Это было у моря

Налей еще вина, мой венценосный брат, Смотри — восходит полная луна; В бокале плещет влага хмельного серебра, Один глоток — и нам пора Умчаться в вихре по Дороге Сна… По Дороге Сна — пришпорь коня; здесь трава сверкнула сталью, Кровью — алый цвет на конце клинка. Это для тебя и для меня — два клинка для тех, что стали Призраками ветра на века. Так выпьем же еще — есть время до утра, А впереди дорога так длинна; Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра, И ветер свеж, и ночь темна, И нами выбран путь — Дорога Сна… По Дороге Сна — тихий звон подков, лег плащом туман на плечи, Стал короной иней на челе. Острием дождя, тенью облаков — стали мы с тобою легче, Чем перо у сокола в крыле. Так выпьем же еще, мой молодой король, Лихая доля нам отведена; Не счастье, не любовь, не жалость и не боль — Одна луна, метель одна, И вьется впереди Дорога Сна… По Дороге Сна — мимо мира людей; что нам до Адама и Евы, Что нам до того, как живет земля? Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву, А я не найду себе короля. И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда, Прошу тебя — налей еще вина; Смотри — на дне мерцает прощальная звезда; Я осушу бокал до дна… И с легким сердцем — по Дороге Сна… Мельница — Дорога сна

1. Санса Санса проснулась от шума. За окном летел снег. В дверь настойчиво барабанили.  — Кто там?  — Это я. Ты встанешь к обеду иди нет?  — А сколько времени?  — Полчетвертого.  — А что ты так рано из школы?  — У меня сегодня короткий день, забыла? Короче, или вставай, или я съем твою порцию. На слезах и терзаниях ты еще больше похудеешь. Если вообще есть куда.  — Я встану. Просто из вредности — чтобы тебе поменьше досталось.  — Ну мне что достанется, все пойдет впрок. Я же не страдаю из-за всяких козлов.  — Ты — понятно. Всегда бодра и весела.  — Выходи уже. Или отопри. Что за чушь — разговаривать через дверь! Санса нехотя слезла с кровати и отомкнула защелку. В комнату сперва просочилась Ним — Санса с удовольствием потрепала ее по загривку — а за ней, одетая в джинсы и черную толстовку Арья. Она ходила в обычную школу, где ни о какой форме и разговора не было. Санса досадливо глянула на собственный наряд: она задремала-таки, не переодевшись — теперь форма вся помялась и напоминала костюм несмешного клоуна. Арья внимательно оглядела сестру и тут же прокомментировала:  — Опять рыдала? И когда же ты уймешься, наконец! Ни один козел на свете не стоит того, чтобы так долго исходить на воду, а твой — в особенности.  — Он не мой. И вообще — я плакала только один раз — сегодня.  — А остальное время пока ты тут сидела, запершись, ты что делала? Вспоминала счастливые мгновенья? Боги, Санса, меня от тебя тошнит!  — А меня тошнит от твоей кофты. И вообще — может, ты уже пойдешь, а? Мне надоел твой стеб. Скажи тете, я сейчас спущусь.  — Сама скажи. И я не уйду. Ты лучше расскажи, за что тебя на неделю отстранили.  — А, ты уже пронюхала! Кто меня заложил?  — Дядя. Так за что?  — А, этого он тебе не поведал? Может, и мне не надо? Чтобы ты помучилась?  — Дура! Сейчас залезу на ваш школьный сайт к админу, и сама посмотрю. Тоже мне, секрет! Небось, рыдала в туалете, а?  — Ладно, не парься. Я не рыдала, я подралась. Дала одному кретину по роже. Арья даже присвистнула:  — Вот это ты растешь! Надо, чтобы тебя почаще бросали. Шучу, прости… Респект, сеструха!  — Спасибо.  — А за что?  — За то, что мальчик критиковал мою прическу.  — И все же ты в своем репертуаре, — недовольно заметила Арья. — Кто же это бьёт по роже за стрижку?  — Некоторых — бьют. Опять же — критика критике рознь.  — И то верно. А что он сказал? Санса встала и прошла к двери, по пути кинув сестре:  — Посмотри на школьном сайте. 2. Джон За обедом было спокойно и как всегда шумно. Лианна, уже в курсе произошедшего, (как и все остальные, впрочем) периодически бросала на Сансу мимолетные взгляды, но обсуждений не начинала — либо решила подождать до более интимной обстановки, ибо вообще отказалась о этой идеи. Рейегар был как обычно непроницаем. Джон размышлял о детективе Тарли и его суждениях о Сансе — робких, но вполне определенных. Кузина и впрямь становилась чем дальше, тем страньше. Вот сейчас, все утро проплакала — а теперь сидит, как ни в чем не бывало, смеется. Сам он так не умел — перепрыгивать от эмоции к эмоции, словно птица скачет по ветвям. В своих чувствах он был постоянен — и ему нравилось таким быть. Джону всегда хотелось думать, что этим он пошел в отца: мать он любил, но она тоже вечно кидалась из крайности в крайность, да еще и часто непоследовательно и неуместно. Вот как сейчас Санса. И аппетит есть, и настроение улучшилось, несмотря на распухший нос и красные веки. Школьную форму она так и не сняла — мятые брюки и джемпер выглядели странновато, особенно с нынешней ее радикальной прической. Джону в принципе не очень нравились подобные эксперименты, но все равно дело уже сделано. Зато хоть не черная. Санса была вообще хороша собой — тут он был согласен со своим новым знакомым Тарли, но последние месяцы неприятностей как-то отрешили ее от земного, делая все более недоступной, похожей на призрак. Черные волосы усугубляли ситуацию, а рыжие — напротив возвращали к истокам — так она была больше похожа на братьев и себя саму. Джон покосился на Арью — та набила полный рот картошки и при этом умудрялся еще что-то шутить. Вот на сестру Санса вообще не похожа. Да и слава богам. И одной такой хватает. Он знал из первых рук, что Арья считает себя уродливой — сообщила ему сто лет назад, когда они еще разговаривали. Джону было жалко того, что произошло этот нынешний разлад — больше же всего раздражало то, что о причине он так и не знал — Арья избегала его. «И вовсе она не уродина», — отметил он в который раз, глядя на младшую кузину. Ну, возможно, не такая яркая как Санса, но хорошо сложена, стройная, не слишком высока, но длинноногая. И есть что-то в ее лице, отчего хочется потрепать ее по темным волосам — то ли ему одному видная, глубоко спрятанная боль, тщательно скрываемая и обычно незаметная, маскируемая ехидным блеском всегда глядящих прямо, ясных серых глаз, то ли общее это выражение лица: ребенок и вместе с тем уже женщина, — неожиданно проглядывающая то в движении красивых, четко очерченных бровей, то во внезапной нежности улыбки небольшого, унаследованного от матери рта. Улыбка у них с Сансой похожа — но Санса улыбается чаще, в охотку и более открыто и привычно: видно, что уже умеет использовать это и как оружие, и как щит. А улыбка на лице Арьи (если это, конечно, не ехидная гримаска) — всегда до дрожи беззащитна и искренна. Вот как теперь- когда она исподтишка смотрит на расхваставшегося достижениями по игре в мяч Рикона. Так и хочется встать, и заслонить ее от всего мира. Но она этого не хочет. Арья, со своими рапирами и компом, хочет сражаться в одиночку. Как и Санса теперь — со своими улыбками и стрижками. Джон опять подумал о встрече с Клиганом, и в который раз его посетило сомнение на тему того, что решение отца по этому поводу — правильное. Неожиданно ему захотелось посмотреть на то, как Санса выглядит рядом со своим злополучным возлюбленным. На что тогда похоже ее лицо? Изменяется ли эта яркая, чуть фальшивая улыбка, что не касается прозрачных заплаканных глаз? Озаряется ли ее лицо — словно внутри включили свет — когда она смотрит на своего партнера, как это происходит с матерью каждый раз, когда она бросает взгляд на отца? Вряд ли они когда-либо это увидят — или узнают.Особенно после того понедельника. Джону опять стало мучительно стыдно, и он глянул на отца, в поисках поддержки. Тот глядел прямо перед собой — как всегда видя все и не замечая никого. Не заметил он и взгляд сына. Зато этот взгляд перехватила Лианна и едва заметно улыбнулась краешком губ. От ее улыбки Джону как всегда стало удивительно тепло и спокойно — все проблемы словно отступали. Он проработал два часа после обеда. Отец заперся в кабинете — вроде бы для репетиции, но звуков виолончели слышно не было. Джон, предпочитавший отцовский стол своему собственному, в прошлом школьному, был вынужден таки устроиться в своей спальне. Закончил очередной отчет по анализу дел, которые регулярно выдавал ему его нынешний шеф — один из адвокатов отца, занимающийся делами Старков на севере. Особо отметил нарастающую волну недовольств местного населения на тему массовых увольнений в связи с закисающим бизнесом по добыче полезных ископаемых — несчастным наследием Неда Старка. Похоже, его поездка вполне может оказаться весьма стрёмой. На севере одна за другой шли забастовки — зима подступала, и народ начинал чувствовать нехватку еды и денег. Плюс вокруг бесконечно вились падальщики Серсеи Ланнистер — все еще пытающейся перехватить парочку месторождений, в расчете на легкую добычу. Джон устало отложил папку с делами. Надо бы прогуляться. Но до ужина вряд ли получится. Он вышел в холл и столкнулся нос к носу с Браном, который ехал в гостиную. — Эй, ты, машина-броневик, смотри куда едешь! Ты мне так все ноги отдавишь! — Прости, — смущенно пробасил Бран. У него ломался голос, и он то и дело переходил с фальцета на низкие тона. Это было бы смешно, если бы Джон не помнил, как сам прошел через это — несколько лет назад. Ужасно неприятное ощущение. Бран почесал изрядно обсыпанный прыщами лоб и смущенно улыбнулся: — Прости. Думал… — Об одной программе, — закончил за него Джон, и оба расхохотались. Бран, конечно, не Робб — и непостижимо далек от него со всеми этими безликими строчками кода на запыленном экране компьютера — и все же он был и остается славным, честным мальчишкой — таким, каким помнил его Джон еще до треклятого падения. Боги, как далеко бы он пошел, не понеси его нелегкая на тот балкон! Но он и так справляется — даже на колесах. — Слушай, Бран, как тебе кажется Санса? Ну сегодня, например, она как тебе показалась? Вроде, хорошо, что она стала опять улыбаться. И кажется спокойнее, нет? Бран остановился и развернул коляску так, чтобы смотреть брату в лицо. — Ты что, с ума сошел? Она же в полном ауте! В полном душевном раздрызге! Как ты не замечаешь? — Да, но она была такой вроде спокойной за обедом… — Боги, Джон, это же только маска! Уж лучше бы она рыдала и молчала. По-моему, на это повелись только младшие — и то я не уверен, особенно про Эйка — и ты. Ну хоть кто-то. — Хм. Что еще раз доказывает, насколько я не шарю по части женщин. А что ты думаешь по поводу ее прически — так она больше похожа на прежнюю Сансу? Бран устало покачал головой. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Она для меня всегда прежняя Санса. С любыми волосами. Я это вообще не замечаю. Какая разница, во что она себя покрасит? И это тоже маски. Ей, видимо, это нужно для соблюдение душевного равновесия. Это все девчоночьи игры. Как Арьины глупости с концертными платьями. Но суть-то не меняется. — Даа, пожалуй, ты прав. Но рыжая она мне нравится больше. Как-то роднее. Она как будто вернулась в детство. Словно и не было… Бран искоса глянул на него. — Чего не было, Клигана? Джон, брось! Он был, есть и будет. Ничего ты с этим уже не сделаешь. Просто смирись. Она так с ним переплетена, что и сотне мечей не разрубить эту связь. Кончай рисовать себе гадкие картинки. Это как думать о том, что происходит между твоими родителями в спальне. Я-то считал, ты уже это перерос… — Я не… — Еще как! Каждый раз, когда ты смотришь на Сансу, у тебя словно взгляд туманится. Вот нафиг себя мучить? Я ей брат — и то не парюсь. Это уже факт — девочки спят с другими парнями. И твои сестры тоже. Ничего ты с этим не сделаешь. Лучше бы сам занялся девчонками, вместо того, чтобы тут кружить, как страж нравственности. Боги, Джон, у тебя хоть возможность есть! Какого же хрена ты тупишь? Прямо вот так и треснул тебя по затылку! Чего тебе до Сансы? Она уже дальше всех нас. И думаю, сама разберется. Наше дело ее поддерживать — а не судить. Пусть себе красится, стрижется, хоть налысо бреется и делает тату на затылке. — Ага, в виде пса. — Джон, ты все же кретин, прости. Ну если она его любит — то что ты поделаешь? Запретишь ей? Вот твои уже попытались — и что из этого вышло? Хуже только. Вообще пошла вразнос. Того и гляди бросит школу и рванет его искать. А ты говоришь — улыбки. От нее разит такой болью, что я не понимаю, как она не орет круглосуточно. А ты ведешься на гримасы. — А как же это письмо? Бран заерзал на коляске. — По мне так это стопроцентная фальшивка. Я же читал, помнишь. После того, что и как мы видели в сети — не верю. Вот вообще. Этот тип ради нее замочил двух человек — в том числе и своего брата! Неужели ты думаешь, что он бросит ее ради какой-то там другой бабы только потому, что Санса ему не подходит по возрасту? Когда они начинали — ведь это его не остановило? — Возможно, он потом об этом пожалел. — Возможно и так. И подумал, что без него Сансе будет проще, например. Решил принести себя в жертву, так скажем. Ради общего блага. Это тебе должно быть, как раз понятно. — На что ты намекаешь? — Да ни на что. Просто ты вечно хочешь порваться на чей-нибудь флаг. Так что к тебе как раз этот самый Клиган ближе всех стоит. Знаешь, я подозреваю, на это решение его что-то подтолкнуло. Что-то — или кто-то. Я долго думал и понял — мы не видим какой-то еще переменной. Что-то случилось — между их с Сансой расставанием и этим дебильным письмом. Таких людей как этот Пес — упертых и себе на уме — трудно сбить с мысли — а вроде ничего не предполагало бури. Он чего-то себе собирался ехать на север. Санса сама говорила. — А мне она этого не говорила. — Так ты не спрашивал, наверное. Она очень хотела говорить об этой своей истории. Как вы все этого не заметили? Ей это было жизненно необходимо — чтобы ее выслушали и поняли. А вы все — и ты, и Арья, и даже Рикон, — надулись, как сычи — каждый в своем углу, словно у вас у каждого отняли по игрушке. Ну детский сад какой-то! И никому в голову не пришло, что она себя таким образом чувствует, как на публичной казни? Вот теперь и мы и имеем: улыбки до ушей — и бездну, что за ними кроется. Так тебе больше нравится? Джон взлохматил себе волосы — в который уже раз за этот неприятный разговор. — Нет, совсем не нравится. Картина, что ты нарисовал, весьма печальна. Одна сходящая с ума девчонка — и группа идиотов, не соображающих ничего. Бран улыбнулся: — Ага. Так и есть. Ты от дури, Арья — из вредности и зависти, Рикон — тоже думаю из ревности. — А ты? — А она от того, что даже влюбилась и спит с этим типом, меньше сестрой мне не стала. Рецепт прост — кончай считать своих тараканов и представь, каково ей. Не то что ты думаешь ей стоило бы делать и как стоило бы жить. (с этим у каждого все хорошо), а для нее реальной — что важнее? Вот и все. А по поводу Клигана и его неподходящести — погоди, у нас тут визит намечается. Как припрется Визерис, сразу поймешь, почему лучше десять Псов против этого «дракона» — Визерис? Боги, нет! Когда? Отец чего-то говорил, сейчас вспоминаю. — Скоро. На следующей неделе. Этот жмот прислал мне запрос — поискать ему скидки на билеты. Дескать, очень дорого. — А кто приедет? Бабушка? — Нет, она как раз нет. Визерис, Дени и, видимо, этот ее муж- диковина. Три билета ему были нужны. Ему причем — в первом классе. — О, как это типично! И что, нашел ты ему их, билеты эти? — Ага. И наковырял ему место в бизнес классе рядом с мамашей с младенцем. Джон захохотал. — При любви Визериса к детям, мне искренне жаль мамашу. И я рад за Дени, что сидит от него отдельно. Бран лукаво посмотрел на Джона снизу вверх. — Ты ведь впервые увидишь ее после свадьбы, а? — Ой, вот только ты не начинай. Она моя тетка! — Очень это вам мешало, в прошлый то раз! Арья рассказывала. И ты знаешь, возникло ощущение, что ей это было крайне неприятно. — Кому, Арье? Да и что она там видела? По пьяни и на спор поцеловались один раз — и это тут же стало достоянием общественности! Джону резко стал надоедать этот разговор, и он не последовал за кузеном в гостиную, вместо этого выйдя на крыльцо, вспомнив, что сегодня никто не забирал почту. Пока он шагал по свежему снегу, все еще порхающему в воздухе крупными хлопьями бесформенного вида, Джон вспомнил про тот летний вечер в парке — и про длинные волосы Дени, освещенные светом фонаря — он делал их еще белее. По статусу она приходилась ему теткой — а по возрасту была на три года его младше. Все это глупости — просто надо было меньше пить. Они не росли вместе, но Визерис изредка привозил сестру в гости и иногда даже оставлял на каникулы. Как и в этот раз, в последний. На этот раз она приехала сильно повзрослевшей, уже совсем девушкой — необычной, полной какого-то своеобразного очарования. Дом был полон молодежи: заскочил Робб — по делам с документами — это был последний раз, когда он видел кузена живым. Приехал он со своей тогдашней подругой, Джон не запомнил ее имени. И была Дени. В тот вечер они сильно наклюкались в парке — в бар их еще не пускали, а дома безобразничать было невозможно. За ними увязалась Арья — как ее ни уламывали остаться дома, упрямство младшей Старк невозможно было победить. И когда случился этот глупый поцелуй — на спор, во время дурацкой прогулки по парку — она почти взяла его «на слабо», пока Робб со своей подругой неожиданно свернули на боковую тропинку — якобы посмотреть на какое-то там дерево в цвету. И так некстати Арья последовала за ними с Дени! Большую часть времени она таскалась по дорожкам (пить ей не разрешили) и тыкала тени палкой, вставая в позицию фехтовальщика. И тут неожиданно оказалась за их спиной. Для Джона это не было первым опытом — он уже имел дело с ровесницами в школе и несколько раз с барышнями в колледже, но, будучи от природы крайне застенчивым, каждый раз терялся от недвусмысленных намеков бойких одноклассниц и однокурсниц. А Дени такой не была — она робела еще больше чем он, застеснявшись своей бравады со спором. Но она была так близко — в тот прохладный июньский вечер он почти почувствовал тепло ее кожи, пока шел рядом. И эти ее глаза под густыми ресницами — ни у кого нет таких глаз, только у членов его семейства — темно-синие, почти лиловые — у Дени этот оттенок был почти сиреневый, — мягко блестели в темноте, словно поощряя. В такие моменты забываешь об условностях. И они забыли — оба. А вот Арья не забыла. Она хрустнула веткой у них за спинами — момент был упущен, их спугнули. А кузина в тот же вечер рассказала отцу о виденном. Дени после тяжёлого разговора с братом, уехала обратно к матери — неделей раньше, чем должна была. Джона даже не ругали — но отец так посмотрел на него на следующий день, что Джон не знал, куда девать глаза. А вскоре они узнали, что Дени просватана за какого-то иностранца — еще одна девочка-невеста. Визерис, видимо, выдавил из нее правду — или просто решил, что товар созрел. О том, чтобы выгодно выдать сестру замуж, он мечтал, казалось, с момента ее рождения. Дела у деда уже тогда шли неважно, и для Визериса это был отличный способ реабилитации древнего уважаемого семейства Таргариенов. Жених-иностранец владел половиной платных автотрасс у себя на родине — и подвизался еще в бизнесе, связанном со всевозможными азартными играми, в частности со скачками. Вообще, разные ходили слухи — но похоже это был больше бандит, чем бизнесмен. Неизвестно, чем он заинтересовал Визериса — но у того было столько тараканов в голове, что любому из них, населяющих эту, полную сумбура, беловолосую как у отца и брата башку могло приспичить побежать именно в этом направлении. Бабушка легко поддавалась на уговоры среднего сына — а старший был слишком далеко, чтобы иметь возможность ее в чем-то переубедить. Да отец в последние годы и не пытался — отношения с собственной матерью у него разладились уже после истории с дедушкиным помещением в лечебницу. Да и вообще бабушка, похоже, не жаловала новую семью сына — уже много лет сокрушаясь о потере первой невестки Элии и двух ее детей в страшной автомобильной катастрофе. Женитьба сына на Лианне Старк она посчитала почти мезальянсом и никогда не приглашала невестку к себе, да и Дени с Визерисом отпускала в гости неохотно, не говоря же о собственных визитах к старшему сыну, случающихся не чаще чем раз в три года. Так или иначе помолвка состоялась, и свадьба была сыграна, а августе. Их не позвали. Рейегар несколько раз сильно ругался с матерью по телефону, пытался также переубедить Визериса в надобности такого поспешного брака. Но толку не было, а результатом этих переговоров было нарочитое неприглашение на торжество. Теперь Дени, как ни крути, была замужней дамой, и Джону уж точно стоило держаться от нее подальше. Да еще и муж ее приедет. Не очень хотелось с ним знакомиться — с другой стороны, хуже рожи чем Визерис представить себе вправду было трудно. Может, муж Дени окажется вполне неплохим человеком? Не стоило себя заранее накручивать, это точно. Тем более, по совести сказать, не следовало целоваться с собственной теткой — Арья была права. Другое дело, что Джону было обидно, что именно Арья засекла их с Дени. Вдвойне обидно потому, что кажется именно с этого эпизода начался их разлад, который к ноябрю достиг каких-то немыслимых размеров — и это при том, что они даже ни разу не поссорились! Все это только осложняло ситуацию и загнало Джона в такой угол, что он и рад был побыстрее свалить на север — чтобы избавиться от всех этих косых взглядов Арьи к кторым теперь прибавились еще и такие же подозрительные взгляды Сансы. Единственно, что его удручало — это то, что матери, похоже, тяжело давалась эта беременность — да еще и младшие не давали продыху. Рикон совсем отбился от рук, а старшие его сестры обе по-своему ушли в себя. Толку от них не было. Одна надежда была на Брана — тот, до нелепости увлеченный своими программами, похоже, мыслил честнее и трезвее, чем все вместе взятые обитатели дома Таргариенов. За ужином Санса, нервно грызущая ногти, вдруг громко обратилась к Рейегару. Джон даже поперхнулся. Их совместные обеды и ужины обычно были бестолковыми и шумными — все галдели вразнобой, перекрикивая друг друга и делясь новостями, но важные дела все же предпочитали выяснять кулуарно — особенно старшие. А Санса, видимо, решила вынести свой наболевший вопрос на обсуждение общественности.  — Дядя, я тут подумала… Мне Миранда дала один телефон — своей знакомой, которая на домашнем обучении. Я с ней говорила после обеда и решила, что мне тоже стоит попробовать. Меня очень утомляют эти походы в школу — и, похоже, отношения с директором, совсем не клеятся. Да и одноклассники тоже… Я больше отвлекаюсь на разборки и забываю об учебе. А мне нужно закончить хорошо. Больше не хочу тратить время впустую. Можно, я перейду на систему обучения экстерном? Отец оторвался от созерцания порхающих за незанавешенным окном снежинок и посмотрел сначала на мать, а потом на Сансу.  — Не могу сказать, что я удивлен твоим предложением. Я ждал этого — особенно после разговора с твоей директрисой. И да, наверное, в этой ситуации это будет наиболее правильным выходом. Если бы речь шла о ком-то другом — я бы сто раз подумал. Но учитывая твое усердие в учебе и предыдущие заслуги по этой части, полагаю, что ты вполне справишься. Учеба дома — это всегда прежде всего вопрос самоконтроля — мы с твоей тетей это знаем по опыту Брана. Тебе будет тяжелее, чем если бы ты просто ходила в школу и делала бы то, что от тебя требуют. Это все готовая каша — только рот разевай. А ты таким образом пытаешься раньше времени шагнуть во взрослую жизнь, где за каждый шаг и — или его отсутствие — приходится отвечать. Если ты готова рискнуть — я не стану чинить тебе препятствий. В конце концов нам важно не только чтобы ты закончила эту школу — но и то, что ты растешь и преодолеваешь себя. Тут важен не столько результат, сколько процесс — как в любом обучении. Лианна, что ты скажешь? Джон, удивленный и обескураженный — уставился на мать. Ему, кстати, никто не предлагал учиться дома — мать в этом вопросе была даже строже чем отец. «Дети должны общаться со сверстниками», — твердила она, парируя все шпильки от отца на тему оболванивания под одну гребенку и несостоятельности школьного обучения, как системы. Ее отпрыски ходили в соответствующие возрасту структуры только из посыла важности социума для формирования ума и умения адаптироваться. Отец хмурился, но отступал перед ее напором. Теперь ее слово было решающим.  — Я думаю, это неплохая идея, — сказала Лианна, пряча глаза от недовольного взгляда старшего сына. — Санса отлично может себя контролировать, и я уверена, что справится. Если она будет ходить на консультации учителей хотя бы раз в неделю — все отлично устроится. А также мы будем более гибки со временем и с младшими. Когда Джон уедет на север, мне понадобится больше помощи — тем более, тогда я уже буду менее подвижна. Плюс ко всему Санса сможет тратить больше времени на нужные ей профильные предметы и готовиться к вступительным в колледж. Ты ведь уже определилась с выбором специализации, дорогая?  — Да, я хочу попробовать подать документы в школу искусств, что в столице. По стоимости обучения — это так же, как и остальное. Там, правда, творческий конкурс — надо предоставить портфолио и затем нарисовать этюд на месте. Обучение экстерном даст мне возможность больше иметь времени на необходимую подготовку.  — Ну что ж. По-моему, отличный план! Пожалуй, это может сработать! Дорогой, как нам надо действовать, чтобы все это организовать? — мать опять глянула на отца. Тот кивнул.  — Я позвоню директору школы и переговорю с ней. Если она не будет упираться — думаю, проблем не возникнет. Рейегар улыбнулся и налил в Сансин стакан для воды полбокала вина.  — Ну, ради такого случая, думаю это будет уместно. Ты сейчас практически вступаешь во взрослую жизнь. Хотелось бы надеяться, что первое принятое тобой решение — правильное Мне оно нравится. Сама понимаешь, что я не люблю любого вдавливания в систему — особенно когда речь идет об учебе. Когда обучение идет от осознания необходимости, а не от надобности быть как все, я не могу не радоваться. Итак, удачи тебе! А мы уже чем можем — поможем по возможности. Все взрослые — кроме Лианны — чокнулись бокалами и выпили — за Сансину удачу. Арья надулась и уставилась в тарелку — ей выпить как всегда не предложили, что ее задевало, особенно в возникшем контексте. После ужина отец, вопреки своим привычкам последнего времени не стал помогать матери на кухне, а ушел в кабинет, попросив Арью убрать со стола, а Джона — выгулять борзых. Мать пошла укладывать мелких — им то полагалось вставать раньше всех. 3. Джон оделся и свистнул Луну и Солнце. Призрак уже сидел под дверью. Обычно борзые недолюбливали выходить вместе с щенками, но для Призрака иногда делали исключение — он был наиболее дисциплинированным из всего помета, не чета Ним и Риконову Лохматику. Джон открыл дверь и вышел на запорошенную, слепящую тихо падающим снегом улицу. На дорожке возле гаража обнаружилась Санса — она стояла с непокрытой головой и смотрела в черное небо, ставшее почти белым от рябящего снега. Словно все звезды этого мира решили упасть — все в одну ночь. Джон проскрипел ботинками по заснеженной дорожке к выходу на улицу. Борзые серыми тенями беззвучно проскользнули мимо него. Призрак подбежал к Сансе и ткнулся носом ей в ноги. Она опустила мокрое от снега лицо, встряхнула запорошенной головой и уставилась на Джона, прикрывая глаза ладонью от роящихся белых пчел. Вымученно улыбнулась, — сейчас она выглядела не на шестнадцать, а на добрые сорок — столько безнадежности было во взгляде. Джона передернуло, но он постарался взять себя в руки и ответил на улыбку кузины. — Привет! Я выгулять собак. Пройдешься со мной? — С удовольствием. Она легко прошла к дорожке, оставляя за собой цепочку аккуратных следов. Взяла Джона под руку уверенным жестом, и он подумал про себя — да, она, пожалуй, и вправду впереди их всех. В ее повадках было больше от матери, чем, скажем, от Арьи. Она уже не ждала ни от кого ни намеков, ни посылов — а сама знала, что и как делать. И делала. Они тихо шли по заснеженной, внезапно оглохшей и ослепшей улице — в окнах им встречались редкие огоньки, но ни людей, ни машин не было видно. Санса легко улыбнулась и в который раз за вечер вытерла лицо рукавом. — Смотри, огоньки. Кто-то уже готовится к празднику. У этого нового культа есть зимний праздник. Они наряжают сосны. — Елки. — Ага. Знаешь, Джон, когда я была маленькая и гуляла с родителями в такие вот вечера, мне всегда хотелось зайти в каждый дом и посмотреть, как там внутри, разделить с ними радость. Я так любила гулять в темноте, фантазируя и дорисовывая то, что не видно в окна. — А теперь? — Теперь тоже люблю. Но совсем по-другому. Теперь мне нравится, что я снаружи. Что мне не надо идти внутрь. Мне нравится просто смотреть — наблюдать, не вмешиваясь. Я как бы по другую сторону — гляжу в глубь стеклянного шара — в котором идет снег. Это как волшебство — но иного свойства. Джон внимательно посмотрел на кузину. Она все так же улыбалась — этой новой, незнакомой ему какой-то лунной улыбкой, смутной, как летящие мимо холодные снежинки. — Это оттого, что тебе не хочется ни к чему больше прикипать? Она оторвала взгляд от освещенных окошек дома справа и взглянула на брата. Улыбка стала горче, и Джон неожиданно вспомнил слова Брана -« я не понимаю, как она не орет круглосуточно…» — Да. Наверное. Я просто не могу ни к чему приближаться. Мне надо быть в стороне — только так спокойно. — Это из-за… — Пожалуйста! — Прости. Я только хотел сказать, что мне жаль. Жаль, что так все вышло. Мне честно говоря, не очень была понятна твоя история — но это не значит, что она не имеет права на существование. Я ничего не знаю про любовь. Но мне думается, что у тебя она все же была настоящей. — Я тоже ничего не знаю про любовь. Знаю только одно — к кому бы я ни приближалась — это всегда больно. И тому, к кому я подхожу, и мне тоже. А в последний раз — до невыносимости. До такой степени, что легче выпрыгнуть из себя, чем это терпеть. Чтобы от этого избавиться, я пытаюсь как-то абстрагироваться. И от этой истории и от себя самой. Пока получается — если идти маленькими шагами. И не оборачиваться назад. Не думать, что спровоцировало всю эту катастрофу… Джон прикусил губу и подумал, что сейчас, на морозе, она тут же треснет — это было неприятно, зато отвлекало. Он был уже готов раскрыть карты — отцу он как-нибудь потом объяснит. Секреты секретами — но нельзя же слушать этот ужас, леденеть от одного лишь приближения к холодной пустыне, что медленно захватывала идущую рядом с ним девчонку — и ничего не делать. В такой ситуации это уже не замалчивание — это предательство. — Послушай, Санса, я тут хотел тебе сказать… — Знаешь, Джон, а на самом деле я теперь понимаю, что все это к лучшему. Знай я наверное, что письмо — это фальшивка, имей я неоспоримые доказательства того, что… ну что он не сделал того, что написал, все равно — этот жест настолько жесток, что я не смогла бы идти дальше, что бы не сподвигло его на написание этого шедевра. Я рада, что ситуация заставила его раскрыть карты — и он наконец то показал на что способен. Представь себе, если бы я... если бы мы были уже как-то связаны. — А что, такое было возможно? — Были моменты, когда я бы душу продала Иным, лишь бы этого добиться. Он был моим миром — всем, что держало меня, всем, что окрыляло. Но оно не случилось — и целый мир рухнул. Я думала, что не выдержу — но выдержала. Сижу себе на обломках вселенной и ловлю снежинки. Или пепел. Это помогло мне узнать ему цену — и себе тоже. Пожалуй, я смогу это перешагнуть. Как там — что нас не убивает, делает сильнее? Я теперь, кажется, могу перевернуть весь свет… — А стоит ли? Санса засмеялась, и напряжение, висящее в воздухе вокруг нее словно кольцо электрического тока, — казалось даже снежинки боялись к ней приблизиться и изменяли траекторию полета — спало. Она снова стала просто рыжей девчонкой с мокрыми от снегопада щеками. — Нет, ты прав — не стоит. Теперь всю свою энергию я смогу направить на мирные цели. Учебу, например. Хочу поехать в колледж. И ты знаешь, там есть возможность получить стипендию — чтобы не платить за обучение. Это было бы классным подарком дяде и тете за все то, что они для меня делают и уже сделали. Я хочу попытаться… Смотри, Солнце и Луна уже убежали к дому. Видимо, они не большие любители снегопада. Да и ты весь в снегу. Санса мокрой холодной ладонью отряхнула волосы Джона и отпустив его локоть, быстро зашагала к дому. Брат уставился ей вслед. Знай она, что именно он и все эти родственники ей сделали — едва ли она сейчас с такой нежностью отряхивала бы его патлы. Все было до невозможности гадко — но уже зашло так далеко, что пути назад не было. Джон поздравил себя с трусостью и уныло поплелся вслед кузине. Призрак беззвучно побежал за ним, периодически принюхиваясь и встряхивая пушистой головой избавляясь от снежинок, прилипающих к острым ушам. Все они — и девочка, и ее брат, и щенок — терялись в ряби белых росчерков. исчезая так же, как до этого стерлись из поля зрения Луна и Солнце, и звуки их шагов тонули в ватном безмолвии декабрьской ночи.