Это было у моря

Интермедия 10

За дорогой, над старой усадьбой, Небо скрылось в свинцовости млечной. То ли похороны, то ли свадьба У земли в тишине вековечной. Хруст шагов по замерзшему насту Приглушается снега величьем. Я вступаю в безмерную касту Таинств ночи и дней безразличья. Лес пространство кольцом обнимает, Вдалеке словно нет и прохода. Шаг испуганный вечность ломает На границе пройденного года. Нет надежды, что за поворотом Есть реальность и есть продолженье Той дороги, что выбрал мне кто-то В ограниченном передвиженье. Есть надежда остаться навеки Частью зимней гармонии строгой, Где — ни образа, ни человека, Лишь свинцовая даль за дорогой. И объятья зовущие снега, Притяженье иных измерений, Одиночества верного нега, Боль падений и взлет озарений.

1. Пока Санса ночевала у подруги, дома разыгралась нешуточная буря. Все домашние заняли позиции вокруг кабинета. Ближе или дальше — не имело значения: штормило так сильно, что качка ощущалась на любом отдалении. Дети не спали в кроватях: Эйегон — накрыв голову подушкой, чтобы не дай боги чего не услышать, Рейелла — лежа вытянувшись в струнку, закрыв глаза — подавая пример выдержки трусишке-брату. Рикон знал, что Бран сидит за компьютером и поэтому был вынужден в своем углу, завешенном плакатами с супергероями, притворяться, что спит. Но спать не моглось, пока из противоположного конца этажа доносились голоса: виноватый — дядин и трепещущий от негодования — тетин. Рикон беззвучно пошлепал ладонью по одеялу, и лежащий на полу Лохматик тенью запрыгнул на кровать, распластавшись колбасой рядом с хозяином. Рикон уткнулся в теплую темную шерсть верного приятеля — так может хоть заснуть удастся… 2. Арья уселась, как обычно, на подоконнике в коридоре — она не считала для себя нужным делать вид, что ничего не происходит. Сидела, чертила пальцами по стеклу, и размышляла, что от всей этой глупой любви одни неприятности. Уж она то ни за что не попадется в капкан. Бедная Санса — вот же не повезло человеку, когда эмоции превалируют над разумом. Время от времени Арья смотрела вниз, в окно, где Джон уже второй час чистил снег и с растерянностью думала о том, что же ей все же делать со вчерашним почтовым уловом. Пусть Санса вернется для начала домой — а там видно будет. Еще две недели назад она спросила бы у Джона — но теперь это было совершенно невозможно. Она почти надумала пойти к Брану, но вспомнила о том, что он размазня, и что вообще, чем меньше народа знает, тем надежнее спрятан секрет. Тем более, Бран мог и Сансе растрепать — с него станется. Пусть себе пока полежит. И неплохо бы понять, чем сердце успокоится у старших. Арья вздохнула и вновь принялась дышать на стекло и рисовать узоры. 3. Джон даже снаружи не мог укрыться от злых голосов родителей. Вокруг царила неземной тишина: свежий, влажный снег словно впитал в себя все звуки, как в ватное одеяло. Даже чирканье лопаты по дорожке звучало как-то наполовину приглушенно, словно почти до предела скрутили на «нет» и громкость и эхо. Дорожка уже была вычищена — дальше только до асфальта скрести. Все равно до завтра еще нападает. Он вздохнул и поплелся разметывать подъездную дорогу — завтра по любому надо было ехать за Сансой. Джон чувствовал себя кругом виноватым. Арья вторую неделю неизвестно из-за чего смотрела на него волком. Теперь еще и Санса прибавится. После того, как Джон, без надобности притащившись в школу за кузиной раньше времени, обнаружил там наблюдателя: здоровенного, мрачного как туча бородача на байке, он рассказал обо всем отцу. Тот посоветовал ему держать язык за зубами и не говорить ни матери, ни особенно самой Сансе. Тогда Джон понял, что наблюдатель и был тот самый пресловутый Клиган, что протаскал девчонку всю осень неизвестно где, и делал там с ней неизвестно что, а она еще, похоже, к нему неравнодушна. Это в голове Джона уж совсем не укладывалось — как можно было влюбиться во что-то столь непривлекательное? Про девочек он вообще ничего не знал: вечно у них какой-то бред в голове! Джон покосился на Арью, сидящую на подоконнике в коридоре. Она, внимательно за ним наблюдающая, тут же сделала вид, что даже и не смотрит в его сторону, подышала на стекло и принялась разукрашивать его завитушками. И эта туда же. Ну ей-то он что сделал? Или напротив чего-то не сделал? Иные их разбери! Больше же всего Джон чувствовал себя виноватым за нынешний скандал родителей. После того, как он сегодня еще раз поговорил с отцом по поводу того, что ему тяжело скрывать правду от матери, которая видела его насквозь и уже засыпала вопросами на тему того, что случилось, Рейегар сказал, что да, он прав — Лианна имеет право знать. Что он поговорит с ней сам, и чтобы сын не заморачивался и не беспокоился. А теперь из этого всего вышел скандал: мать нервничает - а ей это противопоказано. А отец как всегда берет все на себя — и ему то больше всех и достается: отдувается за всех. Лучше бы он молчал, идиот! Надо было, возможно, сказать самой Сансе — но это Джон посчитал категорически неправильным — из субъективных соображений. Ему страшно не понравился тип на мотоцикле: не должна его сестра, со всеми ее достоинствами, уже натерпевшаяся, измученная до предела вошкаться с этим обгорелым чудищем. К чему ей вообще все это? После смерти Робба Джон словно заступил на его место: Санса для него всегда оставалась обидчивой девочкой с рыжими косичками, которую в детстве так просто было напугать — не чета Арье. Теперь, когда он — единственный из детей в их расширенной семье, кто был старше ее — следовательно, должен заботиться о ней. Так, как бы сделал Робб. А тот бы ни за что не отдал сестру на растерзание этому не внушающему доверие персонажу. Санса говорила, что он хороший — но много она понимает! Влюбленная дурочка… И все же женщины — загадка! Ну как такое было возможно? Джон всегда считал Сансу слегка поверхностной: любовь ко всяким красивым сказкам, изящным вещам, глупым песням — от последней, впрочем, она потом удачно избавилась, пересмотрев свои музыкальные вкусы. Все это складывалось в картину не предполагающую в качестве кавалера уродливого охранника в два раза ее старше. Скорее уж это должен быть фат вроде Гарольда Хардинга, бывшего одноклассника Джона, которого тот на дух не переносил. Но как раз, похоже, с Хардингом было все однозначно. После папиного концерта Санса, стоящая рядом с ним, так глянула на смазливого мерзавца, что тот даже перестал лыбиться. Джон тогда не без злорадства подумал, что даже у таких говнюков как Гарри случаются проколы, и что, похоже, у сестрички хватало проницательности распознать суть этого придурка. Сейчас же он размышлял о том, что, возможно, проницательность Сансы помогла ей пробиться через брутальную внешность Клигана и что-то там разглядеть. Тогда получается, что он и тут неправ. Просто одна сплошная неудача. Но было еще и другое соображение. До того, как она ударилась в нарочитый игнор, Арья весьма недвусмысленно намекнула Джону, что вздохами и взглядами у Сансы с ее «похитителем» не обошлось. Тогда это было проще осознавать — имея в голове абстрактные образы. Тогда Джон подумал, что Санса уже не ребенок, что половина его одноклассниц к этому возрасту уже побывала под мужиком, и что не стоит даже заморачиваться. Но потом, когда он увидел в аэропорту ее: худую, жалкую, трогательную, с этими темными волосами и прозрачными тоскливыми глазами, ему стало тошно от того, что все это спровоцировал какой-то мерзкий хрен. Теперь, когда он лицом к лицу столкнулся с виновником всего этого безобразия, мозги начали наполнять самые отвратные картины, ее — и его: их вместе. Хотелось кому-нибудь свернуть шею. Желательно, Клигану. Джон и сам не понимал, почему его так разбирает — но подозревал, что, когда Рейелла войдет в возраст, будет еще хуже. Он с остервенением воткнул лопату в снег. От женщин одни неприятности. И Арья еще… По поводу нее Джон не беспокоился — не было в округе девчонки, умеющей лучше за себя постоять, чем Арья Старк. Вот ей скорее было бы свойственно влюбиться — всем назло — в какого-нибудь дикого байкера. Но ей это все неинтересно, это он знал наверняка. Арья презирала любые проявления «сопливых сантиментов». Когда Джон заметил, что отцовский коллега по выступлению — какой-то специально приехавший из-за границы псих — альтернативщик - таращится на его младшую кузину, то про себя весело похихикал, представив себе, как он вечером ей об этом скажет, и каковы будут ее реакции. Но и тут он сел в лужу. Арья только нервно хмыкнула и ушла к себе, не приняв словесной дуэли. Джон дошел до края дороги, упершись в гараж. Голоса в доме вроде затихли. Для верности ему стоило еще подчистить края обочины, где уже наросли ледяные башни сплющенных, подтаявших за день, а теперь схватившихся вместе морозом комьев снега. Идти в дом пока они не закончат спорить, он не хотел. Джон в который раз вздохнул. Ну хоть Рейеллу он понимает. Пока… 4. Бран уже два часа тупил в экран, бесконечно переписывая один и тот же совершенно никчемный кусок программы для одного приятеля с форума. Программа не клеилась: кнопки на виртуальной панели управления, что Бран конструировал, не желали становиться прозрачными. Это не имело значения: функционально они фурычили, а внешний вид - это лишь бантики. Программа слежения за сложным лабораторным хардом, дающая возможность управлять им из дома, дистанционно, была настоящей конфеткой для любителя. Но как в доме начался этот скандал, Бран тут же потерял концентрацию. Он даже подумывал, не вставить ли в уши затычки, но отмел эту идею сразу. А вдруг он пропустит что-то важное? Отсюда слышны были только фразы Лианны — ее звонкий голос разносится по дому как колокол. Что отвечал Рейегар, Бран не слышал, но по паузе между тирадами тети, понимал, что тут была реплика дяди. Общая направленность была ясна — Рейегар что-то сделал через голову тети, чего она не одобрила. Похоже, это каким-то образом было связано с Сансой. Бран подумал, что может, Санса хотела уехать искать своего ухажера, а дядя ей не разрешил? Или, может, речь шла о звонках? Что Санса созванивается каждый вечер со своим другом, знал весь дом: от приходящей помощницы по дому до Рикона. Кстати, спит этот надоеда? Бран глянул через плечо. Брат лежал, уткнувши рыжую башку в шерсть Лохматика. Вот урод, опять затащил пса в кровать! Ну хоть так пусть спит. Первые полчаса, после того как Бран упихал младшего брата (разрешив ему не мыться и не чистить зубы) в постель, Рикон отвлекал его глупыми вопросами в стиле: «А что ты делаешь?», «А как ты думаешь, долго они еще?», «А позови Арью, а то мне скучно…» пока Бран не рявкнул на него. Рикон замолчал, но Брану тут же стало стыдно что он наорал на пацана зазря. Все равно программа на писалась, в воздухе висел топор, — может стоило поболтать с братом, вместо того, чтобы выпендриваться перед компом? В последнее время Рикон очень сошелся с Арьей — и она, странным образом, не огрызалась в своем привычном стиле. Иногда Бран даже грустил, что Рикон вот так не цепляется за него. Ну как он мог быть героем для младшего брата — никчемный калека со странным компьютерным хобби? То ли дело Арья — с ее шпионскими штучками и фехтованием! Или даже Джон… Но Джон последние три дня ходил с таким видом, как будто на него разом обрушились все печали мира. Арья тоже смотрела в сторону, словно не хотела встречаться взглядом ни с Браном ни с Сансой. Похоже и тетя была внутри информационного отцепления. До сегодняшнего вечера. Похоже, вечер для откровений между супругами был выбран тоже не случайно — для разговора Рейегар словно подгадал то время, когда Сансы не было дома. Поэтому он, большой нелюбитель отпускать детей тусоваться вне дома, вдруг неожиданно дал добро на ночевку племянницы у подружки по школе. Теперь и Санса его обошла. Нежная мечтательная сестричка натворила, похоже, дел. Мало им было трагедий с родственниками, так еще и дополнительную тоску на себя нагнала. С другой стороны, Бран сильно сомневался увидели бы они ее еще когда-нибудь, не отправь ее к тетке ее друг. Видимо, не совсем пропащий был человек, несмотря на пугающую внешность и жутковатую семейную историю, что они с Арьей вычленили из сведений, имеющихся в интернете. Бран, в общем, доверял Сансе: у нее всегда было чутье на людей. Он в принципе привык ей доверять — как старшей сестре и как одному из немногих людей, кто проводил с ним время после его тупого падения. С Арьей он никогда не был чересчур близок, — видимо, слишком уж они были близки по возрасту, — скорее конкуренты, а не партнеры. Братья оба стали его чураться: то ли смотреть было слишком тошно, то ли наоборот, слишком жалко. А Санса держалась так, словно ничего и не произошло: шутила, ненарочито подкалывала, возила его гулять, пока не появилась электрическая, позже им самим модифицированная коляска. Вела себя почти как обычно и не дала младшему брату удариться в тоскливую депрессию. Потом уже наладились и выровнялись отношения и с остальными — когда все привыкли, и его ущербность стала само собой разумеющейся. Но Бран помнил те первые полгода — и теперь, что бы там ни натворила Санса, ни за что бы не кинул в нее камень. Она имеет право на свою жизнь и на свой выбор. Больше всех других. Потому что реально после смерти отца на нее свалилось больше всех: мать и опустевший дом. Кто он такой, чтобы ее судить? Кто они все такие, чтобы ее осуждать? Бран глянул на Лето, лежавшего ковриком возле колес его коляски. Тот приподнял ухо и взглянул загадочными янтарными глазами на хозяина. Хорошо ему. Голоса все еще звучали в кабинете — теперь уже и Рейегар перешел на крик. Бран вздохнул и уткнулся в программу. 5.  — Ты — сделал — что? Лианна смотрела на мужа так, словно не узнавала его. Нет, он все тот же: длинные волосы, темно-синие, почти лиловые глаза — красив как бог и как бог же безжалостен. Только что он поведал ей — спокойным, почти будничным голосом, что «имел беседу третьего дня с Сандором Клиганом и убедил его не искать встречи с Сансой». Лианна не верила своим ушам. Она была импульсивна, могла наговорить кому угодно гадостей, если ее выводили из себя (манера поведения несколько сгладившаяся с годами, особенно после появления младших детей). Но чтобы так, продуманно, спокойно и со знанием дела парой фраз разрушить возможное будущее двух людей — этого она понять не могла. И не могла поверить, что ее муж — нежно любимый, обожаемый практически до дрожи в коленях, загадочный, замкнутый — раскрывающийся до конца (как ей казалось) только с ней, за закрытыми дверями спальни — теперь смог такое совершить — причем без всякой мысли посоветоваться с ней. Лианна не нашла ничего умнее как спросить его об этом.  — Но почему ты… почему ты мне не сказал?  — Я говорю тебе сейчас.  — Нет, я имею в виду, почему ты не сказал мне что ты собираешься беседовать с… ну с этим Клиганом?  — Слушай, Лианна, если ты его защищаешь, то не тушуйся хотя бы, когда произносишь его имя.  — Я думала, тебе неприятно слышать эту фамилию.  — Ты не представляешь, до какой степени. Но это имеет мало отношение ко мне. И прямое отношение к твоей племяннице. А что касается того, собирался ли я с ним беседовать — нет, не собирался. Все вышло случайно. Я ждал детский автобус, прогуливался вдоль Кленовой — когда подъехал он. Видимо, для этого товарища посещение нашего дома тоже вышло спонтанно. Похоже, он просто свернул с какого-то там пути и заехал повидаться с Сансой. Я сказал ему, что это нецелесообразно. Что девочка только успокоилась и начала приходить в себя. Что если она его увидит — все опять вернется в исходную точку. Ты же понимаешь — это правда. Только это я ему и сказал. Ты меня не одобряешь, вижу?  — Но Рейегар, все это верно, ты как всегда прав, но боги, ты же понимаешь — сказать такие слова человеку, который находится в подобном положении… отчаявшемуся, притащившемуся сюда за сотни миль только чтобы повидаться с…  — С чем? Со своей единственной любовью — это ты хотела сказать? Не смеши меня. Потом он и сам согласился со мной…  — Не смей меня перебивать, Иные тебя побери! То, что я хотела сказать — скажу сама. Ты уже наговорил достаточно, тебе не кажется? И да — повидаться со своей, пожалуй, что единственной любовью — это из того, что я поняла из рассказов Брана и Арьи, проведших доскональный анализ того, что именно произошло на море и дальше. Эти двое любят друг друга — а ты решил поиграть во властителя судеб? Да какого хрена? Какое у тебя есть на такие поступки право, а? Это ты мне можешь объяснить? Ты поступил до тошноты подло — нет, еще подлее — ты поставил ультиматум человеку, которого не так давно поставил от себя в известную зависимость. Если бы он даже хотел он поступить иначе и не послушаться тебя — не смог бы — если он человек чести. Ты ведь небось и слово его заставил дать, а? Мерзость какая. Да, да, не морщись — именно мерзость! Лианна просто вся пылала от гнева. А Сансе он ничего не сказал. А та теперь ходит потерянная и бледная, не поднимая глаз. После этой сорвавшейся встречи, похоже, ее возлюбленный решил завязывать и со звонками, так ничего и не объяснив. Боги! Есть ли на этом свете что-то нелепее и упрямее мужчин? У Лианны вдруг закружилась голова и она, стоящая в трех шагах от понурившегося мужа, вдруг пошатнулась и схватилась за стол. Рейегар тут же подскочил к ней.  — Что ты, нехорошо тебе? Сядь, — или лучше ляг даже.  — Отстань от меня. Просто голова закружилась.  — Хватит уже. Потом поговорим. Тебе надо отдохнуть.  — Мне надо тебя придушить, а не отдохнуть. Не передергивай. Если я не договорю — точно рехнусь. Да, мне нехорошо — из -за тебя. Ты все время спрашиваешь — не ты ли виноват — так вот в этот раз да, именно ты. Ни Санса, ни Клиган — ты. Ну зачем, Рейегар, зачем тебе понадобилось играть в демиурга? Ну дал бы ты им встретиться…  — И что? Что бы было дальше? Ты бы благословила этот нелепый союз? Ты вообще его видела? Это же не Зяблик тебе. Это здоровенный, почти такой же как его омерзительный братец, волосатый бородатый тридцатилетний мужик, прокуренный до мозга костей, по-видимому еще и пьющий, мрачный как ноябрьский вечер, да еще и обгорелый, как будто всего остального недостаточно! Что бы сказал твой брат? Что бы сказала твоя покойная золовка?  — Этого мы не узнаем. Они умерли. Теперь решения принимаем мы. И сама Санса. Она уже не ребенок. Если она выбрала его…  — Да она не выбирала его. Просто так сложилось…  — Откуда ты -то знаешь? Часто «так сложилось» и выбор — это две стороны одной медали. Сам должен бы помнить.  — Я не понимаю, о чем ты.  — А я почти уверена, что понимаешь. Можно подумать я была сильно старше — когда выбрала тебя.  — Но там было все совершенно иначе! У тебя не было выбора! Роберт тебя бросил… Вот оно. Тот единственный раз, когда она хладнокровно, — как теперь Рейегар, сделала подлость. Когда ушла от мужчины которого любила — к мужчине которого могла бы полюбить — и с которым наверняка была бы счастлива. Когда она обманула обоих — и еще одного, пришедшего позже. Она так долго себе врала, что почти поверила в эту ложь. Как там говорилось — расчет хорош, если он верен? С Робертом Лианна не смогла бы быть счастлива. Роберт любил ее — но еще он любил небо, свои самолеты, свои кутежи, баб, приятелей — все это вместе, неразделимое и необходимое ему каждый день. А она не хотела делить его ни с кем. И предпочла его потерять — но довольствоваться половиной — которая бы неизбежно превратилась в треть, потом в четверть — пока ничего бы не осталось — кроме горечи на губах, профуканной молодости — и несчастного ребенка- она не хотела, просто не могла. Поэтому, когда беременность подтвердилась, она сказала Роберту что он ей наскучил и она полюбила другого — и так в чем-то оно и было. Его сына она любила больше — он был полностью ее. Потом уехала из столицы — в долину, к подруге в гости — а там ее уже ждал Рейегар, с которым она случайно пересеклась за несколько месяцев до этого на серии камерных концертов. Он настолько ей заинтересовался тогда, что где-то раздобыл ее адрес, и начал писать длинные задумчивые и вместе с тем нежно-щемящие письма, такие, что Лианна, уже тогда измотанная кутежами и эскападами Роберта, задумалась — а может не Баратеон, а Таргариен — это ее судьба? Она пошла к Неду — за советом. Брат, пряча взгляд признался, что у Роберта уже есть незаконнорожденная дочь. Тогда Лианна пошла ва-банк и сказала Неду, что тоже залетела — от другого. Она была уверена, что старший брат, лучший друг Роберта сейчас же расскажет приятелю об этом. Но скрытный Нед предпочел прикрыть сестру и промолчал. Позже Лианна начала понимать, что брат видимо догадался о том, что она солгала — он то знал, что вся история не совпадала по срокам — но ложь, как и правда была утаена от Баратеона. Рейегар, еще не полностью пришедший в себя после гибели жены, не стал вставать в позу и принял чужого ребенка, воспитав его как своего. Он тогда был рад любой жизни, что зарождалась рядом — потому что сам уже к тому времени погряз в смерти и горьких воспоминаниях. Джон родился Таргариеном — по бумагам недоношенным на полтора месяца. Из этих соображений Лианна почти не ходила по врачам и на контроли, измученная токсикозом и тяжелой беременностью последние дни перед родами — и первые месяцы своей супружеской жизни провалялась в постели, где и появился Джон, здоровый и крепкий ребенок. К счастью акушерка, что принимала роды вовремя обнаружила двойное обвитие пуповины — иначе бы этот мальчик мог и не увидеть свет. Роды прошли для Лианны тяжело, она долго потом восстанавливалась — и, похоже, так и не смогла прийти в себя полностью. Два выкидыша после и случайная беременность, в результате которой появились на свет близнецы, настолько запугали Рейегара, что он и слышать не хотел о других детях. Говорил, что у него есть все, что надо: наследники, мальчики, девочки. Но Лианна хотела еще детей — и на это в конце концов он согласился. Все же она была к нему несправедлива. Это не подлость — просто он такой. Рыцарь без страха и упрёка, верный своим идеалам и не уважающий, и не принимающий нестабильных, ветренных мужчин, — да что там не уважающий — его ненависть к якобы бросившему ее Баратеону доходила до абсурда — хотя ненавидел он не так как она — а холодно, испепеляюще-последовательно и — вечно. Лианне вдруг пришло в голову — а не провел ли Рейегар странных параллелей между Сандором и Робертом — особенно учитывая тот факт, что младший Клиган был телохранителем Роберта и соответственно участвовал (или уж хотя бы присутствовал) на всех его оргиях и пьянках? Лианна была достаточно наслышана о жизни Роберта с Серсеей — от Неда и даже больше от Кет. Все это было совершенно невесело, но виноватой она себя считала лишь очень относительно. Она смотрела на Рейегара, на своих троих детей и думала — боги, как ей повезло иметь такую семью и такого мужа. Но вот, видимо, ее вранью пришел конец — ради племянницы, придется сказать правду…  — Рейегар, послушай, когда я ушла от Роберта — я рассказала тебе не все. И не так все было. Он не бросал меня. Я сама бросила его. Он не знал ни про Джона, ни про что. Я просто сказала ему, что полюбила другого и что изменила ему. Он этого не выдержал и не стал настаивать. А я просто не могла обречь сына на этот бред — как и себя саму. Да и с тобой уже была связь — странная, но была. Я имею в виду, если тебе кажется, что Роберт и Сандор похожи — что вполне может быть — не спеши делать поспешных умозаключений. Не все столь черны, как тебе кажется… Рейегар отошел от нее на шаг — и сел за стол, напротив. Теперь была его очередь смотреть на нее, словно не узнавая.  — То есть — ты мне солгала? Нет, постой — сперва ты солгала ему, потом мне — а теперь мы вдвоём уже почти двадцать лет врём нашему сыну? Как приятно такое услышать… Спасибо, что хоть сейчас сказала… Видимо, я должен теперь найти мистера Клигана и пожать ему руку — за невольное обнаружение скелетов в моем собственном шкафу. Ага — и еще благословить его на законный брак с Сансой. Этого ты от меня ждешь после подобного признания? Что ж, Лианна — твой расчет был верен — но тебе стоило мне больше доверять. Ты втянула меня во вранье. Это мне очень неприятно. Но дело уже сделано — Роберт мертв, извиняться не перед кем. Разве что перед Джоном…  — Ты же не хочешь теперь сказать ему?  — А, теперь ты хочешь скрывать правду? А кто только что клеймил меня за укрывательство? Боги, Лианна, будь последовательной хоть раз!  — Он возненавидит нас обоих.  — Ага. И будет прав.  — Нет, я не хочу, чтобы ты говорил. Пусть все остается как есть. Прости меня за это. Да, я непоследовательна. Обвинила тебя в подлости — хотя подлость как раз совершила сама.  — Это не подлость. Это стремление к счастью. Кто вправе тебя обвинить в этом? Особенно если учесть, что в тебе уже жила новая жизнь — как сейчас. Рейегар обнял ее, положил горячую руку ей на живот — но взгляд его блуждал где-то далеко, терялся в черноте окна, в белом пролете снежинок за стеклом. Лианна содрогнулась.  — Хорошо, не будем мучать Джона — он не обязан платить за наши грехи. Но кто-то обязательно рано или поздно заплатит. Ты понимаешь это? Нельзя было строить жизнь на вранье… Но теперь что уж говорить — если она уже прожита наполовину. Остается лишь помнить об этом и быть готовым.  — Ты пугаешь меня.  — Не бойся. Все будет хорошо. Мы не скажем Джону. Что ты хочешь — чтобы я поговорил с Сансой? Вернуть Клигана я не могу. Я все равно продолжаю считать, что это неправильно. Что честнее было бы отпустить его. И дать Сансе шанс идти в ногу со своим временем. Да, она, возможно, любит его — и ради этого готова сломать себе жизнь. Будет ли это честно по отношению к ней? Вспомни Серсею, в конце концов. Ведь она тоже не была ни в чем виновата… Лианна закусила губу. Он прав — как всегда прав. Да что выйдет сейчас, если они скажут Сансе? Клиган все равно уехал. Она начнёт страдать. Уйдет в депрессию, в самотерзания, возненавидит их же самих. Таким образом они обокрадут ее еще раз. Врать было нечестно — но обрекать ее на еще один круг ада — несправедливо. Пусть все идет свои чередом…  — Послушай, Рейегар, ты можешь мне обещать одну вещь? Если он вернется- ты не станешь ему мешать. Дадим им шанс. Если это любовь — она выживет.  — Хорошо. Я обещаю тебе. Но говорить мы ей не будем?  — Нет, какой в этом смысл теперь?  — Никакого. Тем более, он, по-моему, сам решил уйти в тину. Даже звонить перестал. Если она его забудет — ей будет проще. Может, найдется кто-то еще… Я подумал, может Визерис… Лианна отстранилась и с ужасом воззрилась на мужа.  — Что? Ты собираешься предложить Сансу этому психу?  — Лианна, пожалуйста, он же мой брат в конец концов…  — Да, что не мешает ему быть законченным психопатом. Вот нет. Через мой труп.  — Не говори так. Это была только идея. Пусть вообще сама выбирает себе мужа. Ты права. Случайность, выбор, рок — это все одно и то же. Нас ведет к этому выбору — а кто и что, мы не знаем. Но если это то, единственное — оно победит. То же примерно я сказал мистеру Клигану. Я полагаю даже у них еще есть шанс.  — Хорошо. Я рада. А теперь пойдем спать. Нет моих сил уже.  — Хорошо. И не мучай Джона вопросами — он тоже видел Клигана и теперь терзается, правильный ли сделал выбор… Лианна улыбнулась:  — Если бы он был рожден от тебя — он не мог бы быть больше твоим сыном чем теперь. Вечные сомнения, вечные терзания — и неистребимое чувство долга… Рейегар посмотрел на нее искоса  — Что же по-твоему — я все время терзаюсь?  — Да, ты вечно бродишь в двойном отражении. Я за это тебя и люблю. За то, что ты всегда сомневаешься и оглядываешься назад.  — Ну вот с Клиганом я же не сомневался- а стоило бы, как выясняется…  — А не надо судить по внешности. Я не ждала от тебя такой предвзятости, честно говоря.  — Ты его видела?  — Нет.  — Ну вот когда увидишь, тогда и поговорим… А пока пойдем спать.  — Иди. Я позову Джона. Рейегар ушел наверх, а Лианна вышла на улицу — позвать сына. Он с нечастным видом бродил вокруг дома с лопатой. Лианна улыбнулась — в кого бы ни пошел этот мальчик, она его любит больше всех. Она тихо его окликнула — и Джон, воткнув лопату в ближайший сугроб пошел к ней. Мать и сын, обнявшись, прошли к дому. А снег все засыпал вычищенные до черных следов асфальта дорожки. К тому времени, как последние огни в доме погасли, аккуратно вычерченные Джоном пути прикрылись словно пуховым одеялом, плотным слоем сверкающих в свете фонаря снежинок.