Добрые мертвецы приходят перед рассветом

Хрусталь дробил свет на тысячу бликов, и они рассыпались по черной лаковой крышке рояля. Вот придумал же кто-то давным-давно эти люстры, хрусталь и рояли и не лень им было. А сейчас Фуриоса смотрит на эту красотищу и не может оторвать глаз. Остальные привыкли и не обращают внимания. Это, видно, всегда так бывает, когда видишь ее каждый день. А для нее эта люстра была волшебной. Возвращаясь ночью из очередного рейда, она всегда искала взглядом огонек на скале. Ее успокаивала мысль о том, что кому-то на свете нужна ее помощь, что ее ждут. И только сегодня Фуриоса поняла, что нуждалась в женах ничуть не меньше, чем они в ней. Можно сказать, что это они спасли ее, а не она их. Она слишком долго была одиноким волком без стаи, одна против всех. У нее не было ничего, кроме Зеленых земель. Это мечта заменила ей настоящую жизнь. В сущности ведь Фуриоса ничем не лучше тех, кто верит в Вальхаллу. У нее была своя, такая же ненастоящая. И ради этой веры Фуриоса чуть не погубила остальных. Их спас человек по имени Макс. А удача запросто может оказаться более жестоким способом мироздания ее убить. Кто не дрогнувшей рукой развернул дорогу под колесами Боевой фуры так, что она привела их обратно в Цитадель? И что он хотел этим сказать? Кто же он все-таки тогда? Злой шут? Равнодушный мудак? Или сделал это из необъяснимого чувства любви? А может бог это просто злой учитель? Он задает вопросы, и если отвечаешь неправильно, больно бьет по щекам. Ей казалось, что она отреклась от всего в Цитадели решительно и сразу. Сейчас она начала сомневаться. Рана, которая должна была давно зажить, как только с нее содрали корочку, снова начала кровоточить. Было больно, как в первый день. Фуриосу вырастили женщины. Она одно время считала, что они лучше мужчин, пока жизнь не убедила ее в том, что люди все одинаковы — чужие. Тех, кто сделал ей что-то хорошее, Фуриоса могла легко пересчитать по пальцам единственной оставшейся руки. И этой самой рукой она их и убила. Ирония судьбы. А эти юные существа совсем чужие ей. Тост больше других всех похожа на нее саму. Она выросла в Пустоши и недолго пробыла в Куполе. Она всегда держится в стороне, доверяет только себе. Способная странная. Всех жалеет, сыплет непонятными словами, как Калашников, и живет, похоже, в воображаемом мире. Она слишком мягкая. Такие в Пустоши долго не живут. Все засмеялись, и это вывело Фуриосу из оцепенения. — Как же вкусно! — причмокнула Тост. — Никогда такого не пробовала! Она сунула ложку в банку с сахаром и облизала ее. — Попробуй, — Способная подвинула сахар к Фуриосе, — Глюкоза полезна для мозгов. Кристаллики медленно растворялись на языке. Тост права. Это самая вкусная штука на свете. Вчера Даг, которой надоело лежать целый день в постели, забралась в комнату Джо. Она, в отличие от Способной, никогда не испытывала перед Джо никакого трепета. Там, где Фуриоса не обнаружила ничего, Даг легко нашла и вскрыла три тайника, набитых консервами. Все консервы были армейскими. Способная сказала, что они специально были сделаны на случай какой-нибудь катастрофы. Их и сейчас можно спокойно есть. Даг обрадовалась, вывалила все это богатство на стол и отправила Чидо за Фуриосой, которая вместе с механиками пыталась поставить на колеса хоть какие-нибудь машины. Даг сказала, что устраивает пир победителей. — Вот компот! — она ловко орудовала открывашкой. — Персиковый! М-м… Ничего похожего не пробовала! Но если помру, так и не жалко — уж очень вкусно! — Оставь, — вмешалась Способная, — надо порезать кусочками и отдать детям. Там, наверное, много витаминов. Хотя какие витамины могут быть в тридцатилетнем компоте? — О-о, — протянула Даг, — они там есть! Что бы это ни было, я их чувствую! Она достала из банки ломтик персика и протянула Чидо. Чидо жизнь потрепала меньше остальных, сохранив ей детскую округлость щек, свежий румянец, живой блеск в глазах и искренний звонкий смех. Сама Фуриоса никогда не была такой, даже когда жила с мамой у пруда. Остальным не так повезло. Больше всех не повезло Ангарад. Фуриоса понимала, почему Джо относился к ней иначе, чем к остальным. Нельзя сказать, чтобы он любил ее. Для Джо это было бы слишком по-человечески, а он не снисходил до подобной слабости. Но Джо, как и Фуриоса, видел в Ангарад то, чего не замечали остальные — словно внутри у нее пылал факел, а у других только свечки. Почему, интересно, такие люди гаснут быстрее? А Джо, оказывается, раньше тоже был человеком, пока однажды не погасил свою свечку и не затеплил в сердце маленький лиловый огонек. — Как же ты не побоялась войти в ту комнату? — шепотом спросила Чидо, проглотив персиковую дольку. Даг пожала плечами. — А чего бояться? Неужто Джо вернется с того света, чтобы сожрать свои консервы? У него тут везде нычки. Жадный он был, и все боялся, что мы найдем. Не слышали, что ли, как он ночью все это перепрятывал? Чидо испуганно помотала головой. Ей, наверное, до сих пор снятся сны, в которых она летает. И вряд ли она ночами лежит без сна, вздрагивая от любого шороха. Фуриоса вдруг ощутила, что ее это бесит. Прислушавшись к себе, она поняла, что это зависть старого искалеченного существа к молодому, здоровому и счастливому. Интересно, что же тогда должен был чувствовать Джо? Он обладал ими, но забрать себе чужую молодость ему было не под силу. Он мог только частично продолжиться в своем потомстве. Вероятно, ночами, пока он прятал консервы, эта мысль немного его утешала. Фуриоса поспешно отвела взгляд и съела еще ложку сахара. — Ой, а это что?! — воскликнула Даг. — Вы только посмотрите! Какие чудные бутылочки! — Похоже на шампанское, — Способная протерла рукой пыльную этикетку, — французское. Способная сегодня была какая-то пришибленная, но вдруг оживилась. — Неужели оно настоящее? Как в книгах? Я всегда мечтала его попробовать, у нас даже были для него специальные стаканы! Она вскочила и принесла откуда-то картонную коробку, из которой достала три пыльных коньячных бокала. — Вот, — сказала она гордо, — теперь у нас будет все по-настоящему. Какой сегодня хороший день! Они пили из трех бокалов по очереди. В отдельных упаковках нашли хлеб. Хлеб, был мягкий и очень вкусный. Он понравился всем, а вот шампанское только Способной, которая очень развеселилась и, покачивая бокалом, вдруг сказала: — Подумать только, мы пьем шампанское и закусываем настоящим хлебом! Скажите, а вы никогда не думали о том, какая могла бы быть у нас жизнь, если бы не было войны? Тост фыркнула: — Нас, может быть, и на свете бы не было. Да и зачем вообще об этом думать? — Ну, а все-таки? Чем бы занимались и где жили бы? — Я не могу такое представить, — тихо сказала Чидо. — А я не хочу, — проворчала Тост. Даг довольно рассмеялась. — А я была бы знаменитостью! Играла бы на рояле в концертах, я же умею! Показать? Она встала и поклонилась. — Дамы и отсутствующие господа! Выступает маэстро Даг! Она торжественно прошествовала к роялю, придвинула табурет и осторожно приподняла полированную крышку. — Сейчас вам полагается мне похлопать, — сообщила она серьезно и подмигнула Чидо. Все послушно похлопали в ладоши. Даг вскинула руки над клавишами и легко коснулась их. И рояль вдруг заговорил низким бархатным голосом. Звуки перетекали один в другой. Это были непонятные, но очень важные слова, которые задавали такт дыханию Фуриосы. Сердце пропустило удар. Тонкие пальцы Даг, как лапки злого тарантула, взлетали на черно-белыми клавишами, словно поглаживая их. Рояль не просто пел, петь может и обычный человек. Он рассказывал историю, полную очень древней и светлой печали. Рояль заключал в себе целый мир, не тронутый никаким разрушением. Мир, совершенно отличный от того, что окружал Фуриосу. Теперь она поняла, зачем рояль был нужен Джо. Даг умеет вытащить этот мир наружу и поделиться со всеми. Как же она, должно быть, счастлива! За такой дар Фуриоса не пожалела бы и Боевой фуры. Рояль взвыл от ярости. Даг вскочила, схватила табурет и изо всех сил долбанула по клавиатуре так, что клавиши брызнули в разные стороны. Одна из них разбила бокал Фуриосы. Все окаменели. Только Способная бросилась между Даг и роялем, будто это был ее собственный ребенок. — Уйди, — спокойно сказала Даг, — я все равно его разобью. — Нет! Не смей! — голос Способной сорвался. Фуриоса попыталась отобрать у Даг табурет, но она повернулась и вперила в нее яростные белые от ярости глаза: — Лучше оставь меня в покое. А то и тебе достанется. Со всей мочи она жахнула по роялю в дюйме от руки Способной. Та вздрогнула, но не отступила, наоборот, попыталась перехватить разваливающийся табурет. Они сцепились, вырывая его друг у друга. В это время остальные пришли в себя и бросились их разнимать. Способная плакала. Даг, наоборот, казалась спокойной и сосредоточенной. — Зачем ты его испортила? Это была самая прекрасная вещь на свете! Ты ведь единственная могла играть на нем! — всхлипывала Способная. — Она больше не будет, правда? — спросила Фуриоса. Даг кивнула. Чидо усадила Способную на стул и налила ей воды, накапав в стакан какой-то настойки. Даг только этого и ждала. Она схватила здоровенный тесак, висевший на стене, и, как только все немного успокоились и переключили свое внимание на Способную, снова бросилась к роялю и несколькими сильнейшими ударами, каких никак не ждешь от такого хрупкого создания, рубанула по крышке. Отломав и отбросив ее в сторону, Даг принялась с холодной яростью рвать струны, ломать колки и другие детали, словно в ее тело вселился могучий Риктус. Силы покинули ее внезапно, и она безвольно сползла на пол. — Отпустило? — спросила Фуриоса. Даг кивнула. — Да. То есть нет. Я думала, что мне станет легче, — Даг с недоумением подняла на Фуриосу глаза. — но мне все так же больно. Почему? Способная молчала и раскачивалась из стороны в сторону, закрыв лицо руками. — Когда кто-нибудь спросит тебя: «Кто разрушил мир?», — глухо сказала она, — можешь быть уверена, ты тоже приложила к этому руку. — Неправда! Это была гадкая вещь! Я ее ненавижу! Ненавижу Джо! Зачем он заставлял меня играть на нем?! Руки Даг дрожали. — Почему ты меня не остановила? — спросила она Фуриосу. — Ты имела на это право. Да и музыка эта… Слишком хороша она для нас. Пир победителей закончился не очень весело. Злополучный рояль отодвинули в дальний угол, щепки подмели, занозы вытащили. Способной дали еще успокоительных капель, после чего потушили фонарь и легли спать. Только Даг долго стояла у стекла, приложив к нему узкие ладони и выбивая кончиками пальцев слышную только ей мелодию. Она ждала, когда боль уйдет. Фуриоса знала, что боль не уходит. Потом сонная Чидо увела Даг в спальню. Завернувшись в кокон одеяла, Фуриоса подумала: «А забавно, если консервы все-таки были испорченные, вот бы Джо посмеялся». Но призрачный Джо не пришел. Купол и спальни наполнились вздохами, сонным бормотанием и шепотом. Завтра все это закончится, в купол решено было переселить щенков — воздух тут чистый и полезен для них. Нужно только собрать побольше кроватей, одеял и всего остального. Должно быть, Фуриоса ненадолго задремала. Боль в боку не давала отключиться, и ей показалось, что она просто закрыла глаза. А когда открыла, на фоне сереющего предрассветного неба увидела Способную, стоящую на стуле. В руках у нее была толстая веревка, которую она закрепила на ржавом крюке, намертво вделанном в потолок. Некоторое время Способная зябко переступала босыми ногами по скрипучему стулу, а потом, вздохнув, сунула стриженную голову в петлю. Клеймо на ее спине четко выделялось в полумраке. — Ты мне мешаешь, — тихо сказала она, — Я не могу сосредоточиться. Постояв в нерешительности, Способная сняла веревку и села на пол рядом со стулом. Фуриоса неловко обняла ее, прикрыв голые плечи колючим одеялом. — Ты только представь, как обрадовался бы Джо. Способная покачала головой. — Не думаю. Я видела его на этом самом стуле с этой самой веревкой на шее. Он тоже не смог. Посмотрел на меня и сказал: «Я очень хочу сбежать, но мне не хватает смелости». Мы тогда жили с ним вдвоем. Никого тут больше не было. Фуриоса осторожно погладила ее по голове. Человек, задумавший такой побег, находится на грани миров, он очень хрупок. Сделаешь что-то не так — и потеряешь его навсегда. А она вдруг поняла, что больше всего на свете не хочет терять Способную, хотя она была странная задавака и всегда жалела тех, кого, по мнению Фуриосы, жалеть не стоило. Способная уткнулась лбом в плечо Фуриосе и прерывисто вздохнула. — Я часто думаю в последнее время: зачем он сделал меня такой? Все эти книги, мысли, чувства и убеждения. Люстры, рояли, бокалы, гитары. Труха. Он ведь знал, что назад дороги нет. И не считал нас равными себе, никого не считал. Все на свете были для него только вещи, которые он выстраивал в идеальном порядке. Это дьявольский парадокс. Из-за этого мы и возненавидели его. Мы могли прожить спокойную и, по-своему, счастливую жизнь сытых животных, но он сделал нас людьми, одновременно отказав нам в праве быть ими. — Все чудовища одиноки. Они скучают о тех днях, когда были людьми. — Я тоже одинокое чудовище, динозавр, — всхлипнула Способная, — У меня нет ни Ангарад, ни мисс Гидди, ни Накса. Все ушли, осталась только я, — она горько усмехнулась. — И я тоже не могу сбежать. Ты знаешь, что творится на нижних уровнях? — Что? — Песчаная шваль орет, что их пайки слишком маленькие. Они гадят везде и все ломают. Щенки уже подхватили от них чесотку, а я не знаю, чем ее лечить. А хуже всех — наши женщины, работницы и даже кое-кто из молочных. Знаешь, что они про нас говорят? «Вы зажравшиеся лентяйки! Всего и делов-то было раздвигать ноги, когда скажут. У вас все было: крутой муж, хороший воздух, вкусная еда, которую больше никому не дают, ароматное мыло, одежда, никакой работы. Но вам было мало, и вы все разрушили в своей гордыне. Поливалки ломаются, урожай погибает, детям будет нечего есть, а потом придут из города и всех убьют или угонят в рабство! И во всем этом виновата ты!» Одна так и сказала и плюнула мне в лицо. И остальные были с ней согласны. Они ругали нас самыми последними словами, таких даже Даг не знает. Фуриосу передернуло от ярости. Прав был Калашников — тупое нерассуждающее быдло. Им плевать на все, кроме жратвы! И они плюют в Способную. В дуру, которая их еще и жалеет. Худые плечи Способной беспомощно вздрагивали. Нужно было что-то ей ответить. Фуриоса в панике искала нужные слова. — Все просто слишком круто поменялось. Но мы договоримся с городом, и все будет хорошо. — Ничего никогда уже не будет хорошо, и ты это знаешь. — ответила Способная стеклянным голосом. — Все равно мы должны так говорить. Слова сильнее людей. Ты поспи, завтра много дел, а без тебя мне не справиться. — А ты? — похоже, капли начинали действовать, глаза у Способной слипались. — Я не могу, я лучше потом. Знаешь, — голос Фуриосы дрогнул, — иногда я вижу мертвого Джо. Он говорит со мной. Ты только не рассказывай никому. Я не сумасшедшая. Это просто из-за того, что я ударилась головой. Я слыхала, так бывает. Способная подняла на Фуриосу сонные глаза и легонько погладила по щеке. — Все будет хорошо, — прошептала она. — Он, конечно, не настоящий, но если появится — буди меня. Тут глаза ее закрылись, а голова опустилась Фуриосе на плечо. Способная заснула, и Фуриоса осталась в куполе одна.