Шанс

      Лорен вертелся в продавленной кровати и никак не мог уснуть. Опьянение от успешно совершенной мести прошло, наступило похмелье, а с ним отчаяние. Его никто не застал за подменой, мадам Валуа не обнаружила его следов на подброшенном пузырьке, но Роэль прав, только у Лорена был веский повод его подставлять. И мальчик уже жалел, что подменил пузырек с водой. Конечно, душу грели мысли о золотых монетках, но когда Роэль обнаружит подмену, то Лорена вышвырнут из Университета. Тут даже к гадалке не ходи. И он уже начал было обдумывать, как поменять обратно, но что-то зудело на краешке сознания. Какая-то неправильность.       У него бывало уже так: если что-то мешает, если память возвращается к одному моменту, то этот момент надо расщепить на песчинки. И сейчас Лорен начал вспоминать минувший вечер шаг за шагом. Начиная с момента, когда он просматривал конспекты, ловя угасающий свет в окне и заканчивая скрытой угрозой Роэля. Сердце глухо ударилось в грудную клетку, когда он вспомнил заклинание семикурсника. Где-то тут. Совсем рядом.       Озарение пришло внезапно, и Лорен успел заглушить полусмех-полувсхлип подушкой. Две тоненькие еле видимые голубые ниточки вели к кровати Роэля. Не к нему.       Еще не вырученные, но такие осязаемые золотые монетки растаяли, как призрак перед рассветом. Мальчик облегченно выдохнул: он оплошал с подменой, но ошибка его спасла. Лорен отчетливо понимал, что его долго будут подозревать. Даже без доказательств. Но все же знакомое тепло разлилось в груди, когда он вспомнил, что доставил Роэлю неприятности.       Уже под утро мальчик заснул беспокойным сном.       Со слабостью и гудящей головой его примиряло только одно — длинные свободные от занятий дни для подготовки к экзаменам. Студенты всех возрастов оккупировали гостиную, библиотеку, скамеечки на площади возле фонтана. Лорен не желал никого видеть, поэтому собрал учебники с конспектами и ушел в парк за Южным мостом. Огромный, дикий и заросший, его можно было бы назвать дремучим и пустынным. Скорее всего, из-за дальности от основных построек.       Продираясь сквозь колючие кусты и спутанные ветки деревьев, мальчик вышел на крохотную поляну. Солнце ярко освещало нежную зелень; над цветами порхали пестрые бабочки, которых отгоняли деловито жужжащие шмели; где-то в ветках заливались соловьи. Лорен уселся на все еще холодную землю, облокотившись спиной к теплой коре, сорвал и растер листик мяты, после чего глубоко вдохнул освежающий аромат. И закрыл глаза, слушая умиротворяющие звуки.       — Извини, я тебя не увидел. Готовишься? — смущенно спросил Калех.       Лорен вздрогнул, просыпаясь. Он не слышал, как тот продирался сквозь кусты.       — Ага. Ничего, ты не помешал, — зевнув, ответил мальчик.       Калех чуть-чуть помялся и уселся недалеко от Лорена.       — Снова о тебе все говорят. Многие считают, что это ты подставил Роэля, — Калех уже правильно выговаривал слова, но от акцента так и не избавился. Излишне мягко у него выходило.       — И ты, друг, — полувопросительно сказал мальчик.       — Нет, я… — замялся Калех. — Но они все… благородные…       Калех снова замялся, подыскивая слова, а Лорен скривил губы в горькой усмешке:       — Благородные, — повторил он. — Если благородство означает унижать, оскорблять и бить слабых, то я рад, что я неблагородный.       — Я не это имел ввиду! — Лорен не сразу понял, что багровый румянец означает смущение Калеха.       — Да, ты имел ввиду, что только у меня есть повод. Ведь Роэль только надо мной изгалялся. Не замечая, что другие его побаиваются и стараются лишний раз не задеть. О, Роэль: умный, могучий и благородный! И запугал весь наш курс.       Склонив голову к плечу, мальчик прямо смотрел на Калеха, прячущего глаза. Лорену было паршиво. Примерно также паршиво, когда он лгал матери о внезапных деньгах. Но с другой стороны чувство от совершенной пакости было таким сладостным.       — Роэльчик, — продолжил Лорен, — у нас самый сильный. Он точно станет охотником на демонов. Одна Лимэй достойная соперница ему. Но даже она старается лишний раз его не злить.       Упоминание о принцессе снова вогнало в краску Калеха. Но тот вдруг насторожился, услышав, что кто-то идет.       — Уф, вот вы забрались, — чуть запыхавшись, сказал потрепанный Элиас. — Еле вас нашел.       — Зачем? — нахмурился Лорен.       — Хотел спросить, как тебе удалось подставить Роэля?       — Уймись, — устало сказал Лорен. — Это не я. Хотя даже жаль, что не я до этого додумался.       Ложь все легче ему давалась. Даже самому стало как-то вериться.       — Да, жаль. Так было бы проще, — задумчиво сказал Элиас.       Почему было проще, Калех и Лорен не поняли, недоуменно переглянувшись. А Элиас продолжил:       — Расписание поменяли. Искал вас, чтобы сказать. Я же староста, как никак.       Мальчики расслышали тайную гордость Элиаса и тихо усмехнулись.       — Ну, что там поменялось? — нетерпеливо спросил Лорен.       — Завтра магическая подготовка, — мрачно, словно приговор, ответил староста.       Новость была неожиданной и неутешительной. Самый сложный экзамен по магической подготовке должен был стать последним и студенты первого курса наивно полагали, что чем позже экзамен, тем проще его сдавать.       — Леди Уилшер вызывают в Хиессд. В Барбарии скончался царь, и теперь опасаются, как бы тиран не захватил трон. Ну, и всех боевых магов Адории созвали в столицу.       У барбарийского царя не осталось прямых наследников, и, конечно, назрел конфликт между двумя царскими ветками за право на трон. Если борьбу выиграет князь Смагард, то, заручившись поддержкой вельгов, объявит войну Адории — южному соседу. Князя поддерживало меньшинство, но тот славился своими амбициями и жестокостью. И сумел наладить отношения со свирепыми дикими вельгами, благодаря тому, что его ветка роднилась с ними по крови.       Вельги же, в свою очередь были серьезными противниками магам: врожденный иммунитет и оружие из уникального металла делало их практически неуязвимыми к магии. В Барбарии и Вельгхерейме своих магов не было, но зато и те и другие славились бесстрашными и хорошо подготовленными воинами.       Кровопролитная борьба за трон затянется на три года. А еще через два Барбария объявит войну Адории.       Лорен успешно сдал экзамены, кроме магической подготовки, но ее никто не сдал, даже Роэль. Лишь последний, седьмой, курс умудрился (иначе и не скажешь). И сейчас выпускников торжественно поздравляли в огромном светлом зале, вмещающем в себя всех студентов Университета.       В зале приковывала к себе взгляд колоссальная, искусно выложенная, мозаика на стене за большой сценой. На фоне лесного пейзажа, с рекой и горами на горизонте была детально изображена юная девушка в профиль. Ее сосредоточенное лицо мягко светилось. Светлые волосы, убранные в сложную прическу с многочисленными косичками, чередующимися с выпущенными прядями и вплетенными цветами и нитками жемчуга, будто, колыхались от незримого ветра. С розовых губ готово было сорваться заклинание. Протянутые руки с тонкими запястьями окутывали фиолетовые мерцающие искорки, переходящие в клубящийся серо-фиолетовый туман на ладонях и готовый устремиться в даль с первыми словами. Разглядывая девушку, облаченную в струящееся платье, сотканное, словно, из света солнца и луны, Лорен понял, что на мозаике изображена Древняя. И чем дольше мальчик на нее смотрел, тем спокойнее ему становилось. В душе поселился покой, дарующий краткую передышку от тревог. Даже когда спустили занавес, скрывающий дышащую магией мозаику, умиротворение никуда не исчезло.       На сцену вышли выпускники, каждый из которых по традиции надел на себя широкополую шляпу с высокой остроконечной тульей, украшенной пряжкой ,и завернулся в просторный плащ с большим капюшоном. Директор Барт и декан Валуа произнесли торжественную речь и вручили свитки, подтверждающие окончание Университета Хелигейт и разрешающие вести магическую деятельность во благо Королевства и на благо людей.       Не обошлось и без неприятных моментов. Двое выпускников так и не смогли сдать экзамены и получили Печать.       Лорен смотрел с верхних ярусов, откуда плохо было видно, что творилось на огромной сцене, и думал о несчастливчиках. А точнее о Печатях — таким же наследием Древних, как и все великое, что было в мире: будь то магия в различных ее видах; великолепные и величественные храмы или замки; даже чудовища (одни Ледяные великаны чего стоили). Поговаривали, что Древние создали этот мир, но, сколько ученые маги ни бились над свитками и манускриптами, подтверждения так и не нашли. Хотя, если вспомнить какую изысканную магию Они творили, какой свет шел от Них, какое впечатление производили на людей, то легенда о сотворении мира не становилась такой уж странной.       Люди же, после исчезновения Древних, ничего нового не привнесли. За эти тысячелетия они лишь освоили магию, научились читать их свитки и книги, а так же стали сами ставить Печати друг другу. Раньше Печать ставили только Древние и только людям. Если рождался человек с Даром, те сразу же закупоривали его с помощью мощного заклинания, которое отражалось на предплечье в виде перечеркнутой в круге эмблемы магов — на фоне щита перекрещенные посох с мечом. То, что Они запрещали учиться магии людям, совсем косвенно подтверждало, что Древние и были создателями. И опасались, что люди своими неумелыми попытками смогут разрушить мир. Но, к счастью, даже после их исчезновения (которое было одной из загадок, разгадываемых учеными магами), мир не собирался рушиться, а вот бороться с чудовищами приходилось.       Печати, одна из которых стояла на предплечье у Лорена изобрели уже люди. Те, освоив магию Древних, таким образом, клеймили преступников, женщин легкого поведения, а также, таких как он — с позором изгнанных из своего сословия в самое низшее. Клеймо в виде цветка лилии ставили тоже на предплечье, а людей, ставивших Печати, называли лильскими палачами. Первой обладательницей такого клейма стала некая графиня Люсинда Перс — шпионка, интриганка, преступница, невероятно красивая и умная женщина. Эти Печати отличались различными завитушками, чтобы можно было определить, за какие преступления поставлены. И стереть их с помощью зелий, как обычное выжженное клеймо, было невозможно.       От глубоких размышлений Лорена отвлекло начавшееся представление на сцене — традиционный подарок от выпускников. Сначала мальчик равнодушно смотрел на развернувшееся действие. Что, он не ходил в театр или не видел уличных представлений что ли? Но спустя несколько мгновений уже не отрывал взгляда от сцены. Все-таки магия творит чудеса!       Семикурсники поставили древнюю барбарийскую легенду о Царевне Ранидай — девушке, заколдованной злым Личом Бессмертным в лягушку. Мальчик с восхищением смотрел за превращением лягушки в царевну, и наоборот; со смехом и содроганием на старуху Йезинку; с ужасом на битву с трехглавым змеем; и затаив дыхание следил за полетом стрелы с иглой в огромного ворона с короной на голове.       Кто-то мог бы сказать, что эта сказка для детей. Кто-то так и сказал. Но нельзя было не признать, что магический театр позволял окунуться в действие с головой, что превращение героев выглядело эффективным и настоящим, а декорации натуральными и богатыми. У Лорена мельком возникла мысль создать магический театр. Он лишь потом узнает, что на такой театр наложен запрет — негоже из магии создавать балаган.       Утром следующего дня все студенты телепортировались по домам. Высоченные ворота проглатывали людей и выплевывали их в другом городе, из других ворот. Установлены они всего лишь в десятке городов и кое-где уже не работали. Одни находились в Хиессде. Лорену было страшновато подходить к клубящемуся туману, но один из старшекурсников, больно уколов его палец так, что выступила кровь, пихнул в туман. На долю мига у Лорена сжались все внутренности, а затем ему показалось, что его тело расщепили на мельчайшие пылинки, но все закончилось, едва он выпал из них. Оказавшись уже в Хиессде. Его тут же, схватив за локоть, подтолкнули к длинной очереди, ведущей к большому столу. Там записали его имя и спросили разрешение на пользование телепортом. Мальчик сначала растерялся, но немолодой мужчина указал на уколотый палец и приложил его к деревянной табличке. Табличка впитала кровь и выдала четкий отпечаток.       — Когда придешь сюда в следующий раз, просто прикоснешься пальцем к табличке, и телепорт тебя пропустит. Окажешься сразу в Университете. Если нужно будет телепортироваться в другой город, придется пройти более сложную процедуру.       — Какую? — ошеломленно спросил Лорен.       — Тебе надо в другой город? — устало спросил мужчина.       — Нет.       — Тогда потом узнаешь. Не задерживай очередь.       Спустившись по длинной, неудобной винтовой лестнице, мальчик оказался в городе. Оглядевшись, он понял, что находился в квартале аристократов и пошел по направлению к дому, благо, город знал неплохо.       Подходил мальчик к покосившейся лачуге с гулко стучащим сердцем. За всеми треволнениями и экзаменами он подзабыл о своем происхождении. И он так и не определился: узнавать о своем настоящем отце или нет.