2
13 августа 2016 г. в 00:28
Спустя месяц Кана снова встретилась с опекуном. В его столичной резиденции царил хаос: слуги торопливо бегали из комнаты в комнату, у парадных дверей лежали огромные чемоданы, свидетельствующие о том, что хозяин дома собирается отправиться в долгое путешествие, а сам Дреяр наблюдал за этой процессией, ходя из стороны в сторону и задумчиво покручивая усы указательным пальцем. Появление Каны заставило его замереть на лестнице и приветливо улыбнуться.
– Далеко собрались? – поинтересовалась она и, приподняв подол длинного платья, стала подниматься к Макарову.
– Как же, разве не ты затеяла это сумасшедшее приключение? – усмехнулся он.
Макаров широко распростер руки для объятий. Казалось, что он встречает вовсе не Кану, а ее отца, что мог почудиться в чертах дочери друга. Подобные вольности он позволял себе редко, да и то по отношению к близким друзьям, бывшим коллегам. Вздернув одну бровь от удивления, она тут же возмутилась.
– Ничего подобного, это всецело Ваша идея. Честно признаться, не думала, что все произойдет так скоро.
– А нечего тянуть, кто знает, что ждет нас завтра? – задумчиво произнес он и велел ей следовать за ним. На этот раз общение проходило в уютной столовой, где уже стоял накрытым стол. – Все уже оговорено. Корабль отходит завтра в полдень с главного причала имперского порта. Путь не близкий и даже, может быть, опасный.
– Мне кажется, Вы что-то от меня скрываете и хотите, чтобы я не все об этом знала. От этого так загадочно говорите? Не будет ли проще сказать правду? – пожав плечами и устроив шляпку на комоде, Кана обошла Макарова со спины и положила руки ему на плечи.
– Мне написал мой внук. Сообщил, что нашел нечто, что может меня заинтересовать. Правда, я совсем не поэтому рвусь туда, мы давно не виделись, – улыбнулся он и жестом пригласил ее сесть рядом.
– Какой он, Ваш внук? – чтобы поддержать беседу спросила Кана, но в уме крутились совершенно иные мысли. Новость шокировала и интриговала. В душе разгоралась надежда, что то нечто, найденное в Мексике внуком Макарова, все же как-то связано с причиной пропажи ее отца. Мурашки пробегались по коже от волнения, оставляя леденящий шлейф, и, к счастью, скрытые длинными рукавами платья, оставаясь незамеченными. А вот Макаров немного нахмурился, вновь накрутил на палец свой ус и призадумался, но сразу дать исчерпывающий ответ так и не смог.
Прошло столько времени, что даже она вряд ли смогла бы вспомнить то, как выглядел отец пока жил вместе с ней. Где-то глубоко в душе залегло огорчение. Быть лишь заменой человеку, что уже не нуждался ни в любви деда, ни в его советах, раздражало. Но это никоим образом не умаляло того факта, что именно ей Дреяр уделял столько своего времени. Воспитал именно так, как хотел воспитать своего внука. И ревность все же удалось заглушить.
– Заносчивый, гордый, самовлюбленный, самонадеянный, сильный, умный. Любитель приключений и ненавидит мои нравоучения. Весьма свободолюбив, порою добродушен. Его характер был очень изменчив в юношестве, как и у многих мальчиков того возраста, Лаксус вырос взбалмошным и избалованным. Я совершенно не представляю, каким он стал теперь. Мы давно не общались. Слишком много ссор, размолвок и недоверия лежало между нами. Его образ размылся в омуте моих воспоминаний из-за долгой разлуки. А сейчас... он написал мне письмо впервые за десять лет. Будто бы ничего не произошло. И сердце старика дрогнуло, – Макаров погрузился в свои мысли.
Очевидно, все его думы принадлежали только внуку. Похоже, что каким-то образом воспоминания терзали душу Дреяра, открывая старые раны. Произошло что-то дурное, о чем Кана не знала ничего, и влезать не в свое дело не собиралась, как и делать больно своему опекуну.
– Я думаю, что он не стал бы писать, искренне не желая Вас видеть, – подбадривающе сказала она и, прикусив нижнюю губу, пыталась представить себе, как выглядит внук Макарова. – Вы ответили ему?
– Он не спрашивал, приеду ли я, а велел приезжать. Его самонадеянность, эта манера писать, кажется, что он ничуть не изменился, но, надеюсь, я не прав, – раздосадовался он и продолжил. – Итак, нам предстоит долгий путь, милочка, надеюсь, у тебя нет морской болезни, – наигранно посмеялся Макаров и, хлопнув своими ладошками по коленям, встал с резного стула.
Приняв от камердинера свою шляпу и трость, он учтиво указал Кане рукой на дверь, приглашая последовать за ним.
– Но как же мои вещи? – опомнившись, спохватилась она, понимая, что в ее небольшом дорожном саквояже нет и десятой доли того, что необходимо для путешествия.
– Я уже обо всем распорядился, дорогая. А теперь в путь. Нужно многое успеть, если хотим ехать с комфортом.
Так они и оказались в археологическом сообществе. Автомобиль медленно остановился у фасада национального музея империи. Огромные колонны, выстроившиеся в два ряда, держали крышу с барельефом из белого мрамора и всяк входящего провожали к вратам в свою обитель. Само здание напоминало Парфенон, оно точь-в-точь совпадало с иллюстрациями в книгах об античном мире. Кана множество раз приходила сюда, осматривая древности, составляющие самую знаменитую коллекцию находок со всего мира. Но в этот раз экскурсия не состоялась, шанс полюбоваться известными экспонатами пришлось отложить. При входе Макаров сразу же повернул на лестницу, огороженную цепью с табличкой «Вход только для персонала», а она покорно проследовала за ним. В голове не укладывалась такая срочная необходимость посещения этого места. Но на все должны быть свои причины.
Формальности и этикет совершенно не интересовали, а в данном случае, скорее, отнимали слишком много времени. И, когда Макаров Дреяр протянул руку незнакомцу, Кана сразу отошла к стоящему у окна стеллажу со стеклянными дверцами. Знакомство затянуло бы развязку. Хотя это и выглядело слегка высокомерно. Этот незнакомец часто приходил сюда, она не в первые встречала его. Впрочем, какое отношение имел этот человек к их путешествию, она понятия не имела. Да и желания влезать в дела, что не касались ее отца, не возникало. Древний артефакт, ранее не выставлявшийся в музее, вызывал куда больший интерес.
Как и ожидалось, учтивости растянулись настолько, что ей стало невыносимо скучно. В качестве нового развлечения Кана избрала шпионаж и подслушивание. В отражении стекла оказалось легко следить за мужчинами. Опекун стоял боком и что-то шептал на ухо склонившемуся к нему собеседнику. Незнакомец же улыбался и часто кивал. Расслышать, о чем они говорят, казалось практически невозможно, и от этого становилось еще интересней. И все же, куда больший интерес вызывал именно человек, чьего имени она не знала. Явно иностранец, но сказать откуда именно так сразу невозможно. Одежда скромная: обычные бежевые брюки на подтяжках, заправленные в высокие черные сапоги, белая рубаха, закатанная по локоть, с расстегнутым на несколько пуговиц воротником. Так выглядела добрая половина ученых мужей. Длинные волосы незнакомца, собранные в низкий хвост, когда-то темные, но уже прореженные сединой, выразительно подчеркивали его острый, орлиный нос. На столе рядом с ним лежала каменная плита, окруженная любопытного вида кистями, молотками, крючками, шпателями и иглами. Все это наводило на мысль, что хозяин этих инструментов, коль уж он находился в подобном месте, является таким же археологом, как ее отец и опекун. Поискав глазами еще хоть минуту, она наверняка нашла бы еще что-нибудь интересное, но ее отвлек сверток, что иностранец передал Макарову, и, только тот был спрятан, больше никто из них не проронил ни слова, приятели лишь обменялись загадочными взглядами, а затем откланялись.
Уже сидя в своей машине, Макаров обмолвился, что тот человек – его давнишний друг и коллега, но больше ни о чем не сообщил и о свертке тоже. Следом они посетили управляющего банка, дав распоряжения о назначении довольствий на свои поместья, и, сняв наличные, вернулись в дом Дреяра. Эта поездка оказалась не последней за тот день, их график забили различные встречи. Помимо походов по магазинам Кану ожидала еще и формальная часть ежедневной неизбежной рутины. Нанеся несколько визитов и обсудив свои намерения со знакомыми, она была уверена, что надолго станет всеобщей темой для обсуждения в обществе, оставшимся вариться в собственном соку.
Лежа в кровати, Кана представляла, как начинается ее долгое, интересное и, может быть, даже опасное приключение. О котором, возможно, сможет рассказать своим детям, как это сделал ее опекун. Думая об этом, она перечитывала записи из старого дневника отца, что носила с собой постоянно. Листы его засалились и пожелтели, и, несмотря на это, она продолжала вносить туда записи о тех тайнах, что разгадала по подсказкам, оставленным ей отцом.
Макаров весь вечер провел в кресле у камина библиотеки, выпивая что-то алкогольное из своих запасов. Поглаживая бородку, он все еще обдумывал весть, что прислал его внук. Находка, что могла стать сенсацией, открытием века. Он представлял пирамиды, артефакты, древние плиты с письменами. Все чаще отвлекаясь от серьезных мыслей, строил планы, продумывал новые экспедиции для своего наследника. За этим делом время пролетело незаметно. И, когда угли в камине начали тлеть, источником света остались лишь несколько свечей, стоявших на столике, куда он положил сверток, переданный ему человеком по прозвищу Голдмен. Это прозвание было дано тому еще в юности за необычайное везение. Участвуя в раскопках вместе с Макаровым, он чаще всего находил золотые монеты. Любимая коллекция – его гордость – стала постоянным экспонатом в национальном музее и темой для насмешек вечного соперника в лице Макарова.
Скинутый бархат загадочного свертка обнажил суть загадочной просьбы давнего приятеля. В руках Макарова лежали знакомый дневник с мощной металлической эмблемой четырехглавого пса на обложке, предусмотрительно опечатанный воском и оттиском тайного герба общества и письмо, адресованное одному очень знакомому человеку. На этот раз Макарова обязали исполнить роль нарочного. Его друг по-прежнему безгранично доверял ему. Потому Макаров довольно улыбался. Зная своего товарища, он мог предположить наверняка, что тот, кому будет передано это послание, унаследует волю адресата – станет главой ордена. Тайное общество, следующее своей заветной цели, о которой никто никогда не должен был узнать? Но вряд ли что-то подобное могло скрыться от взгляда Макарова. Вопреки надеждам своего друга, он уже давно осведомлен обо всех тайных собраниях Англии. То, что скрывал орден, названный «Четырехглавый цербер», не являлось секретом.
Говоря о тайнах, желание передать свою волю в наследство преследовало и Макарова, поэтому чужие секреты совершенно не интересовали. Никакие подробности, скрытые этой записной книжкой, не заставили бы его нарушить ее целостность. Дневник вновь вернулся в объятья темной ткани, отставленный подальше с глаз. А Макаров прикрыл уставшие глаза и рассуждал о быстротечности времени, сравнивая его с полетом птиц, и осязаемости. Совсем недавно он путешествовал, искал затерянные сокровища и древности, а теперь сидит в кресле и является той самой древностью.
– Интересно, через несколько сотен лет, найдя меня, как мумию высохшего, возник бы вопрос – насколько я был ценен для человечества? – он усмехнулся себе в усы, понимая, что это невозможно, и вместе со свертком удалился к себе в комнату.
Макаров приказал разбудить Альберону. К моменту ее появления в столовой, сборы и приготовление к отъезду в порт почти завершились: чемоданы и саквояжи покоились в багажнике автомобиля, а мебель застелили чехлами. Только две пустые чайные чашки, осушенные не более чем пять минут назад, стояли на столе, свидетельствуя о наличии жизни в доме.
Каждый камень мощеной дороги отдавал в сиденье. Кану пробивала дрожь. Одновременно хотелось очутиться в Мексике и повернуть обратно в свое поместье, а там, закрывшись в спальне, спрятаться под одеялом. В ее глазах с переменчивым успехом боролись желание познаний и страх. Такого выражения лица, мелькнувшего в зеркале машины лишь на долю секунды, она и сама у себя никогда не замечала. Какое-то неестественное свечение глаз, возможно из-за блика солнца, неожиданно решившего появиться в этот важный день. И все же из них никуда не пропадала решительность. Волнение и дрожь постепенно отступали по мере приближения к порту и наконец окончательно исчезли перед деревянным трапом огромного корабля под названием «Голубой Пегас». Размер судна поражал. Всякий, кто глазел на него со стороны, не прикрывал рта от восхищения.
Каменное лицо Макарова, его ладони, плотно сжимающие набалдашник небольшой трости из слоновой кости, выдавали его глубокую задумчивость. Некоторые факты совершенно не укладывались в голове. Интригующее письмо внука, таинственное и внезапное появление человека – нежеланного гостя, чьему визиту никто не был рад. Совпадения в на первый взгляд незначительных, но для его острого ума наоборот – весомых, темах казались странными. Макаров не хотел верить, но, судя по догадкам, вероятнее всего, зря взял с собой девушку. И еще не поздно бы вернуть ее домой, но что-то внутри, требующее опровержения пессимистическим мыслям, твердило обратное, она должна перевернуть что-то в его жизни, так же, как когда-то это сделал Гилдартс. Возлагать надежды на хрупкую девушку, еще не набравшуюся жизненного опыта, всему этому противилась душа. Но, воспитав ее как родную и вселив в нее свой огонь познаний, вдобавок к врожденной жажде приключений, он не сомневался, что не избавится от Каны, даже если выкинет с корабля в океан.