Это было у моря

Санса рыдала, казалось, целую вечность. Рубашка Клигана промокла, а она все не могла остановиться. Он сидел очень тихо, не поворачивая головы, ничего не спрашивая и не меняя положения. Санса засунула руки в задние карманы шортов - их надо было куда-то деть, а обнять Сандора за шею она не смела. Как это бывало и раньше, достаточно было им войти в физический контакт, даже самый невинный - и тут же устанавливалась какая-то непонятная связь, необъяснимая, непостижимая, но реально существующая - это чувствовали они оба. И теперь Санса отчетливо ощущала, что сделай она лишний жест - он остановит ее, встанет, отойдет, покинет ее тут одну, несмотря на ситуацию и ее слезы. Он был как камень - живой, теплый, но совершенно непробиваемый. И неважно, что ее рука сама просились туда, где верхняя пуговица соединяла ворот его рубашки, где темные пряди волос легко касались груди, падая вдоль здоровой щеки - до которой от её мокрого лица был всего какой-то дюйм. Несмотря на пугающую близость, он будто был от нее за сотни миль - словно их разделяла пропасть, к которой Санса даже боялась приблизиться. Поэтому она, как обычно, боялась спугнуть момент и этого человека, словно речь шла не о взрослом мужчине, а о ночном мотыльке, что совершенно случайно вдруг сел ей на ладонь. Можно было любоваться им, но даже несвоевременное невыверенное дыхание могло потревожить то хрупкое равновесие между ними, прервав контакт и навечно унося его в ночь - далеко от нее. Поэтому Санса так и замерла в неудобной позе, сжимая в кулаки влажные ладони и боясь пошевелиться. Слезы пошли на убыль, и она все-таки оторвала лицо от его плеча, на прощанье вдохнув его запах - мокрый хлопок, табак и еще всякие другие смешения ароматов, определение которым Санса дать не могла, но что прочно закрепились в ее мозгу с образом Сандора Клигана. Он почувствовал изменение ее позы и отстранился. Так же, не глядя на нее, вытащил сигарету из кармана, закурил. Санса отступила на шаг, крепче сжимая кулаки, так, что неровно обрезанные короткие ногти врезались в потные скользкие ладони. Бедром она почувствовала за спиной сиденье, и нервно оглянувшись, села. Достала из переднего кармашка свою пачку, уже ополовиненную за этот длинный вечер, выудила оттуда одну тонкую сигарету, щелкнула зажигалкой. - Девочка решила заделаться курильщицей? Смешно. - Что смешного? Можно подумать, до встречи с тобой я никогда не курила. - Ну да, ты же у нас опытная. Только умело скрываешь это, когда тебе выгодно. - Что ты имеешь в виду? - Ничего особенного. Так, просто наблюдение. Не бери в голову. Кури себе на здоровье. Вернее, на нездоровье. Мне-то что за дело? Я тебе не отец, не мать, не брат, даже не тетка. - Это да. Но… - Нет никакого “но”. Теперь - нет. Было, но все вышло. Давай только, пожалуйста, без сцен. Мне вполне хватило вчерашней. На ближайшие сто лет. Санса всхлипнула и вытерла мокрый нос тыльной стороной руки, что держала сигарету. Горящий кончик окурка задел непослушную длинную прядь, свисающую на лоб, и по салону тут же поплыл тошнотворный запах паленого. - И не надо жечь себе волосы. Это не поможет. Они у тебя и так пылают, без помощи огня. - Я хотела сказать... Прости меня, пожалуйста. - За что? За то, что, промочила мне рубашку? Это не беда, сейчас тепло – высохнет. - Не за рубашку. За... все... За вчерашнее. И за сегодняшнее... Я была так неправа. Я только теперь поняла. - И как всегда, неправильно. Ты была права. И давай придерживаться именно этой версии. Вчера права, а уж сегодня - в особенности. - Позволь мне объяснить… - А не надо мне ничего объяснять. Я, конечно, не гений, но определенные вещи даже мне по плечу. Потом, я видел. - Ты - видел? А что... Как? - Как - неважно. Но видел достаточно. Мне хватило. Сандор обернулся, и Санса, испуганная и огорошенная, заставила себя взглянуть ему в лицо. Она ожидала увидеть злобу, ревность, обиду – но только не эту непроницаемую тьму. Ей внезапно стало зябко, и она не могла заставить себя перестать дрожать. - Ты, видимо, думала, что я буду на тебя обижаться? Устраивать сцены, как ты? Рвать на себе волосы – будто и так недостаточно страшен? Так вот, я не буду. Как я тебе уже заметил в письменном виде – ты свой выбор сделала. Вот и следуй ему. А я пойду по своей дороге. Это просто такой факт – ты идешь туда, я – сюда. И все. Это не что-то личное, не месть, не желание насолить тебе или как это у вас, у молодежи, принято - пококетничать, набить себе цену. Все, что было – изначально вообще не имело права родиться. Вот уже и стало понятно, почему. И зря ты пыталась это нежизнеспособное чудовище выходить. Потом тебе надоело. Довольно быстро – ну возраст такой, кому ж охота? И все – оно сдохло. И ничего не осталось. Сансу трясло, как в лихорадке. Она подняла на Сандора несчастные глаза. Слез в них не осталось, только стыд и боль. От его слов и еще от осознания того, что она и сама себе все это уже сказала – однажды. Там, в ванной. А он сидел под дверью и ждал ее, даже и не подозревая, что, не успев сплестись вместе, нить их пути уже начала разбегаться в разные стороны, как распускаются две пряди веревки, изломанные разными линиями изгиба – будучи несовместимыми изначально. Все плоды, что Санса пожинала сегодня, были продуктом того больного ростка недоверия к себе и к нему - она успела предать свои чувства в тот момент, когда еще губы ее не успели остыть от его поцелуев. Все было ясно, и возразить тут было нечего. А сегодня… Про сегодня было лучше не думать совсем. - Я ничего от тебя не жду. Ничего не требую. Я сама запуталась (да уж, только непонятно в чем, в собственной порочности или во лжи). Просто прошу прощения за все зло, что тебе – вольно или невольно – причинила. Сандор опять отвернулся к отсутствующему лобовому стеклу кукурузника. Достал свою бутылку – на этот раз это было не вино, а коньяк, судя по этикетке. Сделал щедрый глоток – Санса видела, как двигается его гортань – ей вспомнился Гарри в клубе, и стало безумно обидно, как будто она получила огромный подарок в красивой упаковке, а развернув, не нашла ничего, кроме пустой коробки. Ну почему все так сложно? И почему все ощущения реальной ценности моментов и встреч приходят тогда, когда уже все закончилось, ушло в песок небытия? Если бы она могла сделать шаг ему навстречу. Возможно, ее тело сказало бы больше и лучше, чем все, что сейчас приходило ей в голову. Но она не могла. Между ними – и, видимо, уже навечно - была вколочена прозрачная стена изо льда. Не было смысла даже кричать – и все ее слезы были не в силах растопить этот холод, который она сама и придумала. - Хорошо, я прощаю тебя. Если вообще есть, что прощать. Ты мне ничего не сделала. До твоих девчоночьих истерик мне, в общем-то, нет дела – это было просто в очень удачный момент проиграно. А твое… ммм... сегодняшнее поведение меня вообще не касается. Мы же уже все прояснили вчера. И нечего тут конфузиться. Ты – молодая девушка, как там… гормон играет... делай, что тебе в голову взбредет. Сама и будешь потом разбираться. А нос тебе будет подтирать твой будущий муж. Если ты, конечно, вообще собираешься замуж. И это тоже не мое дело. Я закончил свои дела в этом семействе – вот отволоку их до папаши – и все, адью. То ли в этом мире мало домов, где нужны охранники? Лучше меньше денег, чем вся эта ахинея. Так что на роль «стоящего под дверью» смело можешь выбрать себе кого-нибудь поизящнее. Ну, хоть этого вот товарища с танцулек. Джоффри на концерт, а ты – к телефону. Все веселее. Тебе скоро надоест играть в эти подростковые томления – понадобятся другие игры. И тогда в помощники лучше взять того, кто на них позарится. Мне это все неинтересно. Я вообще не игрок. Как уже говорил – предпочитаю жить, а не «казаться»… Санса молчала. Ну, что тут скажешь? И во всем он был прав. Кроме, пожалуй, одного. - Да, я понимаю. Ты прав. Вот одно только. То, что между нами возникло – и оно появилось невольно, ни ты, ни я этого не искали – это я точно знаю. Думаю, все имеет право родиться. И когда оно рождается – оно не виновато. - Не виновато. Но платит все равно. Так уж устроен мир. Это ты уже усвоила, Пташка? - Да, это усвоила. - Значит, скоро начнёшь понимать и остальное – ты на пути прогресса! Пожалуй, после этого разбора полетов в сей задрызганной колымаге - не находишь в этом иронию - самолет, что никогда уже не полетит – не потому, что не может, а потому, что некому его поднять в воздух – думаю, мы можем разбежаться. Если хочешь, я могу тебя проводить до гостиницы. Как в старые добрые времена. Только одна просьба – не наступать на железки, не ломать ноги, не лезть к насильникам. Если дойдешь без приключений – я куплю тебе мороженое. - Я уже ела сегодня. - Да ну? Ну молодец. Видишь, если нужно, ты сама отлично себя обслуживаешь. Никакие скелеты в шкафу тебе не помеха. И мороженое поела, и на танцы сходила, и с хахалем поразвлеклась. А почему у тебя, кстати, ноги все в разводах от вина? Это теперь такие брачные игры у молодежи? У Джоффри ракетки, у тебя – фонтаны вина… Видят боги, я однозначно устарел. Пора на свалку. - Это не брачные игры. Он пытался меня… А я бросила ему под ноги бутылку с вином и убежала. - Неужели после всего этого недвусмысленного флирта ты еще ему и не дала? Бедный малый… Искренне ему сочувствую. Если уж начинаешь игру, малышка – иди до конца. Иначе получается нечестно. Мужикам это особенно обидно – как морально, так и физически, знаешь ли. Впрочем, откуда тебе знать? Это игры для взрослых – а тебе пока, кажется, нравится только взрослой казаться. Твое тело уже вполне женское – даже дух захватывает, как быстро ты растешь – буквально на глазах. Это даже я заметил. А вот в голове – все еще одни принцессы и замки, принцы и драконы. Но жизнь – довольно паскудная штука и уж совсем не сказка. Если ты еще до сих пор тешишь себя иллюзиями - то воистину у тебя Пташкины мозги. - Я не тешу себя иллюзиями. Вероятно, последней моей иллюзией был ты. Клиган вскинул на нее взгляд. Потом медленно захлопал в ладоши. - Отлично. Молодец, Пташка. Ты учишься клеваться. Ты однозначно заслужила приз. Я куплю тебе две шоколадки. А теперь давай продвинемся. Что-то холодно становится в этой развалюхе. А мне еще надо искать себе на ночь пристанище. - А почему ты не в усадьбе? - Небольшая сделка. Я провел спокойно вечер – а Серсея не портит мне настроение своим присутствием. Если бы не эти твои эскапады от обезумевших от страсти поклонников – это был бы идеальный вечер. Предупреждать надо. Я бы сюда и близко не подошел. - Ты можешь остаться в гостинице. Там много места. - Нет уж, благодарствую. Лучше под кочкой, чем в этой твоей золотой клетке. Плюс, было еще одно предложение от симпатичной девушки. Я все думаю, не рассмотреть ли его. Тем более, что наши с тобой взаимообязательства мы уже обсудили. Да, возможно, это вариант… - Я очень рада, что и у тебя появились варианты. Ты, кажется, хотел продвинуться? А то и вправду холодно. Санса встала и попыталась как могла натянуть на пояс шортов рубашку. Клиган молча исподлобья наблюдал за ее ухищрениями. - Если тебе холодно, так начинай двигаться. Хотя бы согреешься. И заодно сократишь время совместной компании. А то как-то после всего сказанного я и не знаю, что тебе поведать – даже неудобно. - Неудобно – так молчи. - Именно этим я и собираюсь заняться. Они вышли из самолета. Санса шла первой и неловко сползла вниз, стараясь не повредить несчастный свой бок – ступенек тут тоже не было. В результате у нее до подмышек задралась рубашка, и вдобавок, она посадила себе на живот царапину каким-то болтом, торчащим из пуза самолета. К счастью, Клиган все еще был внутри, собирая свои бутылки и сигареты, и не заметил ее неуклюжести. Иначе бы обязательно прокомментировал. И плакали ее шоколадки. Они прошли пустырь. Поравнялись с магазином. На прощанье Санса оглянулась на дискотеку и с удивлением обнаружила за обзорным окном силуэт Гарри, что сидел на том же самом месте, что и они раньше – а на ее стуле сидела та рыхлая девица, у которой все время сползал кожаный корсет. Боги, боги, что за вздор… Санса засмеялась – и ее звенящая рулада потревожила двух птиц, устроившихся на ночлег в ветвях старой шелковицы. Они, возмущенно пища и хлопая крыльями, вспорхнули и улетели в сторону леска по другую сторону от дороги. Сандор с подозрением оглянулся на Сансу. - Ты что смеешься? Ты, часом не курила дурь на этих своих танцах? - Нет, курила, но не дурь. Это все Любовь. - Какая еще любовь? - Которой накормят собак. Не тебе в обиду сказано. Это я просто философствую. - Если любишь философствовать, сойдись с Бейлишем (седьмое пекло, что он несет!) Он оценит, уверен. - Спасибо за совет. Может и стоит ему последовать? Хотя нет, что-то мне надоели старые мужчины. Скучно. Лучше найду кого-нибудь помоложе. Может, мне взяться за Томмена? Он чище, честнее и лучше, чем все вы вместе взятые. - Вот тут я с тобой согласен… Остальной пусть они проделали молча. Санса шла, сосредоточившись на дороге. Избежание неуклюжести было вопросом чести – и потом, ей надоело ерничанье Клигана. Сандор тоже не проявлял желания болтать. Все его хамство, казалось ему, ничуть не прикрывало досады по поводу происходящего. Меньше всего ему хотелось, чтобы Пташка опять начала вокруг него прыгать. Пусть себе скачет – подальше. Со своими мальцами. Все как на подбор – такие смазливые блондинчики. И что ему за дело? Дела, по сути, не должно было быть – но мерзко было все равно. И потом, он уже все решил – и то, что Пташка наконец начала смотреть в сторону ровесников, не могло не радовать. Но, седьмое пекло, неужели в этом мире не найдется ни одного нормального паренька, что не попытается ее принудить, взять силой, а сделает, наконец, все как надо – как она того заслуживает? Прямо хоть самому иди в сводники. Все, все, хватит. Сама разберется. И права она, пожалуй, начиная делать самостоятельные шаги. Не набьёшь шишек – ни хрена не научишься… Можно было, правда, и жизнью расплатиться – Сандору вспомнилась Ленор, и он прикусил губу. Это тут вообще не при чем, - подумал он, в душе понимая, что на самом деле очень даже при чем. Чем больше Пес пытался отделаться от мыслей – тем больше они самой неприглядной толпой лезли в его несчастную голову. Он хлебнул еще коньяка. Стало лучше – гвалдёж прекратился, хотя бы на время. Они прошли мимо усадьбы Серсеи. Дом темным призраком стоял, выглядывая верхним этажом из-за забора. Неосвещенный, он казался как-то меньше, но более зловещим. И с завтрашнего дня ей предстояло туда переселиться… Санса вздохнула. Всего неделя осталась, как-нибудь выдержит. Времени совсем мало… Шли они быстро – вот уже и тот кусок пляжа, где еще вчера… тут у Сансы опять начали лезть слезы – неужели это был тот самый человек, что шел слегка позади нее, и от которого теперь веяло таким холодом и даже чем-то вроде ненависти, что обнимал ее там так нежно, что сердце начинало пропускать удары? Как они дошли да такого и в столь короткий срок? Все казалось совершенно нереальным. И нелепым… Они миновали волнорез. Луна, уже слегка ущербная, пряталась в волнистых чернильных тучах, выглядывая из-под них, как глаз одичавшего безумца. Облака наливались изнутри ее бледно-желтым светом, словно принимая на себя все ее грехи. Вода сегодня была темна и тиха, даже лунный луч не тревожил ее подернутой легкой серой дымкой поверхности, что после света фонаря казалась особенно насыщенного глубокого синего цвета. Еще несколько шагов. Они вошли на парковку. - Ну вот, я тебя довел. Можешь теперь отправляться спать. Если, конечно, на балконе тебя не поджидает какой-нибудь ухажер (например, Бейлиш, обернувшийся летучей мышью) Пташка бросила на него печальный взгляд. Ну какого Иного она на него так смотрит опять? Он наговорил ей уже столько гадостей, чтобы на весь год хватило, чтобы обдавать его презрением. А ей все хоть бы хны. И снова таращится этими своими проклятущими глазищами. Где этот коньяк? Они остановились, не дошедши до фонаря. - Перекур? А потом каждый – в свой угол. Ты на свое подушечное ложе. А я… - К своей симпатичной девушке, полагаю. - Вот именно. (под кочку, к змеям) - Хорошо, курим. Оба одновременно щелкнули зажигалкой. "Как близнецы, - невесело подумалось Сандору, - хреновы распиленные пополам близнецы. Которые друг друга терпеть не могут, потому что осточертели один другому до тошноты, но и расползтись дальше, чем на пять футов, не в состоянии. От страха, что потеряются. От ощущения перманентной неполноценности – словно в той, другой, отрезанной половине случайно забыли твою сущность – а куда ты без нее?" Сансе вообще не хотелось курить – в горле першило довольно давно, но она не посмела отказываться, потому что это были еще лишние три минуты. А потом он уйдет – и его проглотит жадная темнота, в которой его еще кто-то ждет. За той – другой – все ночь. А у нее остались только эти жалкие три минуты. Секунды, оплавленные белёсым дымом сигарет, подсчитанные потрескиванием фонаря на парковке, подсмотренные хищной луной. И они тоже прошли. Пора было вставать на свой путь. - Ну вот, все. Теперь ступай, - Он мог простоять тут целую ночь, глядя, как дрожит проклятущая сигарета-спичка в ее бледных пальцах. Как фонарь выбеливает рыжие ее вихры. Как она хмурит брови, придумывая еще какую-нибудь кару для его никчемной душонки. Его слабость. Его сила. От этого надо было отказаться – сейчас. Ему не нужна ни слабость, ни сила. Все, чего он алкал – был покой. По крайней мере, хотелось бы в это верить. Пташка прошла несколько шагов, поправляя этот свой куцый рюкзак, что лямками обозначил и без того хрупкие ее плечи. Потом обернулась, словно что-то вспомнив. - Ты обещал мне приз. За хорошее поведение. Я же дошла. Ни разу не оступилась. Да, седьмое пекло, обещал. Вот ведь зануда. И на кой черт ей в такое время есть сладкое? После всего этого мороженого не слипнется у нее там? Пташка нервно ковыряла низ рубашки, не глядя на него, словно пытаясь скрыть какие-то свои мысли. - Хорошо. Вот тебе деньги – сама себе купи, что хочешь. А я пошел. Поздно уже. Завтра приеду за тобой – перевозить к тетушке под крыло. Так что, готовься. (Джоффри тебя заждался, поди – неужели и вправду придется бдить под ее дверью?) Пташка закусила губу. Болячка от вчерашнего подобного маневра треснула, окрашивая ее розовый рот более ярким оттенком. Кровь поползла вниз, разделяя капризную нижнюю губу ровно пополам. Пташка облизнула губы и опять воззрилась на него с этой своей пугающей решимостью. Седьмое пекло, ну что на этот раз? Ну отведи свой неуемный взгляд – отвернись - уйди… - Я не хочу ничего сладкого. Наоборот. Я хочу, чтобы ты был у меня первым. Прошу…