***
Настал самый долгожданный и знаменательный день в ее жизни, что мог приблизить к разгадке одной из тайн и, возможно, привести к заветной цели. Она – Кана Альберона, странствовавшая по пятам своего отца – великого и знаменитого авантюриста, целеустремленная дочь с неожиданным даром находить себе неприятности даже там, где их, казалось бы, не может и быть. С самого детства она мечтала найти своего блудного родителя, променявшего ее на будущие великие открытия, вероятно, несбыточные, но такие манящие. Отец пропал давным-давно, не оставив о себе и записки. Память о нём хранил лишь его кабинет в родовом поместье, пропахший древностью, старыми книгами, чернилами, какими-то окаменелостями, прикасаться к которым поначалу было и больно, и противно. Весь этот сумбурный ансамбль артефактов покрылся толстым слоем пыли, что никто не смахивал с тех самых пор, как исчез виновник ее появления. Уже намного позже, повзрослев и поумнев, Кана смогла оценить всю суть оставленного отцом наследства. Многие вещи, казавшиеся бессмысленными, становились элементарно простыми для понимания и усвоения, а неподдельный интерес ко всему, что касалось отца, приводил к более глубокому изучению. Это выглядело словно игра, как в детстве. Отец часто оставлял загадки меж строк книжек, что она могла разгадать, лишь поняв смысл. Все это – часть замысла. Тяга к познаниям и оттачиванию эрудиции – великолепный метод воспитания ребенка. И, после его пропажи, Кана долгое время проводила в том самом кабинете, не позволяя себе перекладывать с места на место ни единой вещи. Пока не поняла, почему отец исчез так быстро. Собрать какую-либо информацию оказалось довольно проблематично, особенно для девушки. Никто не считался с мнением женщин. Но помочь Кане в этом непростом деле мог только давний друг ее отца, когда-то занимавшийся разгадками тайн и поиском древностей. Макаров Дреяр мог согласиться оказать необычную услугу, ведь долгое время являлся ее опекуном. Правда, и с ним она была не до конца откровенна, всегда настороже и не раскрывала своих истинных намерений. В их разговорах никогда не упоминалось о том, что скрывал от других ее отец. Так подсказывала интуиция. Очередная дружеская встреча оказалась лишь предлогом. Старик, возрастом годившийся ей в дедушки, спокойно сидел в своем кресле из дорогой резной древесины и потягивал горячий чай с молоком. Соблюдая правила этикета, Кана в привычной себе манере рассказывала о буднях, проведенных ею в шумной столице, посещаемых приемах и о гостях. – Ах, дедушка, нынче в столице как-то беспокойней обычного. Столько шумихи из-за последнего скандального происшествия, о нем даже упоминать не хочется. Не могу дождаться, когда вернусь домой, – сетовала Кана, слегка сжимая в руках носовой платок. Им часом ранее в своей столичной резиденции она смахивала пыль с какой-то древности. – Твоя правда. Я давно хотел бы перебраться в место поспокойней. Если честно, я совсем недавно наткнулся на старую фотографию, погоди чуток, – старичок весьма энергично для своего возраста поднялся с кресла и направился к одной из множества полок в его библиотеке, где он привычно принимал свою подопечную. Там, куда потянулась его дряхлая, уже трясущаяся от старости рука, находился огромный и, кажется, непосильный для подъема кожаный том. Впрочем, альбом и был таким, уж это Кана знала на собственном опыте, ибо не раз перелистывала его страницы, и догадывалась, что речь пойдёт о её отце. Поскольку именно эту тему и хотела затронуть, Кана осталась довольна тем, что не пришлось растягивать утомительные светские беседы на долгие часы, перед тем как перейти к самому важному и наболевшему вопросу. Тихо кряхтя, Дреяр таинственно глянул на замершую в ожидании Кану. Ее глаза загорелись в ожидании хоть какой-нибудь новой информации, но, быть может, ему показалось? Макаров уселся на своё место и ещё раз оценил поведение подопечной, прежде чем открыть книгу. Потрепанный том оказался не просто сборником фотографий с тех времен, когда он и Гилдартс Клайв вместе отправлялись в странствия за древностями, но и сокровищницей воспоминаний: плохих и хороших. Из-за трепетного отношения к своему прошлому Дреяр каждый раз открывал его с некой долей нежности, очень аккуратно, боясь, что те самые воспоминания единым потоком нахлынут со страниц и утопят его, в тот момент, когда он не будет готов принять их обратно в свой помутневший рассудок. Оказалось, сложно демонстрировать неподдельный интерес к тому, что уже много раз слышала и видела. Страх, что опекун опять начнёт показывать фотокарточки и рассказывать о том, что уже выучено наизусть, вызывал клокотание в груди. Но в этот раз получилось довольно убедительно. Кана убрала платок, лежавший в руке, в потайной карман юбки, а кресло, еще хранившее ее тепло, незамедлительно передвинула поближе к камину, рядом с которым и сидел Макаров. – Вот, – открывая одну из самых первых страниц, произнес старичок и ткнул трясущейся рукой в выцветшую фотографию, на которой были запечатлены ее молодой отец и хозяин этой библиотеки. – Видишь этот дом? Кана кивнула, хотя знала, что ему и не нужен ответ. – Когда-то это был мой дом. Да-да, я никогда не говорил, что раньше считался богатым человеком, но наша первая экспедиция требовала очень большой суммы, таких денег не водилось ни у меня, ни у твоего отца. И мне пришлось пожертвовать им. О, ты, наверное, удивлена видеть свое родовое поместье? – Макаров поднял глаза и пристально изучал реакцию. Кана мысленно согласилась, ведь всегда видела на этой фотографии своего успешного отца и родной дом. В голове не укладывалась эта шокирующая новость. И неловкость, отразившаяся на молодом лице, свидетельствовала тому. – Да, история стара, как мир, но тогда не оставалось другого выбора, мне хотелось приключений, ты, должно быть, понимаешь меня, ведь ты – дочь своего отца, уверен, в тебе есть и его целеустремленность с азартом. Последние слова он сказал с каким-то ярким оттенком, намеренно, с желанием замаскировать его настоящее отношение к сказанному. Поведение Макарова вызвало лишь смутные сомнения. Но она невозмутимо продолжала слушать. – Я продал поместье, хотя мои родные проклинали и умоляли меня. Ничто не имело значения, таким уж я был человеком. А немного ранее повстречал твоего отца. Это произошло в обычном клубе историков, обсуждавших какие-то бессмыслицы. Помню, словно это случилось минутой ранее, как громко и устало вздохнул твой отец, а затем поднялся со своего места – уже тогда стало понятно, что моя жизнь переменится. Но, в отличие от Гилдартса, моя молодость прошла. Как у всех женатых мужчин, на моих плечах лежали обязательства перед семьей. И все же чего-то не хватало... Наверное, захватывающих приключений. Из-за этого все и вступали в этот исторический клуб. Так вот, Гилдартс встал и громко сообщил, что весь этот клуб – лишь сборище любителей почесать языками, неспособных на более решительные и отважные поступки. Им двигали смелость и алкоголь, – старичок ухмыльнулся. Макаров с наслаждением вспоминал роковое знакомство, и Кане стало жутко завидно, ей хотелось видеть те воспоминания и присутствовать везде, где участвовал ее отец. – Да, напился в тот вечер в соседнем кабаке. Честно говоря, у твоего отца всегда что-то маячило перед глазами, что-то эфемерное и в то же время понятное, но только ему одному. И тогда я встал напротив него и спросил: «А Вы, сударь, что же, лучше нас? Что Вы сделали такого, чем отличаетесь от всех присутствующих?» Его ответ потряс до глубины души: «Ничего, но я хочу сделать открытие и предлагаю вам всем поучаствовать». Никто, кроме меня, не воспринял его пьяный бред всерьез. Кто стал бы прислушиваться к гонору юного и небогатого джентльмена, даже, можно сказать, бедного? Угрюмые взгляды зажиточных снобов вынудили его в спешке удалиться. Но меня не покидало желание последовать за ним. Может быть, я хотел проконтролировать то, как тот сядет в дилижанс, чтобы знать, что он спокойно доберется до дома. И почему-то одернул, уже садящегося в кабину, за плечо и предложил переночевать у меня. Но, конечно же, все на этом не закончилось, а наоборот, только началось. Там уже и я прилично опьянел. И даже не помню, как он уговорил меня принять его предложение. Но к утру, когда все осознал, отказаться уже не смог, да и не хотел. Вот из-за чего я продал свое поместье – ради идеи твоего отца и ради удовлетворения своих желаний в первую очередь. Чувство влюбленности в его целеустремленность, веру и в фантазии не оставляло долгие годы. И ты не представляешь, каково это – сделать первое открытие, найти то, что мы даже не пытались найти в фантазиях, но обнаружили. Находка прогремела сенсацией. Дреяр замолк и закрыл глаза, прокручивая свои мысли и воспоминания. В такие моменты вмешательство излишне. Но, когда он вновь посмотрет на Кану, она все же решила высказаться. – Да, к сожалению, мне никогда не узнать этого, – прошептала Кана и перехватила на себе удивленный взгляд. Макаров переменился в лице и будто бы помолодел на несколько десятков лет. Все морщины, казалось, исчезли, а улыбка растянулась на лице молодого юноши, когда-то искавшего приключений в собственном саду. – Экспедиции уже не так модны, как раньше, когда каждый мнил себя кладоискателем, но мы можем позволить себе организовать небольшую туристическую вылазку или же… о, да! – воскликнул он от радости и, тут же поднявшись со своего места, направился к рабочему столу, за которым стало привычкой по вечерам выпивать бокал бренди и читать книги. Кана терпеливо ожидала продолжения, но опекун все рылся в своих бумагах и не мог остановиться, чтобы утолить ее любопытство. Спустя минут пять ее уже съедал червь сомнений, ведь кто знает этих стариков, вдруг хватит сиюминутный склероз и Макаров вовсе позабудет о том, что его так осенило. Но ее опасения не оправдались: в течение всего минуты пожилой мужчина нашел свой залосненный от времени и частого использования дневник в замшевой обложке темно-бордового цвета, что с годами выгорела и выцвела, и потряс им перед Каной, а потом с удовлетворением сел в кресло. – В этом дневнике я вел записи в те минуты, когда твоего отца могли посещать мудрые мысли. Не говорю, что это случалось часто, но все-таки многие из них мы смогли реализовать до того, как меня схватила за глотку старость. – Вы никогда не показывали мне этот дневник, – удивилась Кана и тут же уловила разочарование, что вырвалось спонтанно. – Да, я и сам о нем забыл. Но когда подумал, что мы могли бы собрать всех друзей, кто с нами когда-то пускался на поиски приключений, то вспомнил, что есть места, где я так и не побывал... – Дреяр, довольный собой, протянул дневник Кане. Она с интересом рассматривала книгу и каждую закорючку букв, каллиграфическим почерком написанную ее опекуном, и полностью погрузилась в свои мысли. Вокруг все смолкло, то ли из-за тактичности Макарова, то ли из-за абсолютного отстранения от реальности. Существовало лишь одно место, вызывавшее интерес, и Кана отчаянно искала хоть какое-то упоминание о нем, но надежды таяли. – Так как ты относишься к тому, чтобы отправиться в путешествие? – Я согласна! – Кана дала свой ответ, даже не взяв времени на раздумья. Ее внимание намертво приковала простая тетрадь. Это вызвало теплую улыбку опекуна. – Тогда выбери любое место, что тебе понравится. Кана засияла от неожиданного успеха, ненадолго оторвав свой заинтересованный взгляд от дневника, и снова начала листать страницу за страницей. Нет нужды в ухищрениях и просьбах. Удача улыбалась ей, и впервые в жизни все шло как по маслу. Но искомое по-прежнему ускользало. Страницы заканчивались, а нужное место не встречалось. Среди черных ярких букв, выведенных чернилами, проскальзывали и записи карандашом, полуразмытые, тусклые и почти не читаемые. Именно в них получилось усмотреть упоминание о джунглях и о старой пирамиде. Старичка передернуло от ее вопроса о них, но отказываться от своих слов – моветон, он качнул головой и сказал: – Это одно из наших последних совместных исследований. Оно отличалось от предыдущих тем, что предметом поиска стало не что-то когда-то существовавшее, а по сути информация об информации. Тема затронулась лишь на поверхности и вскоре, по мере расследования, нам начали вставлять палки в колеса. Затея оказалась опасной, и оставив ее, мы вернулись на родину ни с чем. Те, кто в нас нуждался, ждали нашего возвращения. Только спустя многие годы твой отец пропал. Кана сделала выводы в пользу своих собственных расследований и пришла к мнению, что все, что разузнала сама – правда. Однако осмыслить всю информацию, что скопилась в голове, не вышло. Макаров вновь продолжил свою речь: – Столько времени утекло с тех пор, да и времена не те. Мой внук как раз руководит раскопками в той местности… Хотя это, конечно, не значит, что он будет с нами возиться. – Вы никогда не рассказывали о том, что у Вас есть внук, Макаров, – непривычно для себя назвала она его по имени. Но на этом их прервал вошедший слуга. Внезапный визит незнакомца откладывал получение ответа на интересующую тему. Кана собралась уходить, и ее некогда опекун сказал ей напоследок: – Подумай, когда нам лучше отправиться, а я все приготовлю. Кана согласно покачала головой и направилась к выходу, где мельком встретилась взглядом с пришедшим посетителем. Никогда до этого им не доводилось встречаться. Хотя выглядел он довольно знакомо. Такая отталкивающая внешность, сочетавшаяся с острым и хмурым взглядом, пробирала до костей. Уже по пути домой, пока карета катилась своим не быстрым ходом, она окончательно решила для себя, что то, о чем ей рассказал старик, действительно являлось подтверждением ее домыслов. Разгадка тайны исчезновения отца находилась очень близко.1
10 августа 2016 г. в 22:26
Вокруг царила атмосфера таинственности, лишь изредка нарушаемая прерывистыми вздохами и едва уловимым биением сердца. Пульс постепенно успокаивался и вскоре стал еле заметным, почти неощутимым. Непроглядная тьма, словно занавес, прятала склеп. Но одна тонкая ниточка света, исходившая из щели в потолке, все же смогла пробиться. Словно паутина, она зацепилась за край каменного изваяния, пытаясь побороть силу мрака, но уже множество раз затухала с закатом. Затхлый и теплый воздух, застоявшийся в веками запертом помещении, вбирать в легкие было возможно только ради того, чтобы не задохнуться. По каменной разбитой плите, стекая в желоб, медленными струйками сочилась кровь и попадала в гробницу, а дыхание становилось еще более редким. В тот момент казалось, что могила, ранее принадлежавшая древнему потомку расы человеческой с весьма пугающей историей, станет последним пристанищем еще для кого-то. Но больше пугало то, что никто об этом никогда не узнает.