Это было у моря

Одинокая птица, ты летишь высоко: В антрацитовом небе безлунных ночей, Повергая в смятенье бродяг и собак, Красотой и размахом крылатых плечей. У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда, Тебя манит незримая миру звезда. А в глазах у тебя- неземная печаль… Ты — сильная птица, но мне тебя жаль. Одинокая птица, ты летаешь высоко, И лишь безумец был способен так влюбиться: За тобою вслед подняться За тобою вслед подняться Чтобы вместе с тобой Разбиться с тобою вместе, С тобою вместе, С тобою вместе, С тобою вместе… Чёрный ангел печали, Давай отдохнём! Посидим на ветвях, помолчим в тишине… Что на небе такого, что стоит того, Чтобы рухнуть на камни Тебе или мне? Одинокая птица, ты летаешь высоко, И лишь безумец был способен так влюбиться: За тобою вслед подняться За тобою вслед подняться Чтобы вместе с тобой Разбиться с тобою вместе, С тобою вместе, С тобою вместе, С тобою вместе… Nautilus Pompilius — Одинокая птица

Санса IV 1.       Санса сидела на неудобном стуле в ожидании прихода ее нового директора. Директора женского пола. В старой ее школе во главе небольшого, но довольно разнузданного коллектива стоял вечно витающий в облаках мужчина средних лет. Тут же, судя по фотографиям на стенах, всем заправляла пожилая женщина, похожая на птицу, с цепким взглядом светло-карих, почти янтарных глаз. Формальная улыбка — и холодный расценивающий взор. Санса содрогнулась. Не нравятся ей такие сочетания с некоторых пор.       Лианна украдкой пожала ей под столом руку. Рейегар безучастно смотрел в окно. Видно было, что школы вообще наводят на него тоску. Даром что он сам преподавал в консерватории, в местном музыкальном училище и еще давал избранным частные уроки. Санса оправила на себе новую одежду — светло-коричневый пиджак вроде как сидел хорошо, но юбка ей катастрофически не нравилась. Беда в том, что в этой школе, похоже, требовали ношения школьной формы — и для девочек предполагалась юбка наряду с брюками для холодной погоды. Ну и ладно, будет ходить в штанах — тем более, сейчас уже зима.       На юбке настояла Лианна. Как и на смене цвета. Санса опять набрала себе черных джинсов и околочерных — от темно-серого до темно-синего — свитеров. Тетя решительно все это отвергла.  — Почему только черное? Детка, я понимаю, что ты в трауре, но тебе все же шестнадцать. Не будем такими формалистами….  — Это не из-за траура. То есть не только. Я так себя чувствую. В черном мне комфортно — и нет разлада с собой.  — А ты уверена, что этим выбором не нагнетаешь сама на себя дополнительную тоску? То есть я хочу сказать — непонятно, где первопричина, а где следствие. Давай разбавим это воронье снаряжение. Вдруг ты все же почувствуешь себя в силах носить хотя бы иногда что-то менее мрачное? Ну, я не говорю ярко-розовое или кислотно-жёлтое — но хотя бы что-то бежевое или зеленое. Или там голубое?       Санса нехотя кивнула — учитывая, что за ее одежду платит тетя, стоило вести себя вежливо. Да и она, возможно, в чем-то права. Она сменила половину черных тряпок на менее траурные — белые, зеленые, взяла даже один бледно-салатовый свитер и розовые джинсы. Тетка меж тем принесла ей пару наборов веселенького цвета маечек и еще две юбки и платье. Санса чуть не застонала. Опять платье? Это, впрочем, было вполне в тему: черное, бархатное, сильно зауженное — строгое и элегантное.  — Прости за платье, дорогая. Оно реально нужно. Я сама терпеть не могу все эти хламиды-туфли — век бы из джинсов не вылезала. Но у Рейегара все время какие-то концерты. Приходится соответствовать. На вечер классической музыки не пойдешь в дениме — особенно если ты жена солиста. А ты, надеюсь, будешь хотя бы иногда меня сопровождать. Мы даже на Рикона смогли напялить костюм и бабочку. Не спрашивай, что сказала Арья — это так непристойно, что я боюсь, что нас отсюда просто вышибут.  — А в чем ходит сама Арья?  — Ни в чем. Она вообще не ходит. Была лишь однажды — напялив какие-то сомнительные брюки и рубашку Джона. Рейегар чуть со сцены не свалился со своей бандурой, когда увидел это явление в первом ряду. Он иногда бывает таким занудой-формалистом… После этого у них с Арьей вышел разговор на повышенных тонах — и она наотрез отказалась ходить на концерты, если ей для этого придется влезать в платье. Рейегар обиделся страшно. Но потом я его малость утешила, сказав, что у Арьи — у одной из немногих из детей в доме — в комнате валяются диски с его записями — почти все, что вышли. Он, конечно, зануда — но не идиот, и способен отличить соблюдение формальностей от искреннего интереса…       Потом они затоварились обувью и всякими там принадлежностями-аксессуарами, вроде новых сумок и шапок. Санса была на последнем издыхании, когда они наконец сели в машину, упихав в багажник все мешки. Откуда у тети берется столько энергии — и это в ее-то положении? Она с тревогой покосилась на Лианну — та стала еще бледнее, но, казалось, была в отличном состоянии и настроении. «Как бы ей не влетело от дяди — и мне тоже», — подумала Санса. Врачи говорят лежать, а она три часа носилась по магазину — племянница за ней еле успевала. Надо будет ее как-то заставить отдохнуть.       Но этим планам не суждено было сбыться — дома уже были младшие дети, засыпая мать и новую родственницу кучей сбивчивой информации по поводу того, что происходило сегодня в саду. Все рассказывалось в мельчайших подробностях и в тройном варианте. Рикон с гордостью показал ссадину на губе.  — Что это еще такое? Ты опять подрался? — с напускной суровостью спросила Лианна, шаря в ящике в поисках мази. — Опять меня будут вызывать к воспитательнице?  — Мам, ты что! Ну не мог же я просто стоять и смотреть. Этан обозвал Эйка девчонкой. И дразнил за длинные волосы. Сам Эйк угрюмо таращился в угол.  — А сам ты за себя постоять не можешь? Эйегон Таргариен, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, пожалуйста!  — Но я не хочу об этом говорить. Мам, ты же знаешь, я терпеть не могу драться. Это так противно — бить кого-то. Особенно по лицу. Там все такое теплое… Бррр. Еще кровь пойдет… Лианна даже руками всплеснула. Санса с трудом удержалась от смеха, глядя на набыченно-скорбное выражение лица кузена.  — А я тебе не говорю про драки, между прочим. Твой отец отлично умеет обходиться без драк. Надо уметь договариваться. Или ставить человека на место без рукоприкладства…  — Папа тоже странный. И мне не нравятся эти мои длинные космы. Я хочу стричься коротко — как все.  — Об этом тебе придется поговорить с отцом. Ты знаешь его позицию про подражание другим. И про то, что надо быть всегда самим собой.  — Вот-вот. Самим собой. А вы меня стрижёте, как его. Вернее, не стрижете. У Рейеллы и то волосы короче. А посмотри на Сансу и на Арью! Я хочу быть сам собой с короткими волосами. Ну маам! Если ты скажешь папе — он согласится…  — Посмотрим. Идите мыть руки уже. Сейчас будем обедать. Да не тяните! Никаких игр с водой! Эйк и Рикон — в разные ванные! Нам с Сансой нужно успеть на назначенную встречу… Знаю я вас… 2. Они все-таки успели. Рейегар ждал их у школы — причем довольно давно, судя по виду. Обычно очень бледный, он даже раскраснелся от мороза. Лианна покосилась на мужа.  — Зачем ты стоишь снаружи? Не мог, что ли, в машине посидеть? Опять простудишься. И эти твои уши… Как насчёт шапки?  — Я не люблю шапки. А ты сама-то отдыхала?  — Конечно.  — Санса? Тётя отдыхала? Санса замялась. Ну не может же она так откровенно лгать. Лианна делала ей отчаянные знаки.  — Ммм… она сидела после обеда в кресле. И в магазине мы отдыхали на скамейке.  — Так. Лианна, ты помнишь, что сказал врач? Тебе надо лежать как минимум три часа в день…  — Но милый, я же лежу ночью — и не три, а почти семь. И вообще, от лежания у меня голова болит…  — Помимо ночи. Не заговаривай мне зубы, не выйдет. После этой встречи ты приедешь домой — и ляжешь. И останешься в кровати до вечера. А мы сами приготовим ужин.  — Хорошо, — Лианна устало махнула рукой. — Мне уже надоело спорить. Пеняйте на себя, если ужин будет несъедобным.  — А мы и несъедобный проглотим. Ты умеешь готовить, Санса?  — Если я возьмусь за ужин — он точно будет несъедобным. Я могу помочь накрывать на стол — или, наоборот, убирать с него. Или все вместе…  — Хорошо, тогда поставим к плите Арью. У нее нетривиальные идеи, но что там и где — она знает… Лианна прыснула со смеху:  — Я резервирую себе последние три яйца из холодильника. В последний раз после ее экстремальной готовки мы прикончили за пять минут галлоновую бутыль с соком — и все равно рот потом полчаса горел. Если я буду такое есть — малыш родится как минимум огнедышащим…  — Идет. Ты ешь яйца — а мы ждем своей участи, наблюдая за Арьиными экспериментами. Дай-ка я ей прямо сейчас позвоню, пусть уже собирается с идеями. Вы идите уже. Почти пора.       Санса пошла вслед за тетей в большое белое здание частной старшей школы. На широкой парковке машин почти не было — заполнена была лишь небольшая часть полосы, зарезервированной для обслуживающего персонала.       Когда они поднялись на второй этаж к кабинету директора, их уже ждала улыбчивая секретарша. Она препроводила их внутрь заставленного всяческими трофеями школы кабинета и, сказав, что директор скоро подойдет, удалилась. Вскоре пришел и Рейегар — недовольно оглядываясь по сторонам сел, не раздеваясь. Тетя вопросительно на него поглядела — но он только головой покрутил.  — Почему бы тебе не раздеться? Тут же жарко.  — Не хочу. Я комфортнее себя чувствую в своей одежде. Ты же знаешь — не люблю я школы. И я надеюсь, это все кончится быстро…       Лианна пожала плечами и сконцентрировалась на Сансе, то поправляя ей новый пиджак, то поглаживая по руке. За спиной негромко скрипнула дверь. Вошла директор — а была она еще старше, чем на фотографиях и удивительно маленькая и субтильная, но руку пожимала энергично, даже резко. Она села и взяла в руки досье Сансы, уже заботливо разложенное на столе секретаршей.  — Итак. Мисс Старк — ваше досье производит впечатление. Думаю, у вас не будет проблем с тем, чтобы быстро встроиться. В вашей старой школе — мы уже навели справки — вы отличались примерным поведением и хорошей академической активностью. Мда… — она еще раз просмотрела бумаги, — не в последнем триместре. Я понимаю, потери в семье — это всегда тяжело. Но нам надо идти вперед. У вас впереди вся жизнь — не стоит зацикливаться. Вы планируете в дальнейшем продолжить свое обучение в колледже?  — Да.  — И по какой части? — Я думала, по художественной.  — Да-да, я вижу — тут письмо от вашего преподавателя по живописи. Он вас очень хвалит. У нас прекрасный педагог по изобразительному искусству и прикладным техникам живописи. Вы останетесь довольны. Не вижу причин затягивать — если у вас нет вопросов, можем считать, что вы приняты.  — Спасибо. Вышло действительно быстро. Рейегар уже было дернулся, чтобы встать, когда директор, слегка откашлявшись, продолжила:  — Одно маленькое замечание. Я, скажем так, наслышана о трагедии в вашей семье. Видела несколько статей на эту тему. Все это совершенно немыслимо. Возможно, вам будет неплохо поговорить с нашим школьным социальным работником. Если захотите, конечно. И еще одно. Все эти слухи… истории с вашим… ммм… отсутствием — и то, что про это писали… какие-то сомнительные отношения со взрослым мужчиной… Мисс Старк — у нас очень приличное учреждение. Такого тут мы не допускаем. Мы следим за нравственным обликом наших студентов, поскольку нравственность — одна из основ формирования достойных и полезных членов общества…        Санса к тому времени уже пылала, как кумач и не знала, что сказать. Лианна, напротив, побледнела еще больше — как будто это было вообще возможно. Она бросила взгляд на мужа, который так же безучастно глядел то в окно, то на директора, словно она была чем-то вроде части интерьера. Поймав взгляд жены, Рейегар сказал очень спокойно, без эмоций, словно говорила машина, а не человек:  — Я надеюсь, вы простите меня, мадам, но я вообще не понимаю, о чем идет речь. Вы сказали, что моя племянница по всем ее показателями и оценкам демонстрирует прилежность и адекватность. Чем она занималась в свободное от учебы время — на летних каникулах — вас касаться не должно. Не припоминаю, чтобы в контракте, который вы мне прислали, значилось, что вы позволяете себе контролировать какие бы то ни было приватные, внутрисемейные, не имеющие отношения к школьному процессу, отношения. Я вообще поражен нескромностью ваших вопросов и странных намеков.  — Я ни в коей мере не хотела кого-то задеть, сэр… Но вы должны понять…  — Я понимаю. А ещё я понимаю, что плачу за обучение моей племянницы — и немалую сумму. Это должно в какой-то степени послужить гарантом того, что к ней не будут придираться по глупостям. Девочка и так пережила немало. Вы сами, как педагог с большим стажем, должны брать это в расчет.  — Сэр, я могу вам гарантировать, что с вашей племянницей будут обращаться, как со всеми учениками этой школы — внимательно и с уважением…  — Вот и прекрасно. Я же, в свою очередь, могу вас заверить, что Санса не станет водить на школьную территорию — как это вы сказали — взрослых мужчин. И невзрослых тоже. Она идет сюда, чтобы завершить свое образование, а не для того, чтобы служить для кого бы то ни было примером нравственности — или, напротив, антипримером. Я полагал, это приличное серьезное учебное заведение — но ваши инсинуации на мгновение напомнили мне о помостах для публичного покаяния женщин лёгкого поведения. Там, где камнями закидывали. Вы ведь не хотите, чтобы со стороны ваша школа производила такое впечатление? Если так — то мы можем поискать и другую школу для нашей племянницы, благо их в городе хватает — и по более скромной цене за семестр. Но я, в свою очередь, будучи очень обескураженным вашими намёками, боюсь, что не смогу не высказать свои впечатления знакомым и коллегам по работе и концертной деятельности. А как вы понимаете, знакомых у меня много.  — Нет сэр, я совершенно не хотела бы такого исхода нашей сегодняшней встречи. Директор ощутимо нервничала. Напряжение в комнате висело, как топор. Лианна внимательно слушала, все так же держа Сансу за руку. А Рейегар продолжал разговор с прежней безучастностью — словно его вообще все это не касалось: как будто он обсуждал погоду или что-то в той же степени отвлеченное.  — Хорошо. Итак?  — Мисс Старк — добро пожаловать в нашу школу! Директор встала и протянула Сансе руку. Было бы невежливым ее не пожать. На этот раз ладонь директора была влажной и слегка дрожала. Рейегар тоже встал, осторожно поддерживая под локоть жену.  — Когда Санса может начать свое посещение? Директор пожала плечами.  — Да хоть завтра, если она готова. Вам понадобится школьная форма, мисс. Как вы будете добираться домой? Нашу школу обслуживает частная транспортная компания — студентам предоставляется автобус, что забирает учеников утром возле их домов и развозит обратно после окончания занятий. Также вы можете пользоваться собственным автомобилем — при наличии водительских прав, естественно. Студенты могут парковать машины у здания школы — рядом со стадионом.  — Благодарю за информацию. Мы подумаем. Пока же Сансу будем возить мы. А там дальше разберемся — как только она сдаст на права, полагаю, что мы будем размышлять о покупке еще одного автомобиля. Санса умоляюще взглянула на дядю. Только этого не хватало!  — Я вообще могу ходить пешком. Тут же совсем рядом от дома!  — Но не зимой же, дорогая. Но все это не к спеху. Мы же не должны давать ответ сейчас, директор?  — Нет-нет, что вы. Как будете готовы. И вообще — нет никаких фиксированных правил на этот счет. Сегодня ученик может поехать на автобусе, а завтра — пойти пешком или поехать на велосипеде. Все же это старшая школа, а не детский сад. Ученики в состоянии сами принимать подобного рода решения — а мы хотим им доверять и надеемся на их зрелость и адекватность.  — Ну вот и прекрасно. Значит, договорились. Санса — как насчет того, чтобы начать прямо завтра? Санса тихонько вздохнула. Завтра так завтра. Все равно не отвертишься. По-хорошему, это ничего не меняло. Идти в школу завтра ей не хотелось — как и послезавтра, и на следующей неделе тоже. Нет смысла отсрочивать неизбежное. Поэтому она кивнула.  — Хорошо. Значит, увидимся завтра. Занятия начинаются в восемь. Когда приедете — не забудьте зайти в секретариат и получить расписание. Учебники вам выдадут в школе, — сказала директор с ощутимым облегчением в голосе. Рейегар взглянул на Сансу — и едва заметно улыбнулся.  — Ну хорошо, не будем вас больше задерживать. Чек я уже выписал, оставлю у секретаря. Спасибо за понимание! Было приятно с вами познакомиться. В это воскресенье у меня концерт при консерватории — я вас приглашаю, с семьей, разумеется. Просто скажите на кассе, что от меня — и ваше имя. Для вас будут отложены билеты.  — О, благодарю, сэр. Мы давно мечтали попасть… Но с билетами обычно туго — быстро разбирают…  — Ну вот, случай представился. Буду рад вас видеть. Прощайте! — До свиданья. Они вышли из кабинета и прошли к выходу. Рейегар догнал их, оставив чек у млеющей, как коза, секретарши и подписав ей автограф на открытке с пожеланиями счастливой осени, что стояла у нее на столе. Лианна лукаво посмотрела на мужа.  — Опять?  — Ну что тебе, жалко, что ли? Пусть ее.  — Лучше бы ты ей билеты дал, а не этой старой грымзе. Она бы тебе букет красных роз принесла.  — Я не люблю красные розы. Я люблю синие — как ты. Но про билеты ты права. Санса, завтра зайдешь к этой барышне — я тебе оставлю пару билетов, ладно?  — Хорошо, конечно.  — Зрителя надо любить. И расширять круг… Может, она страстная поклонница камерной музыки, кто знает? Лианна картинно закрыла лицо рукой.  — Знаем мы, чего она поклонница. Твоих длинных волос и томного выражения лица. Кстати, о волосах: Эйк желает, чтобы его подстригли.  — Мы же это уже обсуждали, — бросил Рейегар раздражённо. — Ему стоит перестать стесняться самого себя.  — Вот о том и речь. Он заявил, что это не он сам — а мы ему навязываем этот образ. А он хочет короткую стрижку, потому что это отражает его внутреннюю сущность. Как длинные волосы отражают твою.  — Хм. Ну если посмотреть на это с такой стороны — пожалуй. Пусть стрижется. Лианна вздохнула с облегчением:  — Ну, я рада. А то я уже начала опасаться, что он возьмет на кухне ножницы — и сам себя обкорнает. Тогда я боюсь представить, чью сущность это будет отражать…  — Вздор. Пусть стрижется, я сказал. Не буду же я его силком заставлять.  — Спасибо, родной. Увидимся дома. Они разошлись по машинам — Лианна с Сансой сели в минивэн, а Рейегар — в свой кровавый «корвет». Тронулись почти одновременно.  — Ну, Санса, поздравляю. Вот ты и в законе.  — С трудом. Вы же слышали…  — Не бери в голову. Фиг с ней, со старой ведьмой. Ты же не с ней будешь учиться… И вообще — важно не это, а то, что сказал Рейегар. Тебе надо закончить эту школу. Сама же понимаешь — это критично. Для всего, что ты желаешь…  — Да. Санса задумалась. Всего полгода. А там — свобода. Ненужная ей свобода. Может быть, после окончания школы… Может, тогда она станет в законе и для него тоже? Хоть какая-то надежда…  — Поспешим — нам еще надо заехать за формой. Надо же тебе выглядеть, как все — не при Рейегаре будет сказано… — Лианна засмеялась. — Ты, видимо, уже заметила, как он относится к униформизму и «эффекту толпы». Готов пойти на что угодно — лишь бы отличаться. Ну, в пределах разумного, конечно. Если исключить эту его машину и борзых… 3.       Арья таки сделала так, что все (кроме Лианны, которой Джон пожарил яичницу) дышали огнём, замутив какое-то таинственное блюдо из полусырой рыбы, щедро сдобренной всеми видами специй, что она смогла выудить из шкафа. После ужина Санса, допивая третий стакан воды, убрала со стола, загрузила посудомоечную машину и сбежала в комнату, сославшись на то, что у нее болит голова и она хочет лечь пораньше перед школой.       Она закрыла дверь и уставилась на отвратительную школьную форму — синюю с белым — в морском стиле, что неприятно напомнило ей о событиях августа. Особенно ужасала короткая юбка — что там директор вещала о нравственности? Выше колена, вся в дурацкую складку, и что ужасно — к форме прилагалось расписание, когда что надевать! За исключением особо холодных дней по вторникам и четвергам полагалось ходить в юбке. То есть завтра — в четверг — ей предстояло напялить это убожество — разве что грянут небывалые морозы и спасут ее. Появиться впервые в новом классе одетой, как дурного пошиба проститутка, играющая в нимфетку!       Санса раздраженно скинула форму на стул и плюхнулась на кровать. Какая разница, в сущности. Пусть ее будет форма. Сейчас ее интересовало только одно — позвонит ли он. Ну, не позвонит — она теперь знает его номер и может набрать ему сама. Но Сансе почему-то хотелось, чтобы Сандор сам проявил активность. Если позвонит она — это будет значить, что она опять навязывается — а он, может, и говорить с ней не хочет… Да он и не хотел — вон вчера как пришлось его уламывать обещать позвонить…       Санса вздохнула. Когда он был рядом — она могла чувствовать его почти как саму себя. Теперь, на расстоянии, все было еще сложнее, чем обычно. Она почти потеряла с ним связь. С каждой секундой он отдалялся все больше. Санса уже с трудом помнила, как именно он выглядел, как ходил, как говорил. Она судорожно рванула к дневнику — записать, пока еще помнит. Дергает ртом, когда злится. Теребит сожжённую бровь, когда нервничает. Курит — да все время. Санса усмехнулась. Спит на спине, иногда приоткрыв рот, но не храпит. Обнимает ее за плечи нежнее всех на свете. Гладит ее затылок против шерсти. Зарывается носом в ее макушку. Целуется как бог. Обнимается как демон — потом иногда даже ребра болят. Зовет ее «Пташкой» — это она не запамятует даже тогда, когда забудет собственное имя, данное при рождении. Любит ее больше всех. Любит ее слаще всех. Любит ее… или уже любил? От этих мятежных и щемящих мыслей ее оторвал телефонный звонок. Санса глянула на экран — он.  — Алло?  — Да. Привет, Пташка.  — Как у тебя дела?  — Все в порядке. Доехал до столицы. Продрых три часа в гостинице. Получил ценные сведения от местного клерка о философии современной музыки. С утра чуть не впечатался в грузовик на трассе. Завтра с утра иду к Тарли — звонил ему. Он заикался по телефону — так что предвкушаю встречу. Давно я никого не пугал. Ради этого я даже перестал бриться…  — Ты отрастил бороду? Что значит «чуть не впечатался»? Не смей пугать детектива, Сандор, ну! Нашел с чем шутить…  — Хорошо, я буду кроток, как ягненок. Бородатый ягнёнок такой.  — Вот ты же олух. Страшно представить…  — Страшно то, что из себя представляет собой мое лицо, а не то, что я на нем отращу. Не смеши меня… Ты уже и забыла, как я выгляжу? Пташке — Пташкина память…  — Ничего я не забыла. Просто я же не считаю тебя некрасивым…  — Ага. Одна во всем мире.  — Мне-то что? Я не боюсь идти против толпы. И я против униформизма…  — Чего?  — Ничего. Меня в школу записали. Завтра — первый день.  — Ого, как скоро!  — Даже слишком. Были сегодня у директора.  — И как прошло?  — Хорошо. (Ну не могла же она ему рассказывать про этот паскудный разговор — со всеми намёками, наездами и хамством. И потом — это она должна была защищать их отношения — а она вместо этого сидела, как нашкодивший щенок, и хлопала глазами, свалив всю ответственность на дядю и предоставив ему право работать для нее адвокатом. Нет, об этом упоминать не стоило. И так тошно…)  — Ну, я рад. Удачи на завтра. Ты же умница…  — Ты мне только что сказал, что у меня Пташкины мозги — забыл?  — Нет. Я сказал, что у тебя Пташкина память — это не одно и то же.  — По мне так одно. А вот еще — к вопросу о Пташкиной памяти. Я говорила сегодня с теткой, пока мне покупали приданое — теперь я богатая невеста… В общем, она не против наших с тобой отношений. Сказала, что они с дядей не будут препятствовать. И что даже самой невозможной любви стоит дать шанс…  — Хорошо. Приятно это слышать. Вот закончишь школу, и подумаем, что делать… — А может, ты приедешь раньше? Ну хоть повидаться….  — А вот это ни к чему. Да и хороша же ты будешь — фифочка в школьной форме с таким бородатым чудовищем, как я. Еще одноклассники увидят — и наябедничают. И плакало тогда твое окончание школы… Санса закусила губу. Иногда он бывал удивительно проницательным. Просто зрил в корень проблемы.  — Ну хорошо. Тогда хотя бы будем созваниваться, ладно?  — Ладно. Боюсь, это и меня тоже держит на плаву, — нехотя сказал он хриплым голосом. — Хожу вокруг этой мерзкой трубки весь день, все жду — когда же.  — Так почему же ты днем не позвонил? — почти застонала Санса.  — Потому что это ни к чему. Ну представь себе, если бы я позвонил, пока ты была у директора, а? Нет уж. Хватит и вечернего одного. Так даже интереснее. Приятное окончание дня: есть к чему стремиться и есть зачем прожить день…  — С каких пор ты записался в философы?  — С тех пор, как ты записалась в школу. Учись хорошо — пока я буду философствовать в свое удовольствие.  — Ну-ну. Я бы рада поменяться местами. Нечестно.  — А что в этом грязном мире бывает честно?  — Наша любовь.  — Ну разве что. Кстати, Пташка — еще вчера хотел тебе сказать — но не успел. Я люблю тебя. И, наверное, я самый удачливый птицелов на свете — и самый счастливый. Потому что не только поймал, но и приручил…  — Сандор… Это было удовольствие — быть пойманной тобой. И моя самая большая удача. Может, не случись этого — и на свете меня уже бы не было…  — Прекрати. Что у тебя за вечный декаданс, Пташка? Ну что ты за зверь?  — Я не зверь — я птица. Твоя. — Моя?  — Всегда…