Кучики-моногатари

По весне приходит целый ворох корреспонденции – не включая в себя дела отряда, которые Гинрей домой не берёт, считая это дурным тоном. Каждой вещи – своё место, а, значит, если он станет дома проглядывать деловую корреспонденцию, то, тем самым, не только подаст дурной пример, но и проиграет самому себе в битве за совершенство. А Гинрей ярый его блюститель. - Хм, что это? – Гинрей вскинул бровь в высшем выражении удивления, позволенного человеку его происхождения и социального положения. Конверт отмечен печатью Готея, но, что странно, не имеет никакого отношения к официальным делам шестого отряда. Письмо на стандартной бумаге без каких-либо украшений ставит Гинрея в известность о том, что для привлечения общественного внимания к важности роли Готея-13 в жизнях населения Сейретей и для того, чтобы сделать службу в Академии более привлекательной, руководство Готей-13 предлагает командному составу отвечать на возникающие вопросы. На добровольных началах. Капитан отложил письмо, раздумывая над формулировкой «добровольные начала». Потом поднялся и направился в то крыло поместья, где проживал его сын и лейтенант, Соджун Кучики. Гинрей нашёл отпрыска сидящим за низким столиком для письма – и с идеально прямой осанкой, как и учил его требовательный отец. - Отец, я как раз хотел посоветоваться с Вами, - Соджун тут же поднялся, приветствуя родителя, но Гинрей только усмехнулся в усы. - Полагаю, это по поводу предложения отвечать на вопросы? - Да, совершенно верно, - молодой человек удивлённо вскинул на него взгляд. - Я ведь тоже… командный состав, Соджун, - улыбку за усами разглядеть не вышло, но её можно было услышать в голосе. - Я не… - Я знаю, знаю, - Гинрей подошёл к выходу на энгава, вдохнул полной грудью свежий весенний воздух и окинул взглядом сад. – Нам, аристократам, следует подавать остальным пример. Потому мы не можем позволить себе отказываться от работы даже на добровольных началах. - Совершенно согласен с Вами, отец. Гинрей отошёл от дел, но стопки личной корреспонденции не уменьшились. Многочисленные ароматно-надушенные письма от его любимиц из весёлого квартала – самой юной едва исполнилось 15 лет, а самой пожилой, по меркам служительниц её профессии, было за тридцать пять, что, тем не менее, не портило гейшу – в конце концов, если ласкать можно молоденьких, то поговорить о возвышенной поэзии или философских изречениях приятней с умудрённой жизнью деятельницей искусства. По весне иногда приходили письма, из конвертов которых выпадали, словно сухие скорлупки, оторванные ноготки – крошечные, прозрачные, тщательно вычищенные и умасленные ароматическими притирками – показывая, как тоскует по своему «единственному» покровителю девица. Гинрей с вежливым интересом рассматривал их, ссыпал в шкатулку и забывал. В конце концов, пока он аристократ – то есть, навсегда – и пока у него есть достаточно средств, чтобы выкупать чуть ли не весь весёлый квартал на многие месяцы вперёд, чего он никогда не делал, молодость, в конце концов, осталась за плечами, письма будут приходить. И юные прелестницы будут приветствовать его своим певучим «господин»… У Бьякуи почерк чёткий. Его письма пахнут иначе, да и приходят в других конвертах, с фамильными гербами. Бумага – дорогая, такая тонкая, что грозится истаять в пальцах. Кажется, что каллиграфические столбцы иероглифов придавливают её, мешают ей взлететь и раствориться в воздухе. Поэтичность этого образа ещё некоторое время занимает ум аристократа, сложившего с себя не только обязанности капитана, но и двадцать седьмого главы клана Кучики. Ему на смену пришёл Бьякуя – и Гинрей не сомневается, что внук справляется хорошо. Лучше, чем справлялся бы его мягкий сын. Тяжёлый взгляд мужчины касается небольшого портрета, что всегда возит с собой, куда бы ни отправлялся – у Соджуна глаза лани, большие и прекрасные. Гинрею выпала тяжёлая участь: пережить своего сына, своего наследника… свою гордость. Последний конверт привлекает его внимание – и на мгновение Гинрей пытается вспомнить, где же он такие видел. Потом вспоминает. В таких конвертах, с печатью Готея на уголке, раньше приходили вопросы… сколько же лет назад это было? - А теперь-то зачем… - хмуро произносит себе под нос мужчина, заранее уже зная, что согласится вновь участвовать в этом… что бы это ни было. Потому что аристократы не могут позволить себе отказываться от работы даже на добровольных началах. И сын с ним был совершенно согласен.