Храм надписей

      – Итак, куда лежит наш путь? – облокотившись на релинг корабля, спросила Кана.       В груди нарастало какое-то волнующее чувство, возможно, из-за расставания с родным домом, привычным кругом лиц и приевшимся образом жизни. Но принятое решение не вызывало сожалений. Она поправила пряди волос, выбившиеся из прически, а затем обернулась к опекуну. Нетерпеливый ветерок холодно прощался с путниками, прогоняя их по своим каютам, и только Кана старалась не обращать внимания на его озорство с подолом ее юбки и неприятные резкие укусы на щеках.       – Кадис, Испания, – не отрывая своего взгляда от того же порта, произнес Макаров.       – Родина конкистадоров?! – удивилась Альберона и тут же заглянула в свой походный атлас. – Но ведь это совсем не то место…       – Это так. У меня есть одно поручение – не выполнив его, я не смогу отправиться дальше. Ты должна понимать, о чем я, – разворачиваясь к ней, улыбнулся Дреяр, но тут же побелел, будто увидел смерть, и нахмурился. Его взгляд был устремлен за Кану, и, заметив это, она обернулась, но увидела лишь спину незнакомца в черном плаще, удаляющегося с палубы в сторону кают. – Не думал, что он сядет нам на хвост так открыто, – недовольно проворчал он. И Кана хотела поинтересоваться, о ком идет речь, но остановила себя, зная, что ничего не получит в ответ даже под пытками.       Первое морское путешествие началось для юной путешественницы с морской болезни. Угнетенная постоянным головокружением и тошнотой, Кана отлеживалась в своей каюте. Услышав все мольбы, ей вскоре нанес визит судовой врач. Судя по его запыхавшемуся виду, она была не единственной, кто страдал от подобных недугов. Уже зная все симптомы наперед, съевший на своем многолетнем труде акулу, доктор давал всем абсолютно одинаковые, сухие, выученные на зубок и без запинки советы. Из-за полного безразличия на его лице Кана сделала вывод, что этот человек скажет то же самое и следующему пациенту. Такое невнимание и беспристрастность вызвали в ней, привыкшей к комфорту и должному к ее полу отношению, негодование. Очередной приступ тошноты подкатывал к горлу и лишал возможности высказать недовольство. Врач, даже не взглянувший ни разу ей в глаза, откланялся, пожелав скорейшего выздоровления, но перед дверью остановился, достал металлическую, начищенную до блеска фляжку и сделал пару глотков.       – Не думайте, что я Вас не понимаю, – сказал он на прощание. Очевидно, настойка или еще какое-то средство употреблялось не из-за пристрастия к градусному содержанию, по мнению, так часто бытующему в обществе про моряков, а именно из-за того самого недуга. Мысль о том, что ей пришлось бы множество лет провести на корабле вместе с этой неприятной болезнью, ужасала. Стоило подумать об этом, и ее тут же стошнило. Через какое-то время головокружение отступило, и, заказав в ресторане мятный чай с лимоном – верное средство, что прописал ей врач, она стала собираться к вечернему ужину.       Уже приняв ванну и дождавшись, когда волосы обсохнут, она села за туалетный столик и принялась наводить красоту. Вызванная прислуга помогла сделать прическу и подготовила вечерний наряд, а девушка тем временем лежала на софе и перелистывала дневник отца. Она не знала, что еще может найти в нем, но не могла оторваться. Иногда на нее накатывали страх и переживания. Единственной вещью, которой она действительно дорожила, была эта записная книжка, и оставлять ее в каюте было небезопасно. Однако ее угнетали свои же собственные мысли. Откуда в ней просыпалась паранойя, Кана ответить не могла. Поэтому в такие моменты она старалась погружаться в любое, даже абсолютно скучное занятие. И вскоре отправилась к назначенному месту встречи.       Внутри корабль смотрелся куда величественней: роскошно обставленные залы и помещения ни в какую не сравнились бы с его внешним обликом. Макаров и Кана стояли посреди зала, наблюдая, как мимо них потоками проходили люди – все это напоминало большие приемы или балы знатных дворян. Но это их совсем не смущало. Даже не перекинувшись и парой фраз, они одновременно продолжили путь в обеденный зал, где для них были забронированы места.       Альберона не ожидала, что они разделят столик еще с кем-то. Все вопросы, что она хотела бы задать своему опекуну, которые уже еле держались на кончике языка, ей пришлось сдерживать до следующего удобного момента. Огорченная подобным невезением, она схватилась за первый попавшийся коктейль, принесенный официантом. Макаров слегка вздернул бровь, удивленный чем-то, и только после первого сделанного глотка, Кана поняла почему. Закинув в рот оливку, она сдавленно улыбнулась и отставила в сторону бокал. Повезло, что за столиком они пока что были вдвоем, и она избежала насмешек из-за своей невнимательности; оставшиеся гости, вероятно, еще не подошли или стояли в стороне, ведя беседы со своими знакомыми. На пустующих местах стояли таблички с фамилиями довольно богатых и незнакомых ей людей. Ни одной женщины, что весьма ее опечалило. Она хотела спросить что-то у Дреяра, но было настолько шумно, что и сама поняла тщетность своей мысли.       Народ потихоньку начал разбредаться по своим местам, открыв Кане обзор на стоявшие снизу столики. Они сидели в ложе, расположенной на втором этаже, огороженном резными деревянными перилами, у которых и располагалось место Каны. Окинув скучающим взглядом гостей, она зацепилась за одну шумную компанию, напоминающую скорее сборище авантюристов, чем людей из высшего сословия. Всего четыре мужчины, нелепо выглядевших в своих устаревших фраках, что могло свидетельствовать лишь о том, что эти люди – американцы, не следившие за веяниями моды и редко бывающие на светских мероприятиях, и женщина со смоляными длинными волосами, одетая в традиционный китайский костюм. Она вела себя раскованно, и только по одному ее слову компания смолкала, правда, ненадолго – очевидно, ее уважали. Чувство зависти переполняло Кану, ведь настоящая свобода, наравне с мужчинами, многого стоила и была, скорее, исключением из правил, чем обыденностью. Трое из мужчин выглядели довольно молодо и обладали приятной наружностью. Последний, немного старше, выделялся среди них крепким телосложением. Его мускулы не мог скрыть даже тот мешковатый фрак, который был ему явно велик.       Увлеченная подслушиванием и подсматриванием за иностранцами, Кана не заметила, что пустующие места обрели своих хозяев на этот вечер, и как только она развернулась в сторону Макарова, то застала его мило беседующим со всеми прибывшими незнакомцами. Точнее, незнакомцами только для нее. Как выяснилось, Дреяр их всех хорошо знал. Он убедился, что его невежественная спутница наконец-то обратила внимание на окружающих, и только после облегченно вздохнул и смог ее представить. Потом Макаров еще не раз намекнет ей на пробелы в ее воспитании, а она смущенно улыбнется в ответ.       Вечер мог закончиться столь же скучно, как и начался, если бы капитан корабля – Ичия Вандарлей, один из тех самых гостей, что сидели с ней вместе за ужином, – не пригласил Кану на танец. Ситуация оказалась крайне неловкой, что хотелось и смеяться, и плакать от безысходности. Любитель лести и человек с завышенным чувством собственного величия, ростом был Кане по грудь, что радовало его перспективой безнаказанно смотреть на шикарный вырез ее платья. А это весьма раздражало Кану по той же самой причине. Этот низкорослый мужчина был напрочь лишен учтивости, деликатности и скромности, обычно присущей господам из светского общества. Она уже представляла, сколько смешков будет пущено в ее сторону. Тем не менее, ее спасал сам факт, что этот человек являлся капитаном величественного судна.       Когда наступила долгожданная тишина, капитан поклонился Кане и, взяв ее ладонь в руку, повел к лестнице, возвращая опекуну. Однако на этом ее злоключения не закончились. Словно из ниоткуда взявшийся мускулистый авантюрист из шумной компании перехватил Кану у капитана и пригласил ее еще на один танец. Растерявшись, она дала свое согласие и тут же была вовлечена в неумелый вальс. Новый партнер не столько следил за движениями и тактом музыки, сколько рассматривал красивую девушку, оказавшуюся в его руках.       – Позвольте представиться, Орга Нанагир, странствующий путешественник-кладоискатель, – он учтиво поклонился и ожидал, когда его партнерша окажет ему такую же честь.       – Кана Альберона, начинающая путешественница, – скромно ответила она и устремила свой взгляд в сторону ложе, где ее терпеливо ожидал Макаров.       – Это Ваше первое путешествие? – спросил Орга, на что она улыбнулась и кивнула в знак согласия. – Извините меня за мою неловкость, я не лучший партнер. Вы весь вечер наблюдали за нашим столиком, очевидно, Вам было скучнее, чем нам?       Подобная прямота обескураживала, и найти ответ оказалось делом непростым. Но все же молчать было неприлично.       – Вы американец? Только американцам свойственны подобная прямолинейность и свободоизъявление.       Орга кивнул в знак согласия, видимо, польщенный ее комплиментом. Наверняка, все, что ему говорили женщины, принималось за похвалу. Кана была уверена, что он так рассуждал. Но она точно не хотела его хвалить, ее тончайший намек просто был не так понят. И в свою очередь Орга решил отблагодарить щедрую на похвалы партнершу.       – Минуточку внимания! – воскликнул он на весь зал. – Я хочу подарить этой леди свою самую лучшую песню!       Кана зарделась и не знала, куда деть глаза, все усугубилось скисшими минами членов его компании, ничего хорошего не предвещавшими. Оставивший ее у сцены с оркестром партнер подошел к микрофону и спустя несколько секунд запел. Его голос оказался не столько отвратительным, сколько занудным, а слова его собственной песни, восхваляющей себя любимого, не шли ни в какое сравнение даже с самомнением капитана корабля, с коим она предпочла бы танцевать хоть весь вечер. Ичия, несмотря на свой пристальный и изучающий взгляд, оказался весьма умелым танцором. Тем временем Орга настолько увлекся, не обращая внимания на осуждающие взгляды, что не заметил, как его партнерша развернулась и удалилась на свое место, откуда в сопровождении наставника покинула ресторан.       – Это было ужасно, – прошептала она на прощание старичку, тот сочувственно улыбнулся и покинул ее. В комнате Кану ждал комплимент от капитана корабля в виде шикарного букета роз, доставленного ей прислугой. Она прошлась взглядом по каюте, и, не заметив ничего подозрительного, отодвинула картину, скрывавшую за собой сейф. Там хранились деньги, документы и еще один особо важный предмет. Убедившись, что все на месте, она с облегчением вздохнула, снова заперла сейф и отправилась готовиться ко сну.       Последующие несколько дней до прибытия в порт Кадиса они провели порознь, изредка встречаясь на палубе во время дневных моционов и за приемом пищи. Макаров ничего не объяснял Альбероне, да и она сама понимала, что на то должны быть действительно важные причины, поэтому не устраивала допросов. «Всему свое время!» – эту фразу часто произносил ее опекун, и именно ей она объясняла его поведение.       Иногда ее одиночество разбавляли личные помощники капитана, очень галантные и любезные морские офицеры, будто бы обученные ведению светских бесед с юными дамами, всячески располагая их к себе. От столь назойливого и надоедливого общества она начала скрываться в местах, которые не предполагались для прогулок приличным леди, особенно в одиночестве. И именно в одном из таких мест умудрилась стать свидетелем одного очень странного разговора. Кана не видела лиц, не знала количества участников и не хотела выдавать своего присутствия, так как именно о ней, как ей показалось, и шла речь. Ее очень удивило то, что кто-то, кроме нее, знает о том, что она взяла с собой книжку отца с записями об исследованиях. И, судя по разговорам, именно она была очень нужна этим незнакомцам. Они долго перешептывались, иногда переходя на повышенные тона, но когда закончили, Кана прижалась к большим ящикам с грузом, располагавшимся на второй палубе, за которыми и находилось ее укромное местечко, и даже затаила дыхание, чтобы не выдать себя. Она еще долго стояла вплотную к мокрой и неровной древесине, в надежде, что никого не осталось из заговорщиков, и оказалась права в своей предосторожности. Уже подумав выйти из своего укрытия, она зацепилась платьем за металлическую зазубрину на одном из ящиков и прислонилась к нему обратно, чтобы безопасно открепить кусочек ткани. В этот момент она услышала огорченный вздох. Кто-то чертыхнулся и удалился, разозлившись из-за потерянного времени и напрасных подозрений. Спустя десять минут Кана тоже покинула нижнюю палубу. Чтобы не привлекать к себе внимание, она еще некоторое время спокойно погуляла по верхней террасе, а ближе ко времени ужина вернулась в комнату. Из разговоров злоумышленников Кана поняла, что они намеревались побывать в ее каюте этим вечером, пока она будет ужинать. И ей оставалось только спрятать все вещи в каюте Макарова. Она понимала, что за ней могут следить и даже подслушивать. Поэтому написала записку и вызвала прислугу. Но все сложилось намного удачнее.       Кана крутилась перед зеркалом, пытаясь рассмотреть себя с разных сторон. Надетый поверх плеч, красивый палантин служил не только защитой от нещадных морских ветров, но и скрывал от посторонних взглядов конверт с документами. А вычурное модное платье, нужно сказать, самое нелюбимое из ее гардероба, играло с воображением множеством тончайших кружев и прозрачной вышивки из бисера, позволяя отвлечь внимания от того, что она желала спрятать. Дневник отца оказался важнее ее собственной груди. Неожиданный стук в дверь заставил утомленную волнением Кану резко дернуться и направиться к выходу. Она тут же замерла от удивления. На пороге стоял никто иной, как капитан «Голубого пегаса». Глубокое декольте сыграло свою роль. Ичия Вандарлей хвастливо вздернул носом, пытаясь всячески поднять глаза и невзначай осмотреть пышные прелести. А затем предложил пройтись по палубе, нагулять аппетит, которого, похоже, у того не было, в отличие от переволновавшейся Каны. И, когда до ужина оставалось полчаса, она решила действовать.       – Не будете ли Вы так любезны показать мне капитанский мостик? – мило улыбнувшись, спросила Кана, и мужчина не устоял. Уже там, в присутствии доверенных ему людей, она попросила капитана о помощи. – Не хотелось бы поднимать шум, но у меня есть все основания полагать, что меня хотят ограбить. Не могли бы Вы сохранить для меня этот пакет? Здесь фамильные драгоценности, я ими очень дорожу.       Капитан смутился и хотел было возразить, что на его корабле не может произойти чего-то подобного – так поступил бы каждый, посмей кто усомниться в его чести. Но не успел, ведь умелая игра умолявшей его о помощи Каны взяла свое. Пакет остался под надежной защитой до конца плавания.       На протяжении всего оставшегося пути, длившегося три дня, Кана вела себя как можно осторожней. В ее комнату действительно кто-то забирался. Но ничего, кроме сейфа, открыто не было. Вещи оставались на своих местах. Взломщик оказался мастером, но то, что он забрал в тот вечер из сейфа, не могло обрадовать заговорщиков.       Пройдя пролив Ламанш вдоль побережья Франции, они достигли берегов Испании, но пересекать всю страну от порта к порту в такие смутные времена – путешествие слишком долгое и опасное. Потому Макаров предпочел отправиться в главный порт, откуда стартовали корабли дальнего плавания. Огибая побережье Испании и Португалии, их корабль вошел в воды Гибралтарского пролива, а затем попал в Средиземное море. К утру они высадились на сушу, чему Кана неимоверно обрадовалась. Климат этой экзотичной страны оказался абсолютно противоположным тому, в котором она жила. Сильные волны и холод сменилась ужасным зноем.       Альбероне все казалось новым: мужчины и женщины выглядели иначе, общались по-другому, в царящей там атмосфере присутствовала какая-то загадка, свобода и в тоже время суровость. Дома и улочки оставляли впечатление старины, их архитектура отличалась от той, к которой она привыкла. Древние крепости красовались на самых возвышенных точках этого порта и как бы следили за всем, что происходило вокруг. Недалеко от причала располагался форт, огороженный высокими стенами, а к нему вела узенькая полоска пляжа, постепенно погружающаяся в воду, на глубине не выше колена, так что к форту можно было пройти пешком, чтобы утолить любопытство. Как только Кана отдышалась и осмотрелась, то тут же запаниковала. Она и опекун стояли посреди незнакомого города, и им совершенно некуда было пойти, но Макаров ни капли не волновался, наоборот, стоял спокойно, осматриваясь и вспоминая что-то из своего прошлого, одновременно накручивая усы на указательный палец.       – Don Dreyar! – послышалось где-то недалеко, потом еще громче, и вскоре к ним подошел испанец, внешностью которого Кана даже залюбовалась и, смутившись, поспешно отвела взгляд. Это был высокий, стройный, длинноволосый молодой человек с тоненькими усиками. Его одежды пестрили яркими красками, словно он собирался идти на карнавал или какой-то праздник, речь была громкой и эмоциональной, а руки взмывались в непрекращающейся жестикуляции. Разговаривал он со многими, кто встречался ему на пути, будь то торговец рыбой, что преградил ему путь, или старая женщина, протягивающая ему цветок. Но, стоило ему подойти к ним, как он восторженно и приветливо разводил руки для объятий. Вышитый золотыми нитями укороченный бордовый пиджак, черные штаны и белый высоко повязанный пояс выглядели очень нелепо в такую жару. Молодой человек поклонился девушке и, широко улыбнувшись, сказал: – Bakkus Gloh, reina…       Кана ни слова не понимала, и ей только и оставалось глупо хлопать ресницами, а ведь так хотелось заговорить с ним, но вовремя вмешался Дреяр.       – Прекрати тут свои шуточки, устроил карнавал средь бела дня. Разговаривай на английском, я прекрасно помню, что ты его знаешь, – более утомленный пеклом солнца Макаров, чем казалось, возмущенно забрюзжал на мужчину. Кана вопросительно посмотрела на молодого человека, и тот, в очередной раз улыбнувшись, протянул ей алую гвоздику, что получил от цветочницы. Кана с благодарностью ее приняла.       – Бахус Гло, моя королева, – представился испанец и поклонился ей, та смущенно покраснела и сделала реверанс с поклоном. Сердце быстро застучало от полученного комплимента, и только после небольшой неловкой паузы она смогла представиться.       – Кана Альберона, – тихо произнесла она и, не отрывая взгляда от Бахуса, пыталась вести себя как можно сдержанней.       – Не предложит ли молодой человек уставшим путникам ночлег и немного воды? А то возраст мой уже не тот, чтобы без отдыха скакать по адской сковородке. Нынче в Кадисе слишком жарко.       – Несомненно, мастер Макаров, лето выдалось знойным, но нам ли жаловаться. Торговля ведется хорошо, а большего и не надо. Пройдемте, недалеко отсюда стоит мой автомобиль, пригнанный из самой Германии. Сомневаюсь, что подобный найдется где-либо еще. Он был сделан по специальному заказу моего покойного отца…       Сказать, что Бахус был многословен – ничего не сказать, как и положено истинному испанцу, он любил разговаривать на разные темы и совершенно не требовал, чтобы беседу поддерживали более чем кивком или удивленным восклицанием. Перебивать чей-либо рассказ в Испании считалось неприличным тоном. К счастью, Кане вовсе не хотелось разговаривать, именно в тот момент она была больше поглощена осмотром достопримечательностей, которые им с удовольствием демонстрировал новый знакомый, специально петлявший по узким улочкам города, удлиняя путь до своего дома. Закончив экскурсию «на колесах», Гло сжалился над лишь из вежливости борющейся со сном Каной, утомленной его бесконечной болтовней, и в открытую посапывающим Дреяром. Он развернул автомобиль и покатил в направлении, которое никто из гостей не увидел.       Прибыв в полдень в свое большое поместье, он передал багаж гостей слугам, разбудил старика, а его спутницу взял на руки и, словно пушинку, отнес в отведенную ей спальню, оставив на попечение женщин дома. И только после отправился уже с более серьезным видом к Дреяру. Он был давно предупрежден, с какой причиной ему будет нанесен визит столь известной в археологическом обществе личности. Но их разговор был отложен из-за усталости старика. Тем не менее, вечером за бокалом хорошего вина они все-таки смогли обсудить все, что было необходимо. Не то чтобы Бахуса обрадовали новости, привезенные из Лондона, но и противиться им он был не вправе.       – Мы отплываем в Мексику через день. Надолго задержаться не можем, смерть, знаете ли, молодой человек, уже стоит на пороге, хотелось бы успеть сделать все, что запланировано.       – Юная леди? – поинтересовался Бахус и приложился к очередному бокалу вина. Это был не первый и не последний его бокал. Испанцы – любители выпить хорошего вина, особенно в компании.       – Кана ни о чем еще не подозревает, – уклончиво ответил Дреяр, наблюдая за тем, каким отрешенным стал Гло, сидящий напротив. Он всегда задумывался о будущем и не только о своем. Жизнь у кого-то заканчивалась, а у кого-то должна была начаться. И он также хотел выполнить свои обязательства. Может быть, и слишком поздно, но лучше, чем никогда.