Малахитовый замок

В одной деревушке, расположившейся совсем близко от столицы Дальнии, но, несмотря на это, окруженной с одной стороны скалами, а с другой темным вековым лесом, находилась небольшая, уже повидавшая не одну засуху, от чего черепица на крыше потускнела и места потрескалась, и пережившая не одно наводнение, что можно было судить по буро-зеленым кирпичам, служившими фундаментом, лавка. Многие еще помнили, как в этой лавке один небогатый торговец продавал ювелирные изделия, которые сам же и мастерил, но вот уже как четырнадцать лет в деревянном доме пахло вовсе не пылью камней и чистящем средством, а пирожками да плюшками. Новый хозяин, уважаемый мистер Фредерик Бетинс, был пекарем, и его сладкая выпечка до сих пор подавалась к столу графов и герцогов, которые живут неподалеку, благо деревушка, как уже говорилось, была в получасе конной езды от столицы. Его жена, миссис Луиза Бетинс, тоже работала у него в кондитерской, и ничто не могло сравнится с ее чудесной шоколадной помадкой и сладкой карамелью на кукурузном сиропе. Кондитерская мистера Бетинса стала столь популярной, что любой юный поваренок спешил просится к ним в подмастерья, на что мистер Бетинс отнекивался, мол, лавка совсем маленькая, будет слишком тесно. Но, несмотря на тесноту, он все же держал при себе еще двоих работников, помимо жены. Его сын, Морис Бетинс, не был умельцем месить тесто, как отец, или топить шоколад, как мать, но исправно посещал школу, и, только выучившись считать, был отправлен отцом за кассу, обслуживать посетителей. Вторым был темноволосый парнишка-подмастерья, который набирался опыту в ремесле мистера Бетинса. Его имя — Ричард Мидленд, но все звали его просто Риччи. Риччи был единственным посторонним в этом семейном бизнесе. Семейство Бетинсов опекало его по старой памяти его деда, имя которого ему никто не сообщил, так как тот умер еще тогда, когда Риччи едва исполнился второй год. Отец его был наемным странствующим рабочим, который обошел пешью всю Дальнию в поисках временной сезонной работы, будь то стрижка овец или вспахивание поля. В таких странствиях он встретил и мать Риччи, красивую иностранку, дочку того самого ювелира, который ранее жил в той лавке и который всего-то три года как приехал из Верхней Норландии. Ходили слухи, что дед был эльфом, чародеем, добрым духом, спустившегося с неба, так сильно его любил народ, но ни один слух не подтвердился. А спустя два года после свадьбы мать и отец погибли в лесном пожаре. Дед Риччи, девяностолетний старик, понимал, что когда пойдет на покой, мальчишку будет не на кого оставить, и попросил своего друга, отца мистера Бетинса, забрать у него и лавку, и внука. Он согласился и после его смерти отдал лавку с мальчиком своему сыну. «У тебя уже есть жена и сын, так взрасти еще и его», — сказал он тогда и уехал в столицу, где работал поваром самого короля. Вот так Риччи и остался сиротой, живущим ранее в своем, а уже как четырнадцать лет в чужом доме. Но мальчишка особо об этом не грустил. Мистер и миссис Бетинс не были тиранами и ни в чем не притесняли сиротку, хотя своего сына любили больше и не скрывали этого. Морис стал хорошим другом для Риччи, будучи старшим всего на полтора года. Он даже пытался давать подмастерью кой-какие уроки, вспоминая знания из школы, но парнишка куда охотнее учился готовить разную начинку для пирогов. Но дядя Фред, как называл его Риччи, ни разу не разрешал ему самому браться за заказы. Месить тесто или жарить мясной фарш — это пожалуйста, но под жестким наблюдением самого Фреда, или тетушки Лизи. А юный кондитер не мог не мечтать о том, как сам, без посторонних подсказок и наставлений, приготовит чудесный десерт, от которого у тех, кто попробовал его, встали бы слезы в глазах. О большем малыш-сирота и не мог мечтать. Однажды, во время очередного рабочего дня, мистер Бетинс был в особо хорошем расположении духа. Один знатный вельможа, чистокровный граф, нынче заказал у них торт, и хозяин лавки в приливе щедрости сказал: — Ну, Риччи, давай! Пока я пойду выторгую подешевле у соседки свежих сливок, сделай крем к торту! — Правда? А можно? — недоверчиво, с дрожащим голосом от радостного волнения переспросил Риччи. Ему никогда не позволялось принимать участие в таких заказах. Еще на прошлой неделе мистер Бетинс даже яйца взбить не позволил для заказного торта одной незамужней, но богатой дамы, а сегодня — крем! Сердце, душа любого торта! — Я верю в тебя, ты уже не один год у меня учишься, справишься, — весело и бодро заявил мистер Бетинс, снимая поварской колпак и надевая берет-блин, который был только у него одного на всей деревне. — Е-есть! — отсалютовал уходящему через черный ход хозяину ученик. «Это мой первый, и возможно единственный, шанс», — думал Риччи, доставая из кладовой продукты, — «Я должен не просто справится, это должен быть шедевр!» Он быстро смешал взбитые белки с сахаром и ягодным соком, а потом вспомнил, что дядя Фред всегда еще что-то подсыпает в сладкий крем. — Сушеный корень Самхата, — отвечал ему мистер Бетинс, когда Риччи однажды спросил его об этом, — купил у колдуна. Но ты его не трожь! — быстро добавил, заметив жадный блеск в глазах юноши. — Он на вес золота! Я его держу только для самых важных покупателей! — и положил коробок со снадобьем под самый большой и старый шкаф в кладовке. Маленькая коробочка надежно спряталась за плотной завесой многолетней паутины, ставшей темно-серого цвета от грязи и пыли, знавшей еще деда Риччи живым. Вспомнив о волшебном корешке, Риччи во всю прыть помчался в кладовку, к дубовому шкафу, занимавшего всю стену и подпиравшего своим резным верхом потолок. За стеклянными дверцами шкафа на тонких фанерных полосках было все, что только могло быть у кондитера: в узких стеклянных горшочках гнездились карамельные петушки, блестели баночки меда, домашнего варенья, прошлогодней закатки сока, в блюдцах лежали плитки шоколада, белые и розовые медальончики зефира, россыпи изюма, кураги, орешков и это только то, что было перед самым носом Риччи. Сколько он не проходил мимо этого шкафа, а все дивился богатству и изобилию этих полок. Но он скользнул взглядом вниз, где находили толстые ножки, вырезанные искусным мастеров в-виде лап хищного зверя. Присев на корточки, он засунул руку под шкаф, отмечая, что расстояние между донышком шкафа и полом совсем небольшое, взрослый мужчина смог бы засунуть руку только плашмя, втискивая ее между шкафом и половицами, а шестнадцатилетний юноша, как Риччи, мог не опасаться содрать кожу на ладони в кровь и более-менее свободно водить рукой под шкафом. Он медленно ощупывал каждый дюйм, каждую щель в полу — не завалялась ли коробочка. Ежась от неприятного прикосновения паутины к голой коже, Риччи обследовал почти весь пол под шкафом, и уже думал, что хитрый старый пекарь успел перепрятать коробок, как онемевшие пальцы нащупали что-то твердое. Липкие от паутины пальцы обвились вокруг находки, и Риччи, со смешанными чувствами удивления и разочарования, вынул из-под шкафа тяжелую мутную бутылку. Это была старая, очень старая бутылка, которая, как с первого взгляда понял парень, не предназначалась ни для сладкого сиропа, ни для столового вина, а значит, принадлежала не мистеру Бетинсу. Бутылка была бурой, мутной и пузатой, Риччи с легкостью представил ее в руке у пирата, хлебающий опьяняющий ром, или у бедного безработного художника, который, за неимением иного варианта, складывал туда свои кисти. «Если это не дяди Фреда… То тогда это моего деда!» — посетила его будоражащая воображение мысль. Он мгновенно представил, как дед-ювелир, стирая тыльной стороной руки пот со лба, после долгой и изнурительной работы над неподатливым кристаллом, вовсе не стремившимся стать блестящим драгоценным самоцветом, ставит все свои инструменты в эту бутылку, благо горло у нее было настолько широким, что спокойно прошел бы керамический наперсток. Оттерев стенки от паутины и грязи, Риччи невольно залюбовался глубиной цвета бутылки. Это был цвет хорошого темного кваса, или свежего кофе, а мелкие песчинки, попавшие в стекло, навевали мысли на летнее звездное небо с его крупными и кажущимися такими близкими звездами. Когда парень приподнял бутылку, он с изумлением почувствовал, что на дне бутылки что-то лежит. Это что-то заскрипело по дну, когда Риччи попытался заглянуть в горлышко, но бестолку: внутри бутылки виднелась только беспроглядная тьма. «Если это и правда дедовское, то, может, там лежит драгоценный камень?» — радостно подумал парень. — «Я ни разу не видел драгоценных камней, только у тетушки Лизи в серьгах, которые она одевала по праздникам. Он, не раздумывая, перевернул бутыль, подставляя ладонь под горлышко, ожидая подарка от деда спустя уже четырнадцать лет, как того не стало. В руку упало что-то твердое. Это был перстень, но не просто перстень, а отшлифованный от цельного камня красивого зеленого отлива. «Изумруд», — решил Риччи, не знающий в камнях, но слышавший, что зеленые кристаллы — это изумруды. Его взгляд с восхищением осматривал небольшую находку. Шириной кольцо было с мизинец, а диаметром была ровно впору Риччи, чтоб тот нанизал его на свой безымянный палец. Кольцо сидело, как влитое, словно именно на него, Риччи, внука своего дела, было и сделано. Как и любой другой перстень, этот так же имел свою печать. Какое-то растение, плющ или виноград, пышным венком украшали кольцо, а ровно посередине было глубокое углубление, в-виде василька. — Красота… — выдохнул пораженный Риччи, любуясь витыми жилками внутри камня, словно оплетающие его пальц, но тут же спохватился: «Если его заметит дядя Фред — как пить дать отберет, а тетушка Лизи и подавно! Надо спрятать!» Он пошарил по своим карманам, и к своему счастью нашел кусок бечевки. Сняв с пальца и нанизав на веревку, Риччи быстро связал концы и одел самодельное ожерелье, спрятав кольцо под рубаху, и как раз вовремя: со стороны черного входа уже насвистывал веселую песенку мистер Бетинс.