо убаюкали меня, и я провалилась в сон, надеясь восполнить потерянные по вине некоторых русалок утренние часы. Мне виделось что-то беспорядочное, какие-то метания во мгле, чьи-то голоса, даже крики. Я никак не могла догнать кого-то, к кому меня тянуло, будто магнитом. Тьма сменилась палящим солнцем, кожа горела от его лучей, чешуя ссыхалась и отваливалась от хвоста клоками. Я пыталась загородиться руками, но обжигающие лучи все еще докрасна сжигали открытое плечо. Пробуждение было внезапным: что-то теплое гладило меня по горевшему во сне плечу, над ухом раздавался тихий голос. Я разлепила веки и, подняв голову, увидела ясные глаза Ориона. — Извини, задремала, — пробормотала, потягиваясь. — Знаешь, ты очень милая, когда пытаешься отмахнуться от меня во сне, — в жемчужных глазах играло лукавство. — Ничего подобного, — бухтение было тихое, но Орион, видимо, все равно услышал. — Мне лучше знать, — авторитетно заявил он. Я закатила глаза. Чуткий слух уловил знакомый мотив, и губы расплылись в улыбке. Орион на грани слышимости напевал мою любимую мелодию, наблюдая, как все мое тело до малейшей косточки расслабляется и поддается влиянию песни. — Я так люблю смотреть, как ты танцуешь, — вкрадчиво произнес Орион, прервав музыку. — Виола, давай потанцуем вместе? Тело замерло и напряглось, плечи чуть опустились, лицо закрыли чернильные локоны. — Мы не можем. У тебя ноги, у меня — хвост, — обидно было признавать собственную немощность. — Нет ничего невозможного, — Орион озорно подмигнул и стащил с себя рубаху, оставшись в просторных штанах. — Бр-р-р, ну и холодина! Он поочередно опустил ноги в воду, а затем и сам соскользнул с берега. Передернув плечами от холода, он подошел ко мне, ступая ногами по дну. Я заинтересованно наблюдала, как он зарывался ступнями в песок, понимая, что никогда такого не почувствую. Орион остановился в шаге от меня и протянул руку. Мимолетно заведя кисти за спину и сдернув повязки — не хотелось бы, чтоб он стал расспрашивать о порезах, — я накрыла его ладонь своей. Орион смешно дернул ногами и поплыл вперед, увлекая за собой. — Вот здесь хорошо, тепло. Должно быть, теплое течение. Я не стала высказывать догадку, что он просто согрелся, и выжидающе приподняла бровь. Взгляд то и дело соскальзывал вниз, рассматривая обнаженное выше пояса тело человека. Все мысли вылетели из головы, когда Орион стал двигаться. Он кружил меня, плыл рядом, обплывал сзади, обдавая волнами мутной воды. Иногда вдруг прижимал к себе и мерно покачивался в течении реки, еле касаясь ногами хвоста, из-за чего перед глазами все расплывалось, а улыбка не сходила с лица. Ладони саднили, но от легких прикосновений кровь приливала к щекам. На очередном кульбите я не сдержала смеха — Орион эхом откликнулся. Мы танцевали, кружили, просто плавали, хохотали, словно дети. Даже мрачная погода не могла испортить настроение... ...пока Орион не сдавил мою ладонь слишком сильно. Рука невольно дернулась в сторону, уголок рта дрогнул. Это не прошло незамеченным для Ориона. Он быстро схватил меня за запястье, за что получил несколько царапин от когтей, повернул ладонь вверх, нахмурился и потянул меня к берегу. Как я ни старалась уверить, что все хорошо и мне не больно, он не слушал. Почувствовав под ногами надежную опору, он вдруг рывком подхватил меня на руки и стал выбираться на сушу. Первобытный ужас обуял душу — я же засохну, если не вернусь в реку вовремя! Сознанием я понимала, что Орион меня не обидит, однако вбитые в голову с детства страхи заставляли трепыхаться, точно выброшенная на берег рыба. — Виола, успокойся, с тобой ничего не случится, — уверил человек. — Я вычитал в книге, что русалки могут жить без воды около трех часов без опасности для жизни. Он бережно опустил меня на землю, и я затихла, прислушиваясь к ощущениям. Хвост внезапно стал очень тяжелым, спину холодила колкая трава. Нельзя сказать, что мне было неприятно, но точно неуютно. — Не хочу, чтобы в ранки попал песок, — пояснил Орион, опускаясь на колени рядом. Он взял мою руку в свою и внимательно осмотрел повреждения. Я затаила дыхание. Показалось, что с его губ вместе с удивленным вздохом сорвалось слово «бирюзовая», когда порезы вновь набухли кровью. — Сегодня я должен уйти раньше, — с сожалением сказал Орион, опускаясь рядом со мной. — Староста созывает деревню на совет, все должны прийти. — Ладно, — я повернула голову и уставилась в печальное серое небо, набрякшее тучами. «Такое же серое, как его глаза», — вспыхнула мысль. — Виола... — прошептал Орион. С трудом повернувшись набок, бросила на него вопросительный взгляд. Хвоста коснулось тепло — загорелая рука человека сильно выделялась на фоне фиолетовой чешуи. Хвост дрогнул, я не удержала хлипкого равновесия и упала прямо на Ориона. Щеки залила краска, когда я увидела, что моя ладонь покоится на груди человека. Она казалась неестественно бледной и едва заметно отливала нежно-сиреневым. Я поспешно убрала раскинувшиеся по траве волосы за спину. Орион мягко улыбнулся и заправил одну из прядей мне за ухо, задержав костяшки пальцев на щеке. Потемневшие от воды пшеничные волосы обрамляли чарующее в своей грубости лицо. Пылающая рука подтянула меня ближе, но я не заметила этого, завороженно проводя кончиком когтя вдоль уродливого бугристого шрама, искажающего черты красивого лица. Орион поймал мой взгляд и, сжав объятия чуть крепче, будто я могла сбежать, осторожно приблизился к моему лицу. Как наяву, слышался голос сестры: «Ты же знаешь, что поцелуй русалки убивает человека?» — Орион, нам нельзя, — я зажмурилась, чуть отклонив голову в сторону и почти рыдая из-за запрета. — Почему? — голос человека звучал слишком спокойно, даже холодно. — Если я... Если мы... Ты умрешь от этого поцелуя, — обреченно уткнулась я в жаркую шею. — Вот как, — прошелестел Орион на ухо. — А если я сделаю так? Мою руку потянули вверх, и запястья коснулись влажные мягкие губы. Я удивленно уставилась на руку, чем вызвала негромкий смешок Ориона. Место поцелуя приятно горело, до боли хотелось поцеловать в ответ. Но нельзя. — Мне пора идти, — он бодро поднялся на ноги, чрезвычайно довольный собой, и, обняв, донес меня до воды. — Прости, завтра я буду весь в твоем распоряжении. — До завтра, Орион, — почти прошептала я в ответ на обезоруживающую улыбку и припустила во весь опор в сторону дома, безжалостно молотя хвостом по воде. Пенная муть застилала глаза, тело само влекло меня домой, пока в голове судорожно билась одна и та же мысль, повторяясь вновь и вновь. Мы никогда не сможем быть вместе. Как бы ему этого ни хотелось, я не встану на ноги, а он не отрастит хвост. Самый мимолетный мой поцелуй лишит жизни его, а три часа на суше — меня. У нас нет будущего. Нам не суждено быть вместе.