Catherine, please, don't leave me alone

Вода исчезла, утекла сквозь крошечные шлюзы, вместе с ней стих невыносимый шум старых поршней под изношенной обивкой, остался проржавевший метал Тау, скрипучие переборки между отсеками и мелькающие красные огни молчаливых тревожных сирен под потолком. Саймон подумал, что пахнет здесь, должно быть, отвратительно, но гнилостного запаха он не почувствовал. Прежний Саймон Джаретт выпил бы полчашки не очень хорошего кофе на заваленной картонными коробками кухне и заснул бы в метро по дороге на работу — Коупленд заставил бы своих рабов Майкрософта замолчать, "похитители жвачки" засели в его мозгу вместе с опухолью. Он одёрнул себя, протерев локтем старое зеркало — прежний Саймон провёл бы полночи за компьютером, этот Саймон разбил уже с десяток мониторов, неуклюжие пальцы запутались в искрящихся проводах, а острая боль в висках перерастала быть болезненно-пугающей, а после и вовсе исчезла. На дне, как ни странно, ещё ниже не тянуло, хотя Гейман писал о другом, временами под водой кружилась голова, он испуганно падал на колени, когда воздух под разбитым шлемом водолазного костюма заканчивался, Кэтрин звучала спокойно и громко в стенах железной коробки, — Омикрон уснул, предварительно выбив пробки, — это всего лишь сбой в системе, не уставала повторять она, чисто теоретически, вы даже умереть не можете. Со временем Саймон смирился с мыслью о том, что ужасная, по словам врачей, опухоль в его мозгу на самом деле не убивает его — что-то просто повредило его микросхемы на нижнем этаже. Саймон посмотрел на свои пальцы, они казались бледными, пугающе ледяными, но живыми, босые ноги щекотала мокрая от утренней росы трава, ладонь Чун легла на его плечо, он не смог различить черты её лица — солнце безжалостно слепило глаза. Ветер задел полы белого сарафана Кэтрин, тонкие бретельки безжалостно врезались в загорелую веснушчатую кожу на аккуратных плечах, от неё пахло молоком и мёдом — Саймон невольно вспомнил детство и дедушкину ферму совсем недалеко от Торонто. Раз. Он открыл глаза — не по-настоящему, это лишь иллюзия, тело Имоджен Рид казалось неудобным, несмотря на то, что он давно должен был привыкнуть. Два. Пальцы в толстых резиновых перчатках вдарили по вновь загоревшимся кнопкам — структурный гель пахнет бензином и перегоревшими лампочками. Три. Кэтрин не отвечала. Какие глаза были у Кэтрин Чун? Саймон не до конца уверен, но, кажется, разрез глаз у нее был совсем иной, словно она постоянно щурилась от ветра, который трепал её волосы на той самой крыше из далёкого детства. Если воспоминания в мозгу Саймона не задерживаются, а лишь плавают кверху брюхом, как мёртвые рыбы на пути к Тау и если Кэтрин Чун будет его последним живым воспоминанием, почему он не помнит её лица? Кэтрин очнулась через несколько часов, её уже привычно безразличный голос не менял тишины, он счёл это весьма удачным предлогом — закрывая глаза, он видел перепуганное лицо Кэтрин, и эта Кэтрин знала всю правду о том, что произошло в НИУ. Когда Саймон исчез на время, мысли Чун заполнились тупой тоской по Имоджен Рид, — Страски погасил свет на верхнем этаже, — она часто ласково, почти как мать, называла Кэтрин "моя Хиросима", и та не обижалась почти, все ведь путают. Саймон внезапно напоминал ей Рид, она не была трусихой, но часто пряталась в шкафу. Когда Саймон вернулся, Кэтрин зажимала в руках колосья уже отцветшей пшеницы, по её ещё совсем нетронутой солнцем руке устало ползла божья коровка, Саймон пересчитал точки на её крыльях, Кэтрин сорвала одуванчик с пушистой бело-серой шляпкой, и ветер не позволил ей её сдуть. Джаретт посмотрел на Кэтрин, теперь он отчётливо видел её грубые черты: ярко выраженные скулы, тонкие губы, пугающе тёмные, почти чёрные глаза, слишком правильный нос и россыпь веснушек на щеках, она сложила губы трубочкой, готовясь сдуть пушистую шляпку осеннего цветка, — ветер отнял у неё эту возможность, — и Саймон ткнулся губами в её губы. Она оказалась волшебной, незабываемой, она оказалась честной — ощущение полёта так и не покинуло Саймона, позже, на крыше её дома, Кэтрин рассказала, что мечтала когда-нибудь привести сюда Рид. — Спасибо, Саймон. Руки Имоджен обвились вокруг её шеи, скользнули по плечам, словно новый шёлковый платок и отпустили Кэтрин так же бережно, как мама отпускала велосипед в детстве, обещая, что в этот раз она обязательно поедет сама. Ветер трепал их волосы, а в воздухе вкусно пахло едой из ларьков торговцев внизу, на улице, которую Кэтрин и правда когда-нибудь нарисует. — Да не стоит.