Настоящий шотландец

Два месяца постепенно нараставшего напряжения подходили к концу. Иностранные гости должны были появиться вечером тридцатого октября, и в результате день оказался потрачен впустую – никто и не пытался сосредоточиться на учёбе, даже самые упорные последователи Ровены Вороний Коготь к середине дня окончательно перестали интересоваться происходящим у доски… В итоге Дамблдор лично отправил всех заблаговременно обедать и готовиться к встрече. В гостиной Гриффиндора царила суета, обильно сдобренная девчачьим писком. Почти все метались между гостиной и спальнями, постоянно что-нибудь теряли, находили и опять теряли, в очередной «последний» раз что-нибудь поправляли… Хендри, заблаговременно завернувшийся в большой килт, сидел в кресле у камина, время от времени озирал всю эту суету снисходительным взглядом и возвращался к беседе с Гермионой. Рон Уизли сидел в углу, обложившись какими-то таблицами, и почти непрерывно трещал арифмометром, то и дело записывая результаты вычислений в свиток. Что уж он там считал – осталось загадкой даже для Гермионы, чьи познания в математике были пусть и довольно обширными, но сугубо прикладными… Но вот, наконец, время пришло. Ученики и учителя собрались перед замком, ёжась на промозглом ветру и вглядываясь в темнеющее небо. – Чует моё сердце – летят! – воскликнул Дамблдор. И действительно, несколько секунд спустя в небе появилась стремительно движущаяся точка, вскоре оказавшаяся громадной каретой, запряжённой соответствующих габаритов крылатыми конями. Сделав круг над Хогвартсом, кони в плавном развороте сбросили высоту, карета коснулась земли, с облучка спрыгнул мальчишка-паж… Карета остановилась, паж опустил ступеньки, и в открывшейся двери появилась сама мадам Максим – директор Шармбатона и полувеликан. «Действительно, Максим», – отметил про себя Хендри, надул мех волынки и, как только Максим ступила на землю, заиграл. Французы, надо отдать им должное, сразу сообразили, что именно он играет. Все застыли, парни сдернули шляпы, кто-то начал тихо подпевать… А вот англичане – кроме разве что ехидно блестевшего очками Дамблдора – потратили несколько секунд на то, чтобы сообразить – Хендри играет «Марсельезу»… А когда поняли – сделали вид, что так все и было задумано изначально. – Прекрасно, прекрасно! – выдохнула мадам Максим, когда Хендри закончил. – Вы замечательный музыкант, месье… – Хендри Маклауд, – Хендри поклонился. – Премного благодарен за столь лестную оценку моих скромных талантов… – О, не надо скромничать, мой юный друг! – провозгласила Максим. – Дамблдор, дорогой мой, как я рада вас видеть! – Взаимно, дорогая Олимпия! – рослому Дамблдору почти не пришлось наклоняться, чтобы поцеловать протянутую руку. – А вы становитесь всё очаровательней… В этот момент французская делегация неожиданно засуетилась, девушки, составлявшие её большую часть, возмущённо зашептались – и на землю ступила, во всём своём великолепии, вейла. Совершенная фигура, почти идеальное – ровно настолько «почти», чтобы не казаться неживым – лицо, полное осознание собственного совершенства… Луна Лавгуд за спиной Хендри тихо зарычала. Промозглый ветер стал совсем уж ледяным, по земле потянулась изморозь… Вейла остановилась и медленно подняла руки к плечам, демонстрируя пустые ладони. Луна, свистяще выдохнув, тряхнула головой, успокаиваясь, ледяная аура исчезла. Хендри поёжился – если уж прирождённый убийца и дочь одной из сильнейших сидхе по эту сторону Рейна – а не узнать Флёр Делакур было сложно – столь официально демонстрирует мирные намерения… Кто же ты такая, Луна Лавгуд? К счастью, появившийся именно в этот момент корабль Дурмстранга надёжно отвлёк внимание от несостоявшейся стычки. Хендри, глядя на появившегося на палубе Каркарова, гнусно ухмыльнулся – час пробил, и этой его выходке будут завидовать не только близнецы, но и Сириус, которому такое было бы просто не под силу. Музыкального слуха у Мародёров не было… Снова надув волынку, Хендри поймал взгляд Дамблдора и подмигнул. Нет, директор, конечно, не знал, что он задумал, но явно подозревал что-то… Гости спустились на берег, и Хендри снова заиграл. Незнакомая тревожная мелодия поплыла над поляной, заставляя вскинуться и англичан, и французов. Музыка звала в бой, напоминала об оставшемся за спиной доме… И музыка была хорошо знакома гостям. Каркаров сбился с шага, и на его лице на мгновение мелькнула жуткая смесь ненависти, бешенства и страха, засуетились немцы… А вот болгары и сербы сперва замерли, недоверчиво прислушиваясь, а затем – ко всеобщему удивлению – Виктор Крам взмахнул рукой и неожиданно сильным голосом запел: – От безкрайните родни простори, в градове и села с ясен глас с нас могъщата сила говори, тя е с майчино мляко при нас! Каркаров потянулся было за палочкой – но песню подхватили остальные, шагнув вперёд, Хендри заиграл ещё громче – и Каркаров поспешно сделал вид, что просто хочет выйти вперёд. – Здравствуй, Дамблдор! – провозгласил он, едва музыка смолкла. – Как поживаешь, старина?! – Не жалуюсь, – хохотнул Дамблдор, – хотя в мои-то годы ежели у тебя ничего не болит, значит, ты уже умер… Тоже, как я погляжу, не бедствуешь? Пока три директора распинались друг перед другом, Хендри изучал гостей. К счастью, вейла имелась в единственном экземпляре – как и Зимняя сидхе, и с этой стороны проблем не ожидалось… Если, конечно, Каркаров не притащил кого-нибудь замаскировавшимся. Насколько Хендри было известно, сочетание хитрости и глупости этого деятеля вполне позволяло провернуть что-нибудь подобное. Итак, если расклад именно таков, каким выглядит, смертоубийства не произойдёт – по крайней мере, между сидхе. Ловли Каркарова тоже не предвидится, а значит, в кои-то веки, в Хогвартсе хоть что-то пройдёт без сюрпризов. Тем временем Филч внёс ларец, Дамблдор толкнул речь, извлёк из ларца кубок – вроде бы деревянный – и взмахнул над ним палочкой. Из кубка вырвалось голубое пламя, на мгновение взметнулось чуть не до потолка, опало и осталось гореть, не поднимаясь выше фута над кубком. – Перед вами Кубок Огня, – объявил Дамблдор. – Могущественный древний артефакт, некоторые свойства которого послужат нам сегодня. Он будет установлен в холле, и всякий желающий – разумеется, если ему исполнилось семнадцать лет – сможет бросить в него записку со своим именем. Трое из бросивших – по одному от каждой школы – будут избраны Кубком для участия в Турнире… А чтобы оградить юные умы от соблазна, а тела – от увечий, я лично установлю вокруг кубка барьер, не пропускающий никого, кому не сравнялось бы семнадцать лет. Я вижу на некоторых лицах работу мысли, и меня искренне радует это наблюдение – но всё же вынужден вас разочаровать: ни старящие зелья, ни заклинания, ни Оборотное – ничто не позволит вам перейти эту черту. Близнецы Уизли переглянулись – похоже, они и раньше планировали проверить на прочность этот барьер, а теперь обязательно это сделают… И возможно, что и успешно – Фред или Джордж были бы едва ли не идеальными чемпионами Хогвартса, и для них стоило бы сделать исключение. Тем более, что кубок мог бы выбрать их обоих разом, и это было бы прекрасно… – Хендри, откуда ты знаешь болгарские песни? – в лоб спросила Гермиона, как только в гостиной собрался весь факультет. Взгляд самозабвенного вивисектора прилагался… – Вообще-то, – покопавшись в стопке пластинок, Хендри извлёк нужную и завёл патефон, – не песня, и не болгарская. Он опустил иглу, и знакомая мелодия затопила гостиную – только на сей раз это был настоящий оркестр, а не одинокая волынка, и звучала она куда более впечатляюще… – Это русский марш, написанный перед Первой мировой войной, – объяснил Хендри, – в общем-то, специально для Болгарии и Сербии, которые тогда воевали с Турцией. Понятное дело, там он очень популярен… Ну вот, я его нашёл на прадедовой пластинке и решил, что это именно то, что надо. Нашёл ноты, мне их помогли переложить для волынки… Результат вы и сами слышали. – А мне нравится, – заявила Джонсон. – Слушай, а вот в цирке, когда акробаты выходят, играют такой марш… – она попыталась насвистеть мелодию, но особого успеха не добилась. – Он называется «Выход гладиаторов», – сообщил Хендри. – Ты хочешь переплюнуть в безумии Оливера и выводить под него команду? Серьёзно? – А что в этом такого? – Анжелина пожала плечами. – Музыка классная, слизняки, опять же, расстроятся… – Я попробую, – вздохнул Хендри. – Ноты найти несложно, а вот получится ли переложить для волынки, а если получится, то смогу ли я это сыграть – это вопрос. – Ну, пока не попробуешь – не узнаешь, – снова пожала плечами Анжелина. – Кстати, я записку в кубок брошу – как думаете, кто окажется нашим чемпионом? – Может, и ты, – заметила Гермиона, оторвавшись от «Виртуального света». – Хотя не будь черты, я бы поставила на Хендри, но только потому, что Дочери Зимы это не интересно. Разумеется, барьер не смог остудить энтузиазм близнецов Уизли, и они предприняли несколько попыток забросить свои имена в Кубок. Безуспешных, конечно же – но весьма настойчивых. Всем остальным немногочисленным желающим хватило одного раза… Рон выклянчил у Хендри линзы магического зрения и полдня проторчал возле Кубка, изучая черту и что-то вычисляя, однако пройти так и не попытался. Сам Хендри суетой вокруг Кубка почти не интересовался – кроме близнецов, выдумки не проявил никто. Поэтому, понаблюдав за ними и заглянув в записи Рона (и ничего в них не поняв), он ушёл в гостиную и играл все марши, которые только мог вспомнить. А поскольку память на музыку у Хендри всегда была отличной, его репертуара хватило до самого ужина… – Итак, – объявил Дамблдор, когда опустевшие тарелки исчезли, – Кубок готов принять решение! Мистер Филч, прошу! Филч, печатая шаг, внёс Кубок, поставил его перед Дамблдором и отдал честь. – Вольно! Итак… – Взмахом палочки директор погасил свет в зале. – Ещё мгновение, и… Пламя над Кубком неожиданно стало алым и выбросило кусок пергамента. – Чемпион Хогвартса – Седрик Диггори! – провозгласил Дамблдор. Седрик, похоже, особенно ни на что не надеялся – поднялся он с несколько недоумевающим видом, помахал однокашникам и вышел в дверь за директорским креслом. – Пожалуй, завтра же, а то и сегодня, пригласим – давно пора, – прокомментировал Хендри. – Не возражаю, – согласилась Гермиона. Кубок выбросил следующий пергамент. – Чемпион Шармбатона – Флёр Делакур! – объявил Дамблдор. Сидхе неспешно прошествовала по залу, собрав всеобщее внимание. Большая часть однокашниц, что характерно, смотрели на неё весьма неприязненно… – Ожидаемо, – синхронно произнесли Хендри и Луна и переглянулись. – Чемпион Дурмстранга – Виктор Крам! – Тоже хороший выбор, – заметил Рон. – Крам не только ловец лучший, он ещё и рукопашным боем занимается… – Редкость, однако, – хмыкнула Гермиона. – Только не для Думстранга, – отмахнулся Хендри. – Там как раз физкультуре уделяют куда больше внимания… Поэтому, кстати, Рептилоид там бы не смог учиться – куда ему без палочки! Дамблдор снова зажёг свет в зале, погладил бороду и произнёс: – Итак… А это ещё что такое?! Покрасневшее пламя Кубка, отвечая на его вопрос, выбросило четвёртый пергамент. – Хендри Поттер, – прочитал Дамблдор. – Мда… А придётся – Хендри, тебе в ту же дверь. Хендри поднялся. Несколько секунд он изучал зал и вытаращившихся учеников, а затем поднял палочку и размеренно произнёс: – Небо надо мною, земля подо мною, море вокруг меня – и пусть рухнет на меня небо, разверзнется подо мной земля и поглотит меня море, если я бросал своё имя в кубок, просил кого-то бросить его или подстрекал к этому, не говоря прямо! После чего прошествовал по залу и вошел в комнату чемпионов. – Нас зовут обратно? – спросила Флёр. – Что-то случилось? – Случилось, – согласился Хендри. – Кто-то слишком умный закинул в кубок моё имя, да ещё и заставил его меня выбрать. – Какой смешной шутка! – фыркнула Делакур, забыв, что секунду назад говорила почти без акцента. – Очень смешная, да. Вполне в стиле твоих дружков, Пчела, – дразнить вейлу было не самым умным занятием, но Хендри, чей клан был союзником Летнего Двора, мог себе это позволить… до определённого предела. – Не твоя ли? Или, может, Робин втихаря пробрался в Хогвартс? Вейла зашипела разозлённой кошкой, а Седрик чертыхнулся и спросил: – Он и правда здесь? – Мне бы этого не хотелось, но подстава вполне в его духе, так что возможно, – о том, что в наличии имеется неправильный Грюм, Хендри пока говорить не стал – не в последнюю очередь потому, что не мог представить себе мотива. С другой стороны, будь здесь Робин-весельчак – и не Флёр, так Луна его бы заметили… В этот момент дверь открылась, и в комнату буквально ввалились все три директора, Крауч, Грюм, Людо Бэгмен и Сириус Блэк. – Дамблдор, это возмутительно! – орал Каркаров. – Я требую снять этого мальчишку… – Ты не в том положении, чтобы чего-то требовать, Игорь, – осклабился Блэк. – Кстати, как там наколочка – не чешется?.. Каркаров заткнулся. – Могу только повторить, – Хендри эту записку не мог бросить, и дело даже не в клятве… – начал Дамблдор. – Он не поклялся магией! – возмущённо перебила его Максим. – Это ничего не значит! – Для начала – это вообще не его почерк, хотя подделка отличного качества, – Дамблдор недовольно блеснул очками. – Вот только тот, кто это сделал, не учёл одной вещи – Хендри так никогда не подписывается. Только «Хендри Маклауд» или «Хендри Маклауд Поттер», если уж совсем официально. – Кто-то приложил Кубок мощным ментальным заклинанием , чтобы он решил, что в Турнире участвуют четыре школы, – прокаркал Грюм. – Кто-то достаточно сильный… И желающий мальчишке смерти. Оба глаза – и живой, и искусственный – сосредоточились на физиономии Каркарова. – Послушайте, Грюм, вам уже пора лечиться! – возмутился тот. – Если ваша память вас подводит, напомню, что меня полностью оправдали… – Да-да, я помню, как ты топил своих дружков, – гнусно ухмыльнулся Грюм. – Всё это, несомненно, весьма интересно, – Дамблдор хлопнул в ладоши, – но я всё же хотел бы услышать ваше мнение, леди и джентльмены. – Напоить сопляка веритрасерумом… – Заткнитесь! – прорычала Флёр. В её голосе слышался весьма причудливый коктейль эмоций – и желание лично придушить Хендри, и долг перед союзником, и острая неприязнь к Каркарову… – Сделать ничего нельзя, – равнодушно сообщил Крауч. – С кубком заключается магический контракт в тот момент, когда он выбрасывает пергамент с именем. Контракт заключён, теперь единственная возможность – пройти Турнир. – Тогда пусть и нам позволят выставить по два чемпиона! – Знаешь, – громким шёпотом сообщил Седрику Хендри, – Каркаров, говорят, в молодости в СС служил… – Исключено, – ответил Каркарову Крауч. – Кубок невозможно зажечь до следующего турнира. Начался скандал. Хендри, засев у камина, наслаждался зрелищем, параллельно склоняя Седрика к вступлению в «Белый Лотос». Главным аргументом в пользу этого решения служило наличие печенек, а также Луны Лавгуд, которая могла пропустить в гостиную… О романе Седрика с ловцом Рейвенкло «Белому Лотосу» было известно едва ли не лучше всех, и аргумент был серьёзным. Седрик, тем не менее, колебался – то ли набивал себе цену, то ли опасался встречи с обожаемой Чанг на её территории. Первое было глупым, второе – простительным, поскольку слухи о членстве семьи Чанг в гонконгской Триаде ходили не только в Хогвартсе. Тем не менее, к концу скандала Седрик всё же согласился. Хендри, мысленно накинув Гриффиндору пару баллов за красноречие, потёр руки и сообщил: – Похоже, все наконец-то высказались и даже что-то придумали. Надеюсь – как мне избавиться от этой каторги… Увы, почтенное общество пришло к прямо противоположному выводу – контракт не может быть расторгнут. – Ах так… – прошипел Хендри. – Ну тогда извини, Седрик, но клянусь тем, чем клянётся мой народ, что порву вас всех! Объявление вызвало в Большом зале нездоровый ажиотаж – слишком многие были свято уверены, что Кубок обманул сам Хендри. Другие соглашались с тем, что его подставили и были готовы отстаивать своё мнение любыми способами, а третьи – в основном, гости – считали всё случившееся хитрым планом Дамблдора. Мнение своё при этом все были готовы отстаивать любыми способами и в любое время, так что утихомирить зал было нелегко. Но это были проблемы Дамблдора, и Хендри они не интересовали. Хендри заметил в делегации Шармбатона знакомого, вспомнил одну дедову идею и заорал на весь зал: – Эй, Лау, дело есть! Гийом Кергелен закатил глаза, тяжело вздохнул, но из-за стола выбрался. Семейство Кергелен было старым бретонским родом магов – правда, на вопрос, имеет ли к ним отношение французский мореплаватель, они никогда не отвечали – и занималось делами вполне мирными, главными среди которых были книззлы и сидр. Впрочем, полуразумные котообразные твари Хендри не интересовали – дело было в сидре, и даже не в нём самом… – Лау, напиши отцу, пусть пришлёт нам пару дубовых бочек из-под сидра, только старых. – Старых бочек? – Лау уставился на приятеля, только что не хлопая глазами. – Анри, я понимаю, что ты чудик, но зачем тебе старые пустые бочки?! – Псоглавцы и антиподы, – вздохнул Хендри. – Лау, ты бы хоть в энциклопедию заглянул, или спросил кого – хоть папу Килана спросил бы как-нибудь… – Вот я тебя и спрашиваю! – Скотч выдерживают в дубовых бочках из-под спиртного, – изрёк Хендри. – Обычно винных, но можно и другие, вот мы с дедом и решили попробовать… – Ну так бы сразу и сказал, – вздохнул Лау. – А то сразу ругаться… Напишу, конечно, только папа же результат захочет попробовать. – Не вопрос, дед ради такого даже автограф на этикетке нарисует, – ухмыльнулся Хендри. И в этот момент откуда-то появилась Лаванда Браун. – Какой милый мальчик! – пискнула она. – Хендри, это твой друг? А ты нас познакомишь? А зачем тебе бочки? – Скорее, приятель, – ответил Хендри. – Зовут его Гийом Кергелен, можно просто Лау. Он наверняка потомок французского мореплавателя, но никогда в этом не признается. Лау, познакомься – Лаванда Браун, моя однокурсница, и, кажется, вполне в твоём вкусе, так что подумай, пока время есть. А зачем мне бочки, сказать несложно. Это… – тут Хендри сделал паузу. – Секрет!