Добрые мертвецы приходят перед рассветом

— И как она тебе? — Водит отлично, в механике рубит, но глазища злые! Уставится, как будто дыру в тебе провертеть хочет. Тьфу! — Да что с вами, люди? Красавица, умница, глаза цвета крыжовника. Нет бы приударить… — Я скорее приударю за женой Несмертного. — Приземленный ты человек, никакой в тебе романтики! Фуриоса прислушалась к этому разговору и нащупала нож. Если ее приударят, она даст сдачи. Прошло семь дней с тех пор, как они с Девочкой оказались в Цитадели. Спала Фуриоса в кабине, а днем работала в мастерских. В Цитадели оказалось столько крутейших тачек! Таких прекрасных что к некоторым и подойти-то было страшно. Поначалу Фуриоса сделалась местной знаменитостью — на нее ходили смотреть как на диковинку. Потом к новой девчонке-водиле все привыкли. Но ей самой тут было не очень уютно. Слишком много людей. Слишком много мужиков. Некоторые даже уже получили по морде. «Наверное, можно сказать, что я за ними тоже приударила», — злорадно подумала Фуриоса и натянула одеяло на голову. В стекло постучали. — Просыпайся, спящая красавица, а то поцелую! Оскалив частокол порушенных зубов на нее пялился Калашников. Фуриоса показала ему зажатый в кулаке нож. — Хватит дурака валять! Собирайся, есть работа, — он нахмурился и спрыгнул с подножки. Фуриоса выбралась из кабины и поспешила за ним, на ходу застегивая рубаху. Ей очень нравилось в Цитадели. Во-первых, здесь вкусно кормили. Во-вторых, давали штаны. Восхитительные черные штаны с карманами. Таких у нее никогда не было. Поговаривали, что если отличиться в бою, то Несмертный Джо может и ботинки подарить. Был тут парень по кличке Прайм. Вот его Несмертный наградил ботинками. Эх, чего бы она не сделала за такие! Для начала, например, то, что скажет Калашников. Когда-нибудь этот Прайм еще будет ей завидовать. — А какая работа? — она догнала Калашникова и забежал вперед. — Поедем в Газтаун. Четверо механиков крепили на Девочку здоровенные бочки. Фуриоса замерла глядя на такую роскошь. В голове все еще не укладывалось, что воды может быть так много. Механики хоть и пялились на нее поначалу, но как только поняли, что она хорошо разбирается в моторах, сразу стали держаться уважительно. А вот наглые варбои были куда хуже. Они глазели, они отпускали шуточки, они распускали руки. Поэтому-то Фуриоса и решила обосноваться в мастерских. Хозяином Цитадели был Несмертный Джо — великий воин, который добыл воду из-под земли, сделал почву плодородной, научил бойцов сражаться и много чего еще. Человек, раздававший такие штаны — Фуриоса любовно погладила карманы, — просто не мог не заслуживать всеобщего уважения и даже восхищения. Еще местные почему-то верили, что он создал им какую-то вальхаллу, в которую они попадут после смерти, если будут храбро сражаться. Эта идея вызывала у Фуриосы большие сомнения. Она не понимала, как взрослые умные люди могут верить в такую чепуху. Хотя, очевидно, варбои не были умны. Несмертный Джо все это время был в отлучке, а Фуриосе очень хотелось бы посмотреть на него. Двух его жен она уже видела. Они были тощие, но очень гордые. Звали их Лепесток и Способная. Причем Способная была совсем соплячка, гораздо моложе самой Фуриосы, но считалась почему-то старшей женой. Третья — Лилли, по слухам, была на сносях и из купола не выходила. — Неужели, — спросила она Эйса, — Несмертный не нашел себе баб получше? Эйс пожал плечами: — Они, видать, нравятся ему. Он разборчивый и кого попало в купол не берет. — Лучше бы женился на молочных матерях! Они такие красотки! Эйс рассмеялся и ничего не ответил. С Эйсом Фуриоса очень подружилась. Вместе они уже сходили в пару рейдов. Он оказался отличным товарищем, надежным и терпеливым и хвалил ее за хладнокровие. Но сегодняшнее задание было явно поинтереснее. — А Эйс поедет? — спросила Фуриоса у Калашникова. — Поедет, и еще дюжина лучших ребят. Груз ценный, и мы должны доставить его в целости. — А ты поедешь? Ей показалось он раздраженно закатил глаза под очками. — Я еду в первую очередь, а все вы — со мной, — ощерился на нее Калашников. Потом спохватился, сжал губы и залез в кабину, громко хлопнув дверью. Вдоль трассы тянулся однообразный пейзаж — рыжий песок, синее небо, и ничего больше. Бетонная дорога была ровной как стол и прямой как стрела. Шорох колес усыплял. — А Газтаун больше Цитадели? — спросила Фуриоса, чтобы встряхнуться. — Да, пожалуй, побольше… — нехотя ответил Калашников. Она бы предпочла общество Эйса или даже Морсова. В Калашникове с самого начала было что-то, что будило животное чувство опасности. Фуриоса пока не определилась, что хуже — когда он болтает или когда молчит, недобро скривив тонкогубый рот. Сперва она помалкивала, но потом все-таки решила продолжить разговор. — Я вот еще чего спросить хотела. Что это за слово такое «приударить»? — Ну-у… — он устало потер пальцем переносицу. — А почему ты не спрашиваешь, что такое крыжовник? — А вот на это мне наплевать! — фыркнула Фуриоса. — Приударить — значит ухаживать. — Чего? — Ухаживать, ухлестывать, волочиться, добиваться расположения. Поняла? — Не совсем… — Это когда ты нравишься кому-то, он говорит тебе комплименты, ну хвалит, то есть. Короче, это когда кто-то хочет твоего внимания. — Переспать хочет, да? — Типа того. Она удовлетворенно кивнула. — Да не типа. А оно и есть. Значит, она все правильно поняла. — Ой, поглядите-ка, какие мы дерзкие! — ядовито процедил Калашников и отвернулся. Но Фуриоса решила идти до конца. — Я просто сразу хотела предупредить, — сказала она твердо, что не стоит никому советовать за мной приударять. — Ладно-ладно, советовать не буду — ухмыльнулся он и принялся изучать в бинокль безжизненный горизонт. — Ты главное не слишком сосредотачивайся на мысли, что ты самая желанная красотка Цитадели. — Хорошо, — кротко согласилась она. — А можно я еще спрошу? Я хотела узнать про Вальхаллу. Ты в нее веришь? Калашников сразу прекратил смотреть в окно, снял очки и интересом уставился на Фуриосу. — Ну… Это сложный вопрос, — ответил он осторожно. Она улыбнулась ему понимающе и снисходительно. — Понятно. — Ты-то что вообще можешь в этом понимать? — он удивленно поднял мохнатые брови. — Что ничего такого нет! — А что же есть? — Ничего нету, человек живет-живет и помирает. — Хм… А тебе не кажется, что это немного… Ну, несправедливо что ли… — А жизнь вообще такая. — Дерзкая циничная засранка, — в голосе Калашникова прозвучало уважение, и Фуриосе это было особенно приятно. — Значит, выходит, ничего кроме человека и нету? — он не сводил с нее внимательного и веселого взгляда. — Не знаю. Огоньков этих ваших лиловых я не видала. — Ну а почему люди в Вальхаллу верят? — Я вот и хотела узнать. Это же Несмертный Джо ее зачем-то придумал. — Это вовсе не Джо придумал, а древние люди из позапрошлого мира. Они верили, что наш мир похож на огромное дерево. У корней его подземный мир, в ветвях мир людей, а на макушке — Вальхалла и боги. — Бога тоже нет. — Очуметь, — он с деланным изумлением округлил глаза, — Кто это тебе сказал? — Я сама знаю. Если бы бог был, то зачем бы он допустил… чтоб… — Фуриоса не могла подобрать слов. — Вот это все… Калашников помрачнел и надолго замолчал, постукивая длинными узловатыми пальцами по приборной панели.Фуриосе показалось, что они стоят месте, а колеса Девочки крутят бесконечную бетонную ленту дороги. — Про это все по разному говорят, — наконец продолжил он, — Одни думают, что Бог и Дьявол это один и тот же персонаж, что бог жесток и ему просто нравится нас мучить. Другие — что даровав нам свободу воли, он самоустранился. Если кто-то творит зло, это человек, а не бог. Третьи же… Вот эти уж точно совершенные безумцы. Их надо на ярмарке за деньги показывать. Так вот они утверждают, что Бог это любовь. Но вряд ли стоит сейчас рассматривать эту версию всерьез. — Так зачем им Вальхалла? — упрямо повторила она. — Понимаешь, девочка, не всякий может жить с мыслью, что от него совсем ничего не останется. И если на свете реален только человек, то почему не быть реальным тому, что ему жизненно необходимо? Так что возможно, что Вальхалла существует, просто потому, что люди хотят, чтобы она была. — Мало ли кто чего хочет! — Почему же… Ты вот когда жрать захочешь, например, пойдешь и найдешь себе еду. А иногда вон и новые штаны. А смерть — это поважнее, чем миска баланды. Когда умрешь — поймешь. — добавил он печально. — Ха! Можно подумать, ты умирал! — Много раз, — Калашников снова внимательно изучал горизонт в бинокль. — Но ты же живой! — Я давно умер. А поскольку я был большой грешник, то попал в ад, где окружен одними идиотами и бесконечно страдаю… Фуриоса сочувственно покачала головой. Вот беда-то! У Несмертного Джо Второй совсем чокнутый. — То есть, — осторожно уточнила она, — ты сейчас в воображаемом месте? — В принципе, можно и так сказать. Окружен ужасной иллюзией. — Но я-то настоящая! Я существую на самом деле! — Ты в этом совершенно уверена? — спросил он с тоненькой улыбочкой. И тут до Фуриосы дошло. — Ах ты, гад! Да ты просто издеваешься! От злости она крутанула руль так, что Девочку занесло в сторону, а Калашникова едва не выкинуло из кабины. — Все в порядке? — сидевший на крыше Эйс заглянул в кабину. — Зашибись просто! — рявкнула Фуриоса. Калашников потер ушибленный локоть и снисходительно покачал головой. — Ну что ты бесишься-то? — спокойно продолжил он, протирая стекла очков засаленным рукавом. — Кто тебе еще такое расскажет? Слушай и мотай на ус, пока я жив. Ну, или не перешел в другое состояние… — Это в какое же? — Не знаю. Может, в божественное? На вашем фоне я часто ощущаю себя буквально полубогом. — Наверное, тебе тоже не стоит сосредотачиваться на этой мысли. Калашников изумленно замолчал, приоткрыв рот. Фуриоса ждала, что он сейчас ей врежет, но он вдруг рассмеялся стукая рукой по приборной панели. И глядя на него, она рассмеялась тоже. Она и забыла, когда ей было так весело в последний раз. В кабину опять заглянул Эйс. — Шеф, у нас дикобразы на хвосте. — Да вижу я, вижу… Вот же жизнь ничему людей не учит. Эй, Фуриоса, притормози чуток. Слева из-за бархана наперерез Девочке вынырнула небольшая, грозно утыканная шипами тачка. Калашников высунулся из кабины и крикнул:  — Vy sovsem ohueli? Kuda prete? Из машинки откликнулись: — Stepanych, ty? Prosti, oboznalis… — Provalivaite! Neto po drugomu pogovorim! После этого колючка резво свернула в сторону и скрылась вдали. — Кто это такие? — А, пустяки. Местная растительность… — А что ты им сказал? — Пожелал доброго пути. — На каком языке? — Боже, дай мне сил! — Калашников поднял глаза к потолку, — Даже если тебя нет, помоги сладить с этой засранкой! На русском они говорили, на русском! Россия, понимаешь? Была такая страна на другом конце света. Вот я и эти олухи оттуда. — Была? А что с ней случилось? — Бомба… Про бомбу она кое-что знала. Ее сбросили. После этого мир и разрушился. Не сразу, но к тому моменту, когда Фуриоса появилась на свет, с ним уже было покончено. Ветер подул от Газтауна и принес клубы едкого черного дыма. Калашников повел носом: — Надень респиратор, пора уже. — У меня нету. — Кто же едет в Газтаун без респиратора, дурочка?! — изумился он. — Где мне было его взять? — Ну выменяла бы на что-нибудь или одолжила. Ладно, держи мой. — Не возьму! — набычилась Фуриоса. — Надень. На морду. Респиратор. — отчеканил Калашников и силой натянул респиратор ей на нос. — Не хватало еще, чтоб у меня водила вышел из строя посреди дороги. Воздух густел, даже через респиратор Фуриоса учуяла запах нефти. Черные хлопья кружились в воздухе и липли к ветровому стеклу. Калашников обмотал лицо своим клетчатым платком и снова приник к биноклю. Вскоре вдоль дороги потянулись хибарки, сложенные из старых жестяных листов и прочего хлама. Тут жили те, кого называли песчаной швалью. «Сами ни на что не способны, но жрать горазды», — говорил про них Эйс. Фуриоса не решилась ему признаться, что сама совсем недавно была песчаной швалью без машины и оружия. Без этих вещей человек и правда ни на что не способен. У стен Цитадели тоже жила шваль, но в Газтауне ее было гораздо больше. Наконец Фуриоса смогла разглядеть и сам Газтаун — огромную железную штуковину, с пылающим факелом на вершине высоченной трубы. Она в жизни не видела ничего более впечатляющего. — Здесь варят бензак, да? — Не варят, а перегоняют, не бензак, а бензин, — строго поправил ее Калашников. Газтаун окружал ров, заполненный нефтью. Через него был перекинут широкий подъемный мост. Сразу за мостом на покосившихся столбах болтались поклеванные воронами трупы. Калашников скользнул по ним взглядом. — Опять у них все не слава богу. Давай вон туда правь, между резервуаров. И посигналь для солидности. Фуриоса послушно посигналила. Она едва успевала смотреть на дорогу — вокруг было столько интересного: толпы людей, огромные цистерны и огненные факелы над каждой трубой. Дым, запах, огонь — все это пугало и привлекало одновременно. Калашников вылез из кабины и вразвалочку направился к торчавшему из земли люку. — Эй, что новенького на Плюке?! — он постучал по крышке каблуком. Люк открылся и оттуда высунулась косматая голова. В сопровождении трех бойцов Калашников спустился вниз. Вскоре железные двери ангара со скрипом отворились, и Фуриоса направила машину внутрь. В кабину сразу спустился Эйс. — Мы долго будем стоять? — спросила она, — Мне нужен респиратор. Как думаешь, его можно выменять на вот этот нож? Эйс покрутил нож и кивнул. — Думаю, у тебя есть немного времени. Но не задерживайся, скоро назад поедем. Меняльное место Фуриоса нашла быстро. Оно раскинулось рядом с большим кругом за десятым резервуаром. Там, где разворачивались, идущие на юг цистерны и фуры. Она сразу же пожалела, что у нее нет лишних вещей — столько здесь было всего нужного: патроны, запчасти и даже целый двигатель! Она так долго кружила вокруг, что его хозяин, проворчав что-то в респиратор, замахнулся на нее гаечным ключом. Фуриоса с сожалением отошла. Рядом на куске брезента были разложены башмаки. У самой Фуриосы они были разные, на левой — крепкий еще кроссовок с красивыми зелеными полосками, а на правой — черный ботинок. Подошва была примотана к нему изолентой, но песок все равно набивался внутрь. Некоторые ботинки были парами, но в основном по отдельности. Ей, конечно, хотелось кроссовок с зелеными полосками или просто кроссовок, но ничего похожего не попалось. Тяжело вздохнув, она пошла дальше между рядами. Ничего такого, что можно было бы отдать за пару башмаков, у нее не было. К тому же ей все-таки нужен был респиратор. Респираторов было много у кривого парня, сидевшего на корточках у палатки. Большая их часть была разложена на брезенте, а остальные гроздьями висели на воткнутом в песок шесте. — Что дашь за этот нож? — спросила Фуриоса у кривого. Он с небрежно взвесил нож в руке. — Ну, не знаю, — протянул он, но Фуриоса видела, как загорелись его глаза. Нож был неплох, входил в плоть, как в масло, и разок спас ей жизнь. Кривой повертел нож и сунул его в карман. — Выбирай любой с шеста. — У вас тут всегда так дымно? — Не-а, сегодня много варят, обычно полегче. Она поковырялась в респираторах, выбрала подходящий, и только дойдя до развала с башмаками, она заметила, что в респираторе нет фильтра. Пришлось вернуться к шесту, но кривой вскочил и оттолкнул ее: — Менять нельзя! — Но у него фильтра нет. — Раньше надо было думать, — он замахнулся на нее ее же ножом. — А ну вали отсюда, шваль песчаная!  — Я хочу другой респиратор, — зашипела Фуриоса. Соседние менялы с интересом наблюдали за назревающей ссорой, но вмешиваться никто не спешил. Кривой опять толкнул ее. Она в ответ хотела вмазать ему по уху, но он успел увернуться и ударить ее в лицо. Фуриоса упала на песок, в носу стало липко от крови. Она вскочила и снова бросилась на него, содрав респиратор. Они покатились по песку и повалили шест. Кривой был довольно щуплый, но Фуриосе было не привыкать к тому, что любой хлюпик оказывался сильнее ее. Вырваться можно было, только если двинуть протезом в челюсть. Голова кривого дернулась, и он, тяжело дыша, откатился в сторону. Теперь у него с носу тоже капало красным. — Откуда такая борзая? — сплюнул он. — Из Цитадели! Кривой подмял ее под себя и дернул за ворот рубахи. Ветхая ткань треснула, обнажив шею. — Врешь! У тебя нет клейма! Фуриоса вывернулась, подарив противнику воротник, вскочила на ноги и тут же врезалась в кого-то. Подняв глаза, она увидела Эйса, Калашникова, и Ухо — парня из конвоя. — Nu privet, mudachok… — сказал Калашников кривому, стягивая с лица платок. Кто-то завизжал, менялы бросились врассыпную, забыв про товар. Кривой коротко всхлипнул и спотыкаясь побежал прочь. Задыхаясь от злости, Фуриоса вскинула пистолет. Больше всего на свете ей сейчас хотелось пристрелить кривого. Неодолимое желание сладкой истомой накатывало изнутри. — Шлепни ублюдка. От вкрадчивого шепота Калашникова все волоски на теле встали дыбом. Она выдохнула и нажала на спусковой крючок. Кривой скакнул в сторону и продолжил удирать во все лопатки. Скрыться ему было некуда — круг был большим пустырем. Калашников раздраженно сплюнул. — Мазила! Все приходится делать самому. Смотри и учись. Он не торопясь прицелился, и в этот момент Фуриоса почувствовала у себя на затылке чей-то взгляд. Это ощущение было настолько сильным и неприятным, что она обернулась. Калашников сделал то же самое, так и не выстрелив. За спиной у них стоял высокий плотный человек. Светлые с проседью волосы ему на плечи, респиратор украшен зубами какого-то вымершего зверя. Человек не отрываясь смотрел Калашникову в глаза и молчал. Калашников сглотнул и сделал два шага назад под напором этого взгляда. Он сразу неуловимо сник, ссутулился, втянул голову в плечи и, кажется, стал меньше ростом. Натянутую между ними тишину нарушила Фуриоса громко шмыгнув подтекающим носом. Эйс и Ухо сразу же склонили головы и скрестили руки над головой. Незнакомец продолжал буравить взглядом Калашникова. — Ну, здравствуй, братец, — глухо сказал он. — Здравствуй, — еле слышно ответил Калашников. Человек в черном подошел и неловко обнял его, похлопав по спине. — Что ж ты без респиратора тут скачешь, дебил? — неожиданно ласково спросил он. Фуриоса протянула Калашникову его респиратор. У кривого она взяла всего один, хотя могла бы забрать все. Пусть он подавится ими совсем! — Пошли поговорим, есть интересное дело, — приказал человек в черном. Калашников поспешил за ним. Но перед этим отвесил Фуриосе весьма чувствительный подзатыльник. — За что?! — возмутилась она. — Еще раз бросишь машину пристрелю, — пообещал он. — Мне Эйс разрешил! — Он уже свое получил. Эйс выразительно потер шею и бросил на Фуриосу виноватый взгляд. Она шепотом спросила его про человека в респираторе: — Это кто? — Несмертный, — одними губами ответил Эйс.