Тонкий мир

Однажды Донхэ построил огромный воздушный змей из ярких кусочков ткани. Хёкдже помнит, как запускал его, как стоял на верхушке холма, борясь с тягой ветра и вцепившись в струну, соединенную с небом. Он направлял и поворачивал змей, заставлял его нырять до земли, проводил над травой и снова поднимал в воздух. Он дергал за нитки, контролируя процесс полета, а затем отпустил поводки и долго смотрел, как цветные крылья исчезают вдали, превращаясь в одну мелкую, размытую точку. Именно тогда Хёкдже решил, что Тонкий Мир не имеет границ, и его территорию стережет ветер. Сейчас они на огромной скорости мчатся по бескрайним дорогам, и Хёкдже лишь убеждается в своей правоте. Ветер свистит в ушах, словно разъяренный, разрезает воздух, нагнетает ощущение опасности, тревоги и пустоты. Хёкдже не по себе. Он не знает, что происходит. Донхэ рядом, они вдвоем, так почему же тогда плохое предчувствие не отпускает? Выбросить бы дурные эмоции под колеса Хонды, оставить далеко позади. Они едут долго. Полчаса, час или два - сказать сложно, снотворное оказалось сильным. Донхэ молчит всю дорогу, только у въезда на серый мост ощутимо вздрагивает, цепляется за футболку Хёкдже и над самым ухом кричит: "Тормози", подставляя лицо обжигающему хлесткому ветру. Хёкдже заметно сбавляет скорость, но остановиться полностью не успевает и въезжает на смутно знакомый мост. Движок, издав последний измученный рык, глохнет ровно посредине. Хёкдже оборачивается через плечо и видит, как Донхэ осторожно слезает с сидения, обеспокоенно подходит к краю моста, проводит пальцами по хлипким перилам. Черная краска отслаивается от металла, ошметками липнет к его рукам. Концентрированный облупившийся от времени мрак. Тишина - зловещая и густая, как формалин, ядовитая и всепоглощающая. Безумный, необъяснимый страх. Хёкдже быстро ставит мотоцикл на подножку, хочет подойти к Донхэ и спросить, что происходит, но как только делает первый шаг, перед глазами загорается ярко-красная вспышка, ноги подкашиваются, тело пронзает жуткая боль. Воспоминания. Хёкдже кажется, что они его убивают. Оборванный диафильм, слайды, изрезанные на куски негативы. Слишком много, слишком резко. Слишком болезненно. Кровь. Хёкдже видит ее повсюду, кажется, ее так много, что она способна окрасить мост. Донхэ. Его загнанное дыхание на влажной шее. Пулевая рана в плече. Память вышвыривает воспоминания, выстреливает ими, как свихнувшийся автомат для размена купюр. Хёкдже не выдержит такой боли. Только не во второй раз. Он падает, зажимая уши руками, корчась в судорогах, кричит. Перед глазами - пульсирующие цветные вспышки, красное-белое-красное, снимки из полароида, запущенный в обратную сторону фильм. Побег и погоня. Настойчивый вой сирен. Новые выстрелы. Пробитое колесо. Резкий визг шин, удар, брешь в цепи. Долгое, замедленное падение и жесткий, грубый удар. Мост цвета крови. Над головой. Кровь цвета моста. На пальцах. Всплеск теплой воды и белый шум отовсюду. Дуновение смерти, загородивший мир мрак. *** У них был план. Была команда. Ценитель. Фея. Стрелок. Кракер. Наводчик. Иллюзионист и Механик. Полный набор. Они решили, что это будет их последнее дело, но что-то пошло не так. Отработанная годами схема внезапно дала сбой, и начался хаос, сверкнула заточенным лезвием смерть. Их обоих нашел Итук. Тогда они были всего лишь подростками, оборванцами без настоящих имен, без рода и племени, без крыши над головой. Они были простыми мальчишками, которые слишком рано узнали, какой сукой бывает жизнь. Поодиночке увязали в проблемах, утопали во лжи, преследуя только одну цель - выжить. Все изменилось, когда появился Итук. Он обучил их всему, дал им дом, дал команду, которая успешно заменила семью. Хотя и не сразу. В первый день было сложно, и еще за пару минут до знакомства они хотели друг друга убить. Итук отмерил им сутки. На то, чтобы создать точную копию картины, которую команда собиралась украсть. Маленькое соревнование - победитель идет на дело, проигравший теряет все. Проверка на прочность, первый урок, испытание для будущего Иллюзиониста. Итук оставил им чертежи галереи, конверт с детальными подробностями проекта, расходные материалы, и не учел лишь одного - страсть ослепляет и подчиняет даже самые уравновешенные умы. Любовь между Донхэ и Хёкдже вспыхнула, словно искра, разгорелась, как настоящий пожар. Как будто чиркнули потрепанной зажигалкой и зажгли от нее прекрасное пламя неугасающего огня. Два часа они провели в неловком молчании, а следующие двадцать два - в увлеченной беседе, прерываемой лишь на объятия, поцелуи и секс. Эта любовь была настолько сильной, что казалась практически ненормальной, неправильной, невозможной, но чувственные прикосновения отменяли сомнения, жаркие стоны плавили воздух, а близость сводила с ума. Они были родственными душами, казалось, знали друг друга всегда. Донхэ даже говорил, что они наверняка были любовниками в прошлой жизни. Иначе бы не возникла такая химия, не вспыхнуло бы таких безудержных чувств. Сутки закончились слишком быстро, хотя, казалось, длились несколько лет. Донхэ и Хёкдже нашли друг друга совершенно внезапно, за одну ночь претерпели определенные изменения в своих мирах, смирились с ними и уже не захотели друг друга терять. Итук уловил ситуацию сразу. Впрочем, все было понятно без слов - обнаженные тела и переплетенные пальцы рук, одна кровать на двоих - очевидно. Химия. Секс. Любовь. Ничего предосудительного. Только молодость. И безумие одной дозой напополам. Вместо двух альтернативных копий картины Итук увидел одну качественную репродукцию и один лабиринт. Хёкдже заявил, что хочет занять в команде место Механика, поэтому изучил чертежи помещений, разработал собственную схему, проложил маршрут и определил, сколько нужно техники и машин, чтобы незаметно появиться и скрыться с добычей. Донхэ всячески поддерживал Хёкдже, и Итук уступил. Механик ему тоже был нужен, а крепкие узы между участниками команды заведомо гарантировали преданность, поэтому он принял условия, негласно оформив команду, из которой впоследствии сложилась отдельными кирпичиками семья. Несколько лет все было гладко. Донхэ и Хёкдже увлеченно работали над каждым делом, совершенствовали свои навыки, подстегиваемые азартом, играли на всю. Но усталость всегда подкрадывается незаметно, накапливается по каплям, а затем переливается через край. В какой-то момент им просто надоело играть. Они никому не сказали о том, что хотят уйти, решили довести до конца последнее дело, а затем исчезнуть, начать жить исключительно для себя, без страха быть пойманными за очередной кражей, без необходимости в ворованных именах. Дело было простым, схема - стандартной. Ничего не предвещало проблем. Итук, вечный Ценитель, появлялся в выбранной в качестве цели небольшой галерее, прикидывался меценатом и расспрашивал руководителей обо всех ценных картинах, имеющих свою непревзойденную тайну, легенду или же просто громкое имя. Он выбирал ту, которую не собирался красть, покупал и просил оставить на временное хранение, в комнате, где заодно выставлялась интересующая его вещь. Кюхён, идеальный Кракер, устанавливал на купленной картине скрытые камеры и получал полный доступ к системе видеонаблюдения. Во сколько открывается зал, сколько охранников сторожат экспонаты, когда происходит пересмена, кто и какими маршрутами передвигается по ночам. Благодаря Кракеру, команда узнавала все о мерах безопасности и поэтапных действиях охранной службы. Затем к работе приступали Донхэ и Хёкдже. У них был месяц, чтобы подготовить копирку с картины и лабиринт. За это же время руководители галереи забывали о некогда частых визитах Итука. Когда подготовка оказывалась завершенной, они шли на дело. Всегда ночью, почти всегда с заготовленным планом B. Рёук, осторожный Наводчик, подгонял машину к нужному выходу, держал связь с Кюхёном и отслеживал наружные передвижения лишних охранников. Если кто-то мешал, за работу брались Шивон и Хичоль - Стрелок и Фея. Хичоль действовал эффектно и беспринципно, отвлекал охранников, а Шивон помогал, когда нужна была грубая сила. Обычно хорошо срабатывали платки с эфирами или электрошокер. Последний - вообще незаменимая вещь. Кюхён удаленно взламывал систему и отключал сигнализацию, а Хёкдже вскрывал дверь выставочного зала. Донхэ менял подлинную картину на самопальную репродукцию, и Итук аккуратно грузил ее в машину без номеров. Затем они разъезжались в разные стороны, и если им очень везло, о подмене становилось известно только через несколько месяцев, а то и лет. В тот раз им не повезло. Галерея была чуть крупнее обычного, и планировалась кража сразу партии дорогих картин. Подготовка прошла привычно, подмена тоже состоялась без шума и лишних проблем. Никто не допустил осечки, в провале не было ни чьей вины. Случайные обстоятельства. Форс-мажор. Один мутный прохожий, работник соседней компании, задержавшийся допоздна, увидел, как люди в масках посреди ночи сгружают картины в белый фургон, и, решив сыграть в добропорядочного гражданина, вызывал полицейский патруль. Парень оказался в мертвой зоне, поэтому Кюхён не увидел его на экранах камер, Рёук подгонял машины, а Шивон и Хичоль следили за охраной с противоположной стороны. Копы приехали слишком быстро, и вой полицейских сирен всполошил местных охранников. Облава началась. Плана B на тот случай не было - никто не сомневался в успехе кампании, план С говорил только одно - бежать. Хёкдже разогнал мотоцикл до максимума и сумел вырваться немного вперед, но на широком перекрестке его подрезал новый патруль. Кюхён быстро настроился на радиочастоту копов и подсказывал относительно безопасный маршрут, но судьба, похоже, заранее прописала сценарий той ночи. После очередного маневра Хёкдже одна из полицейских машин влетела в столб, и кто-то приказал открыть предупредительный огонь. Кто-то ошибочно выстрелил практически на поражение, и пуля попала Хёкдже в плечо. Он закричал от боли, едва не потеряв управление, но Донхэ крепче обнял его за талию, и парень выровнял мотоцикл. Он думал только о том, что не имеет права подвести Донхэ, поставить его жизнь под угрозу, они ведь хотели сбежать, начать все заново, но так и не попробовали на вкус настоящую свободную жизнь. Когда очередная пуля пробила заднее колесо, Хёкдже оказался бессилен. На мосту мотоцикл резко развернуло и отбросило в сторону, прямо на витые перила и натянутую под ними цепь. Хёкдже даже не успел ничего понять, только услышал визг шин и грохот удара, почувствовал, как судорожно Донхэ стиснул его в смертельных объятиях, а затем они рухнули в воду, в какой-то ничем не примечательный водопад. Открыв глаза, Хёкдже расплывчато увидел, как наверху, у края моста, переминаются копы. Ему было все равно. Закашлявшись, он с трудом поднялся, сделал пару шагов и снова рухнул, уже рядом с Донхэ. Он перевернул его на спину и заметил на воде расцветающие кровью круги. Донхэ тоже был ранен. Хёкдже знал, что той ночью все кончится. Единственное, чего он хотел - в последний раз сказать Донхэ о своих чувствах, поэтому он провел по его лицу дрожащими пальцами, сморгнул слезы, увидев слабую улыбку Донхэ, и коснулся его губ прощальным поцелуем. "Ты сможешь найти... В любом из миров. Меня...", - прошептал Донхэ и, обняв Хёкдже, закрыл глаза. Их жизнь закончилась, так и не успев начаться. *** Хёкдже кричит. Донхэ отчаянно трясет его за плечи, просит очнуться, но это не так легко, когда воспоминания выжигают сознание, лишают рассудка и отравляют душу. "Очнись, Хёкки, пожалуйста, ты мне нужен". Хёкдже борется. Донхэ обнимает его, и тогда он открывает глаза. Медленно моргает, приходя в себя. "Ты вспомнил..." Да. Очнувшись, Хёкдже понял абсолютно все. Он впервые попал в Тонкий Мир в том же возрасте, в котором познакомился с Донхэ еще раньше, там... Где? В прошлой жизни? В другом параллельном мире? В какой-нибудь увлекательной книге, сюжет которой он просто перетащил в свое подсознание, заменив литературных героев знакомыми и придумав лично для себя Донхэ? Какая разница. У него в любом случае осталось незаконченное дело. Он должен показать Донхэ свободную жизнь, должен любить его, быть с ним рядом. Но в прошлый раз парень исчез, и сейчас они ровно на том этапе, на котором прежде произошел крах. Значит ли это, что... - Сколько у нас времени? - Мало. Значит. Хёкдже снова придется расстаться с Донхэ, потерять его, возможно, забыть до следующего перехода между временами или мирами. Так нечестно. Они не заслуживают таких страданий. Когда-нибудь все это должно прекратиться. Хёкдже рывком поднимается, подается вперед, льнет к Донхэ и жадно рассматривает его лицо. Донхэ, кажется, не хватает воздуха, он втягивает его ртом, вдыхает глубоко и отчаянно, мелкими порциями выдыхает. Ему тоже страшно? Он чувствует, что вот-вот уйдет? Хёкдже не хочет его отпускать. Обнимает, запутывает пальцы обеих рук в его волосах, целует губы. Яростный и неуправляемый поцелуй. Глухое отчаяние. Боль на сердце. Хёкдже гладит языком ранки на потрескавшихся губах Донхэ, и Донхэ стонет, сминает пальцами ткань его майки, притягивает к себе. Хёкдже быстрым, отточенным движением опрокидывает его на спину, наваливается сверху, сдирая локти о шершавое перекрытие, и снова целует. Теперь, когда он все вспомнил, когда увидел их прошлую жизнь, он точно знает, как доставить Донхэ удовольствие, как заставить его кричать, извиваться, плавиться от желания. Прощальный подарок. Запомнить. Почувствовать. Слиться. Оставить на коже свою печать. Хёкдже скользит ладонями по бокам Донхэ, быстро прижимается горящими губами к его ключицам, прихватывает влажную кожу зубами. То, чего так хотелось. Солоновато и вместе с тем сладко. Знакомо. Тягуче-пряное, странно успокаивающее ощущение. Временное. Хёкдже гладит живот Донхэ, забирается пальцами за пояс его светлых джинсов, обхватывает ладонью член, поглаживает вдоль - аккуратно, почти незаметно. Донхэ сам раскрывается - шире разводит ноги, приподнимает бедра, помогая Хёкдже себя раздеть. Хёкдже быстрее движет ладонью, насухую, жестко. Скулы Донхэ розовеют, над верхней губой, в ямке, выступает капелька пота. Времени на подготовку практически нет. Склонившись к груди Донхэ, Хёкдже касается его входа влажными от слюны пальцами, неторопливо обводит, едва проникая внутрь, и Донхэ шипит, выгибаясь, вскидывается навстречу, прикрывает глаза, словно это помогает ему сконцентрироваться на ощущениях. Хёкдже, наоборот, не хочет упустить ни одного момента, ни единой мелкой детали, поэтому смотрит, как подрагивают ресницы Донхэ, как он цепляется пальцами за горячий воздух, когда Хёкдже снова впивается в его полураскрытые губы и сразу же углубляет поцелуй, чтобы их языки заскользили друг против друга. Хёкдже расстегивает ширинку и прижимается к телу Донхэ, упирается возбужденным членом во внутреннюю сторону его бедра, и парень стонет, сам почти насаживается на его член, хватается за сильные плечи любовника, тянет его на себя и захлебывается кислородом, собственным совершенно бессвязным "Хёкки". Кричит в наслаждении и запрокидывает голову, когда Хёкдже, наконец, входит в его тело одним рывком, движется медленно и прижимается плотно-плотно. Он водит ладонями по телу Донхэ, постепенно начинает двигаться все быстрее, и Донхэ стонет, извивается, бьется в руках партнера, полностью ему отдается, пока их обоих не затапливает оргазм. Эйфория. Хёкдже кроет с немыслимой силой, все это - так чувственно, так глубоко, как никогда не будет с кем-то другим, с кем-то кроме Донхэ. Он единственный. Хёкдже больше никто не нужен. Его захлестывает мощный поток хаотических чувств - страсть, исступление, доверие, страх и досада, гнев и растерянность. Нежность. Все эти эмоции настолько тесно переплетены, что непонятно, кому именно они принадлежат - последнее, что сейчас может Хёкдже - это отделить себя от Донхэ. Протянув руку, он касается его губ, гладит подушечкой большего пальца, и Донхэ внимательно смотрит в его глаза, а затем кивает, будто хочет убедить Хёкдже в том, что все хорошо. Только в расставании не может быть ничего хорошего. Хёкдже целует Донхэ, запоминает тепло его губ и хочет еще тысячу сотен таких поцелуев, но очевидно, этот будет прощальным. Время идет. - Я люблю тебя, Хэ... Донхэ почти не дышит, если и дышит - то Хёкдже, отчаянно, за двоих, втягивая вместе с воздухом призрачную надежду, слепую уверенность в том, что на этом мосту ничего не закончится. Они все равно будут вместе. В каком-нибудь из миров. Донхэ в последний раз улыбается, а затем исчезает, растворяется, как серебристая звездная пыль. Действие снотворного постепенно заканчивается.