Храм надписей

      Очнувшись в первый раз за несколько дней не от укачивания и тошноты, а от женского смеха, Кана чувствовала себя все такой же разбитой и вымотанной. На улице начинало смеркаться, но жара не отступала, а в окне к этому времени уже виднелись первые звезды и луна. Она потерла виски пальцами и как можно удобней присела на кровати. Из ниоткуда появившийся в поле зрения бокал воды пришелся как раз кстати. А после появилась и сама служанка.       Сонливость постепенно проходила. А колкий, слегка возмущенный от присутствия постороннего человека в покоях, взгляд остался незамеченным. Кана не хотела казаться заносчивой, ведь она давно противилась устоям общества, потому тут же сменила объект наблюдения. Ее внимание привлек прохладный хрустальный бокал, на дно которого стекались драгоценный капли воды. В мыслях хоть и образованной, но мало путешествующей, особы почему-то твердо засел стереотип о том, что испанцы постоянно пьют вино, ведь в этой стране с давних времен производится значительная доля напитка богов. Опустевший бокал, вновь наполнился живительной влагой и тут же был осушен. В горле стояла засуха, словно бы Кана побывала несколько дней в пустыне.       Служанка застенчиво поднимала глаза, чтобы понять желания своей госпожи и заодно хорошенечко ее разглядеть. Но, сразу после элегантной отмашки ладонью, смиренно отошла к стене в ожидании каких-либо пожеланий. Дрожь рук выдавала волнение, ведь она совершенно не знала языка, на котором разговаривала Кана, а значит, могла совершить непростительную ошибку.       Из окна вновь раздался смех. В небольшом, выложенном брусчаткой, внутреннем дворике столпились женщины. Незнакомки приветствовали друг друга и о чем-то эмоционально разговаривали. За их спинами висели соломенные корзины, наполненные различными фруктами и овощами. Значило ли это, что они только что вернулись с угодий своего хозяина? Кана заинтересованно осматривала каждую и вслушивалась в интонацию. Чересчур громкое общение, с непривычки казалось ссорой, но даже спустя пять минут ни одна из женщин не убрала с лица улыбку.       Все же испанки казались волшебными и загадочными. Простые хлопковые платья отличались от строгих одежд прислуги в ее доме. И, несмотря на свою простоту, все равно выглядели привлекательно. Интерес Каны нарастал с новой силой. Чем чаще она подмечала различия, тем с большим рвением принималась выискивать сходства. Первое знакомство с Испанией, с внешним миром за границей родины, казалось весьма увлекательным.       Одна из женщин заметила, выглядывающую из окна, Кану и тут же рассказала об этом своим подругам. Они разом подняли свои глаза и слегка склонили головы.       – Buenas noches Reina! – заголосили в разнобой испанки.       Известные археологическому обществу древние иероглифы, она знала как свои пять пальцев, но, к сожалению, не испанский язык. Еще с детства, по принуждению взрослых, она освоила латинский, французский и немецкий. Однако неприязнь к гувернантке, обучавшей ее, оставила слишком большой отпечаток. Знакомство с другими языками воспринималось с меньшим энтузиазмом и теперь нехватка познаний вызывала дискомфорт.       Дерзость служанок не шла ни в какое сравнение с привычной Кане обстановкой. В родном обществе никто из персонала не посмел бы улыбаться так открыто. Только поклоны, сухие приветствия, глубокие извинения и односложные ответы. Однако испанки ни капли не боялись незнакомого человека, а наоборот, начали переговариваться между собой, что-то выискивая в своих карманах. Вдруг одна из них хлопнула в ладоши, а затем раздался мелодичный звук. В руках нескольких девушек затрещали кастаньеты. Встав полукругом лицом к окну Каны, они начали свой огненный, страстный и приветственный танец. На звук веселья вскоре вышел и хозяин дома.       На том все веселье должно было прекратиться. Служанок незамедлительно ждал выговор и увольнение. И Кана хотела этому помешать из жалости и из благодарности за прекрасное выступление. Но вместо этого ее потрясло поведение господина Бахуса Гло. Он сорвал с розового куста самый яркий бутон, зажал меж губ, и сам стал танцевать. Все действие происходило с минуту, а когда девушки замерли он подбросил цветок и тот по счастливой случайности попал прямо на подоконник, аккурат к рукам его гостьи. Неожиданный исход событий вынудил Кану стыдливо отойти подальше от окна.       Она покраснела от смущения, будто бы стыдилась чего-то. Привыкшей к строгим нравам и моде, постоянному контролю со стороны знати, ей оказались в новинку свободолюбивые нравы Испании. Танец был прост, скорее интуитивен, и определенно нес собой едва скрытый подтекст. Такой откровенный флирт мог означать лишь сильную симпатию. В конце концов, в одном из немногих романов, что ей удалось прочесть в юности, ужасно влюбленный мужчина поступил так же. Возможно, господин Гло когда-то так же прочел этот роман? Ответить благодарностью - проявить взаимные чувства она никак не могла. Да и за столь короткое знакомство влюбляться и откровенно демонстрировать привязанность считалось не подобающим приличной леди поведением. Как ей проявить уважение и не обидеть хозяина этого чудесного дома, что благородно предоставил им крышу над головой? Кана растерянно присела на стул и измученно подняла глаза на служанку.       Угнетенная правилами хорошего тона, приличиями чопорного, изжившего себя, общества Кана давно осознавала, что мир находится на пороге изменений, что впереди его ждут новые законы и устои. И, пока в нем все оставалось по-старому, ей не суждено стать свободной ни в мышлении, ни в общении. Там, где она прожила всю свою жизнь, женщина – никто. Без права выбора и намека на индивидуальность. Каждый раз оборачиваясь за спину, под страхом быть осмеянной обществом. Даже титул, что она носила, и тот не давал никаких прав. В отличие от отца, получившего от жизни все, стоило ему купить родовое поместье Дреяров.       Несколько раз Кана оказывалась в обществе американок, поражающих всех вокруг своей дерзостью и легкомыслием. Порицаемых за их спинами женщин, добившихся признания у себя на родине и не стесняющихся демонстрировать себя и свои достижения. Втайне она завидовала им и восхищалась. Испанки казались такими же. Но только оттого, что она не знала менталитета этого народа.       Чья-то рука протянула Кане очередной стакан воды, выводя из своих мыслей и предоставив возможность слегка остудить фантазию. И все же она не знала куда себя деть, после увиденного. В груди снова все сжималось.       Чтобы не думать о молодом испанце, Кана стала сравнивать танцы. Строгий контрданс, с четко направленными движениями и переходами, создающий комбинации между мужчиной и женщиной, привычный ей, уступал свободному и быстрому танцу испанок.       К счастью, все ее размышления прервались со стуком в дверь. Темные коридоры встречали Кану горячими объятиями, и спустя пару минут она оказалась в большой столовой с роскошным сервизом и до блеска начищенным серебром. По всей длине комнаты расположились настежь открытые окна. Но прохлада не спешила проникать внутрь, освежая спасительными объятьями лишь сад, утомленный знойным солнцем. Старинные картины и портреты возвышались на стенах и с немым укором наблюдали за происходящим вокруг. Все гости собрались к ужину. При ее появлении мужчины моментально встали со своих мест, как истинные джентльмены, выказывающие уважение даме. Слуга отодвинул стул для нее, и только после того, как Кана присела, Макаров и Бахус вернулись на свои места.       Вечерняя трапеза прошла достаточно формально, в отличие от первой встречи и того танца, что она видела. Кана старалась не смотреть в сторону испанца. К радости, она сидела подле опекуна и была лишена возможности общаться с Бахусом напрямую.       Макаров оставался таким же немногословным, как и по прибытию в порт. Его молчаливость компенсировалась разговорчивостью хозяина дома и слишком частыми нетерпеливыми взглядами Каны, что та кидала в его сторону. Ее волнение и беспокойство не остались незамеченными даже для Бахуса. Очевидно, что ее терзали какие-то очень срочные и важные вопросы, что не терпели отлагательств. Но Макаров упорно игнорировал любой настойчивый намек.       Совсем иногда, очень редко, он считал что то, что может сказать его подопечная, не так уж и важно по сравнению с тем ворохом мыслей, которые кружились в его голове. Но на этот раз он был абсолютно не прав. Старость брала свое. Дальние путешествия отнимали у Макарова последние силы вместе со здравомыслием, и даже Кана это осознавала. Но ничего поделать с этим не могла, как бы ни была внимательна к нему и как бы ни старалась угодить во всем, о чем он ее просил. К его счастью, испанец оказал ему услугу и отвлек внимание девушки на какое-то время, все-таки разговорив и заставив позабыть об увиденном ею ранее. Привычные для нее темы обо всем и ни о чем, как и положено в высшем обществе, она с легкостью поддерживала.       Однако странный и активный интерес Бахуса к ее персоне стал немного волновать графа. У него на все были свои планы. А этот юнец – так про себя Макаров решил пренебрежительно относиться к испанцу – слишком открыто выражал свою симпатию. А Кана еще слишком молода и неопытна в такого рода делах. Только после подобных мыслей он удосужился обратиться к Альбероне с просьбой, на которую та ответила искренним согласием.       После ужина хозяин дома был покинут гостями, что решили уединиться для приватной беседы. Для сокровенных переговоров нашлось одно подходящее место – сад на заднем дворе. Среди множества аллей и высоких деревьев, обрамленных душистыми кустарниками тимьяна, розмарина, лаванды и шалфея, они и затерялась.       Макаров присел на скамью и устало опустил глаза на мощенную камнем дорожку, он выдержал паузу для того, чтобы перевести дыхание, а потом заговорил.       – О чем ты хотела поговорить? – не снижая тона голоса и совершенно не боясь, что их могут услышать, произнес старик.       Он не подозревал того, что может ему рассказать подопечная. Сообщение о заговоре на корабле его очень удивило и навело на некоторые размышления. Поэтому он похвалил девушку за осторожность и сообразительность и отложил дальнейшие разговоры на эту тему до той поры, пока он все не обдумает. Перед тем, как проводить Кану до дверей дома, он дал ей несколько советов по поводу дальнейшего ее путешествия, а сам вернулся на скамейку и долгое время сидел там и думал. Пока из-за облаков не показалась луна, он не вернулся в дом.       Меньше всего Макарову нравилось то, что тот человек преследовал его спутницу. Этот малоприятный и очень опасный факт говорил лишь о том, что Кана действительно обладала чем-то ценным. Откуда об этом мог узнать посторонний человек? Если даже он сам не знал. Альберона ловко водила его за нос, позволяя думать, что все, что случилось, – его идея. Возможно, она пыталась разузнать что-то об ее отце, чем и привлекла к себе излишнее внимание. Возможно, обратилась не к тому человеку. Все это удручало, ведь расскажи она ему сразу всю правду, попроси о помощи найти отца с самого начала, ему бы не пришлось так переживать и так сильно хотеть попасть на континент к внуку.       Ехать к Лаксусу у него было несколько причин, о которых он не мог распространяться и уж тем более обсуждать их с молодой особой. В такие моменты он проклинал свою старость и мысленно просил смерть хоть немного повременить, дать ему успеть закончить все свои дела при жизни. Но слышала ли она его?       Огорчал его и тот факт, что, кажется, испанец положил глаз на Альберону. Ее известный во всем археологическом мире отец, его (а так же и ее) состояние и слава давали многим авантюристам повод для корыстных надежд. Множество раз Макарову, как опекуну, приходилось отказывать наглым пройдохам в браке с его подопечной. Только на этот раз ситуация усложнялась тем, что Бахус Гло не был коварным авантюристом и абсолютно точно не являлся пройдохой и охотником за приданым. Испанец богат, такой же археолог, как и ее отец, и даже больше, теперь он стал главой тайного общества «Четырехглавый цербер». Мало того, так еще и не дурен собой, умен и, кажется, понравился Кане. Бахус не преследовал корыстные цели, им двигал неподдельный интерес и восхищение ее личностью. Будь юнец англичанином, Дреяр одобрил бы брак не раздумывая. Не будь у него самого других надежд, он выполнил бы свой долг, как ее настоящий отец.       Душевные терзания оказались слишком тяжелыми, поэтому ему пришлось вернуться в свою спальню, чтобы выпить стаканчик крепкого бренди, а затем так же крепко уснуть.       Утром, после завтрака в постели, Макаров вернулся в сад, где и наткнулся на прогуливающуюся парочку. Кана и Бахус шли рядом и что-то живо обсуждали. На ее лице царила широкая улыбка, и иногда она заливалась искренним смехом. Испанец не сводил с нее глаз, и всякий раз пытался поцеловать ее ладонь. Было в нем что-то отталкивающее. Но что именно? Макаров не мог сказать, это ощущение возникло на уровне подсознания. А может, повлияло его собственное предвзятое отношение и личные цели. Ему не хотелось верить и видеть то, что двое этих молодых людей действительно созданы друг для друга.       До отплытия корабля в Мексику, в запасе оставалось не более дня. За это время ни один здравомыслящий мужчина не сделает предложение – так он считал, втайне лелея надежду, что с их отъездом взаимная симпатия молодых людей подостынет.       Он нарушил их уединение, и уже втроем они наслаждались утренним моционом. Кана тут же отвела свой взгляд в сторону и старалась изучать каждый увиденный куст или дерево, а потом и вовсе покинула мужскую компанию, раздосадованная тем, что ей не дали шанса насладиться обществом приятного мужчины. И так происходило на протяжении всего дня. Каким-то странным образом, куда бы она ни направлялась в надежде встретить испанца, Макаров всюду возникал на ее пути, несомненно специально, чтобы контролировать. К концу дня она смирилась и заперлась в комнате с одной из служанок. Спальня Макарова была напротив, и он отчетливо слышал стук кастаньет и каблуков. Ритм, что отбивался в порыве страстного танца, ему очень нравился и напоминал о чем-то, что происходило когда-то давно.       Одна из последних встреч Каны с Бахусом произошла за ужином, когда он сидел подле нее и ухаживал весь вечер. Случайные столкновения взглядами, нечаянные прикосновения, намеренно подстроенные испанцем, очень взволновали юную леди. Макаров все понимал. И хотя Кана всегда отличалась целеустремленностью, внимательностью, что не теряла из виду важных вещей, эти два дня, что она провела в обществе Бахуса, затмили ее разум полностью.        Кана видела настороженность Дреяра и каждый раз одергивала себя. Если бы не дневник отца, напоминавший ей о заветной цели, то, наверное, влюбилась бы беспамятно. И все же стыд за то, что она позволяет взять чувствам над собой вверх, несколько отрезвлял. Уходя в свои покои, она кинула на испанца прощальный и достаточно печальный взгляд, наполненный ясности и трезвости. Гло понял все, что до него хотели донести, и, погрузившись в свои мысли, удалился прочь в свой кабинет. Этот прощальный жест не укрылся и от Макарова, чем очень порадовал его.       Наутро багаж ожидал Кану в автомобиле. Но по узким улочкам вел его не хозяин гостеприимного дома, а лишь шофер. То было к лучшему. Ни к чему эти глупые прощания с человеком, которого она встретили всего несколько дней назад. Они увиделись лишь у парадных дверей, где Макаров оставил ему благодарственную записку, а Кана свою визитку - адрес своего поместья в Англии, на случай если молодому испанцу вдруг захочется посетить ее или написать. Испанец порывался поцеловать ее щеки, но Макаров возмущенно отчитал его, и Кане оставалось довольствоваться лишь пожатием руки.       Спустя пару часов они снова были в порту Кадиса. Путешествие продолжалось на борту лайнера «Титания» по водам Атлантического океана, обещая новые приключения.