Один чёртов миг, который решает всё

      Шум окутывал со всех сторон. Он лился буквально отовсюду — слева от широкой дороги, на которой размеренно передвигался и гудел плотный и казавшийся бесконечным поток машин, справа — от людей самых разных мастей, сейчас стоящих на остановке и бурно обсуждающих что-то свое между собой или по телефону. Сверху, сзади, спереди, и даже, казалось, снизу — люди были везде. Они заполняли душные улицы Токио, ими кишели торговые центры и метро. Это раздражало, хоть я уже и успел привыкнуть к чересчур огромному количеству людей на квадратный метр за время своего нахождения в этом чужом для меня городе. Оглядев станцию метро, на которой сейчас нахожусь, я вздохнул и прикрыл глаза — одним из этих суетливых существ являюсь и я. Скверно такое признавать, но так оно и было.       Сегодня у меня выпускной. Но я не чувствую особого трепета в своей душе. День как день, начавшийся, как и миллиард других. Те же действия, события, они протекают в своем закономерном порядке за исключением одного — Крул Цепеш наконец, вспомнила, что у нее есть сын. Любое моё обыденное действие сопровождалось восхищенными возгласами матери и ее речами о том, как же я вырос и где бы мне найти достойную невесту. Я не слушал ее примерно с середины, причем мне удавалось игнорировать ее достаточно успешно, точно так же, как и последний раз четыре года назад, когда эта женщина заговаривала со мной.       Я спустился в метро из-за риска попасть под дождь, так яро обещаемый синоптиками еще неделю назад. Не хотел пачкать свой светло-голубой костюм, врученный Крул с утра пораньше вместо приготовленного мной строгого черного костюма. Этот костюм не очень понравился мне, но, конечно же, я умолчал об этом. По словам матери, он невероятно шёл мне. «Голубой цвет подходил к светлому оттенку моих глаз, а золотистые узоры на воротнике — к волосам». И никого не волновало, что мне было не комфортно в нем двигаться. Но это не сильно меня расстроило — танцевать на выпускном вечере, который решили устроить наши родители против всех правил, я отказался. Посему решил отважно терпеть.       Как я и предполагал, вскоре начался дождь. Этому свидетельствовал усилившийся поток людей, прибывающих из «внешнего мира» сюда, под землю. Тем временем поезд все не шел. До начала торжественного вручения аттестатов оставалось катастрофически мало времени, посему я слегка напрягся. Хоть я и не считал это событие чертовски важным, опоздать и ударить в грязь лицом мне не хотелось.       Внезапно я почувствовал вибрацию в кармане брюк. На автомате я потянулся туда и скоро извлек наружу свой телефон. На дисплее высветилась фотография, с которой на меня смотрела девушка с длинными розовыми волосами, собранными в странную прическу: основная их масса была распущенна, а по бокам небольшие пряди собраны в два милых хвостика. Если не приглядываться, могло показаться, что эта особа ничуть не старше меня. Но, увы, это была именно Крул Цепеш — известный модельер, скандальная личность и, наконец, та кто подарил мне жизнь.       — Да, мам? — негромко проговариваю я, поворачиваясь в сторону, откуда предположительно должен появиться поезд.       — Ты чего это сбежал, не подождав меня?! — раздается на другом конце трубки почти детским женским голосом. — Где ты сейчас?       — В метро.       — Живо дуй наверх! Это не обсуждается!       — Но…       — Быстро.       Вздохнув, я нажимаю на кнопку отбоя и, сокрушенно опустив голову, все же направляюсь в сторону выхода. Люди, идущие мне навстречу, удивленно провожают меня взглядами, поражаясь моей то ли глупостью, то ли бесстрашием перед самым настоящим ливнем, разразившемся на поверхности.       Недалеко от входа в метро оказалась припаркована светло-розовая машина марки «Пежо» с наклейками в форме летучих мышей по всей своей поверхности, производящая на окружающих жуткое впечатление. Прикрывая голову руками, я бегом направляюсь к этому чудовищу, после немедленно садясь в него и облегченно выдыхая. С водительского сидения на меня смотрела все та же женщина с фотографии, только сегодня она предстала передо мной в образе этакой жены Дракулы, додумавшись надеть свое длинное красное платье с разрезом на правом бедре, припасенное ею для «важного» случая и смущающее меня своей откровенностью. Оно плотно обтягивало ее талию, подол плавно струился вниз, декольте «лодочка» переходило в длинные рукава. Волосы ее были собраны в замысловатую прическу, сделанной в одной из «лучших» по мнению Крул парикмахерских, откуда я и сбежал. Мои же светлые волосы, доставшиеся мне от нее же, сколько бы их не пытались уложить, топорщились на макушке, что моя мать немедленно попыталась исправить, перестав сверлить меня взглядом и принявшись слегка грубо приглаживать мои патлы, как это делал дедушка, когда она еще не покрасилась в этот жуткий цвет.       — Ладно, заяц, нам пора, — скоро проговаривает она, перестав мучить меня.— Скоро уже все начнется. Мы должны блистать!       — Мы? — переспрашиваю я.       — Да, мы. Ты же не думал, что я пропущу такое важное событие?       С этими словами она заводит машину и трогается с места. И делает это так резко, что я буквально подскакиваю на месте и больно ударяюсь спиной об спинку кресла. Из моего горла вырвалось раздраженное шипение.       — Лучше не шипи, а пристегнись, — не сводя взгляда с дороги, говорит мать.       Что я и послушно выполняю — не хватало еще нос разбить. Дождь успокоился, начав лишь мелко моросить, когда мы подъехали к зданию, где находится офис Крул. Рядом располагалась остановка, на которой стояло несколько человек. Они были такими же обыкновенными, не выделяющимися среди прочей серой массы. На некоторых из них надета яркая одежда, но для меня они все равно казались серыми. Я не знал их. Ничего к ним не чувствовал, посему относился к ним равнодушно, и вряд ли бы спас кого-то. За подобное отношение к людям меня запросто можно назвать социопатом. И я не стану ничего отрицать. Меня даже водили к психологу, но это не помогло. Я, как и прежде открывал свою душу всего лишь для одного человека, а именно — моего одноклассника по имени Хакуя Юичиро. К остальным я остаюсь холоден. И даже когда у него появились друзья кроме меня, я не смог с ними сблизиться.       Машина остановилась на светофоре. И мой взгляд снова метнулся на очередную остановку с очередной толпой, уткнувшейся в свои гаджеты. Вдруг я вижу ребенка примерно шести лет, держащего за руку свою мать, увлеченно болтающую по телефону. Она одета в фиолетовое пальто, по моему мнению, глупо сочетающееся с красной береткой и такого же цвета туфлями. Она серая. А мальчишка, одетый в серую расстегнутую куртку, темно-синие брюки, какую-то темную водолазку и серо-голубую шапку смотрел на меня. Сначала я думал, что мне показалось, но потом убедился в этом. Он смотрит на меня своими большими карими глазищами, внимательно изучая, а когда обнаруживает на себе мой взгляд, вдруг улыбается и машет мне своей маленькой правой ладонью. Несмотря на всю свою серость и неприметность, он яркий. Я удивленно гляжу на него несколько секунд, а потом сам не зная, от чего, внезапно улыбаюсь и также машу ему через мокрое стекло. Я люблю улыбаться разве что детям, не увлеченным гаджетами и не выпрашивающим ничего у бедных родителей. Просто чистым. А таких сейчас было мало, поэтому в своей школе я прослыл бездушной тварью.       Мы трогаемся с места и продолжаем путь. Я провожаю мальчишку взглядом, а он еще раз широко улыбается мне на прощание. Почему-то стало теплее.       — Кого-то знакомого увидел? — спрашивает мать, заправляя за ухо прядь своих длинных волос.       — Нет. Просто ребенок помахал.       На это она просто улыбается.       Вдруг в машине раздался противный писк, исходящий от ее сотового телефона, валяющегося на панели, оповещая о новом сообщении. На первом же светофоре Крул взяла телефон в руки и тут же усмехнулась, начав читать присланный текст:       — Ферид из Бонкога вернулся.       Я фыркаю. Быстро глянув на экран, в левом нижнем углу я вижу фотографию, с которой противно ухмылялся один из мерзких коллег моей родительницы, а именно — Ферид Батори. Откуда такая жуткая фамилия? А чёрт его знает. Может быть, он является потомком известной маньячки Елизаветы Батори? Судя по его характеру и манерам психопата, так оно и было.       — Надеюсь, его на моем выпускном не будет?       — Он напрашивался, но я сказала, что после вручения аттестатов вы с классом едите в Кацуру.       На моем лице возникает улыбка. Кацура — это клуб, в котором ему мечтает набить рожу каждый третий работник и директор в частности. И лучше ему было бы туда не соваться. Отличный план, мамочка.       Ах да, еще этот мерзкий тип, младше матери всего на пару лет — мой бывший парень.       Весь оставшийся путь я просто смотрел перед собой. Крул также не отличалась многословностью, унаследованной мной, просто смотря на дорогу. Время сильно поджимало, посему мать свернула за угол, намереваясь срезать путь до школы. И у нее это мастерски получилось. Уже скоро мы шли в сторону учебного заведения, где уже заканчивались последние приготовления к торжеству. А моя спутница, будучи ростом на две головы ниже, тянула меня туда чуть ли не волоком.       Возле здания уже собрались все ученики выпускных классов, облаченных в строгую школьную форму — белые рубашки, темно-изумрудного цвета жилетки и черные брюки или юбки. Один я, как клоун, в голубеньком.       — Ой, а что, сегодня тоже в форме надо было? — удивляется родительница, невинно хлопая глазами.       — Вообще-то, да, и я тебе об этом говорил.       Благо я успел незаметно надеть под пиджак жилетку. Немедленно скинув верхнюю часть гардероба с себя, я отдаю его в заботливые руки матери, а сам устремляюсь к толпе, состоящей из учеников моего класса. Отлично, что на улице потеплело и многие также пришли без пиджаков.       — Ну ты даешь, Микаэла! — возмущается девушка с карими глазами и рыжими волосами с фиолетовым оттенком, за который даже в младших классах ее часто гоняли учителя, думая, что они крашеные — Хиираги Шиноа. — Мог хотя бы на вручение аттестатов не опаздывать!       Чертова староста класса. Вечно поучает всех по причине и без. Но не люблю я ее не только за это.       — Привет, Мика! — шепотом здоровается ступивший рядом юноша, улыбаясь.       Вот она, еще одна причина не любить Шиноа. Этот парень — полная противоположность меня, — брюнет с ярко-зелеными глазами, Хакуя Юичиро. И он — наш с ней общий предмет любви.       — Привет, — киваю я, игнорируя замечание старосты.       Он является для меня одним из немногих «ярких» людей, согревающих мою душу одним только своим присутствием. Таких было немного, но именно от него исходил самый настоящий жар, растапливающий лед в моем холодном сердце, и заставляющий это самое сердце биться чаще. Он — мой друг с самого детства. Первый и последний, с кем я подружился, переехав в Японию из Америки еще в младших классах. Далее мы оба пошли в одну среднюю школу, затем — в старшую. Так и закрутилась наша дружба…       …Быстро переросшая в нечто большее с моей стороны. Я много раз пытался забыться, даже некоторое время игнорировал его, искал приют у других людей, одним из которых стал Ферид Батори. Но все тщетно. Я каждый раз возвращался к тому, от чего убегал. Рвал все свои связи с другим человеком и шел к нему, чтобы просто прогуляться по ночному городу или устроить совместный пикник. Я помешался.       Тем временем Крул уже расположилась в рядах родителей, кажется, заговорив с Гуреном Ичиносе, являющимся сводным братом Юи. Так уж получилось, что в моем классе ни у кого нет полной пары родителей. Или их нет вообще.       Церемония началась. Заиграла громкая музыка, раздражающая меня, затем на сцену, а точнее, на крыльцо школы вышли два учителя-ведущих, к которым я никогда не испытывал симпатии — Хиираги Курэто и Сангу Аой.       Время все тянулось и тянулось, точно качественный мёд, от которого меня тошнит. Но все же когда все аттестаты были вручены, нас заставили встать в несколько рядов и мило улыбнуться на камеру. Под внимательным взглядом матери я пытался натянуть на свое лицо улыбку. Получалось не очень.       — Мика, улыбнись, — вдруг рядом с собой я слышу знакомый шепот и, повернув голову, вижу рядом все того же Хакую. — Ради меня, а?       В следующую секунду он улыбается сам и не сильно толкает меня локтем в живот. На этот его нехитрый жест уголки моих губ слабо приподнялись вверх, но этого вполне хватило всем. Это все происходило, пока наши одноклассники строились, посему никто и не заметил ни моего замешательства, ни выходки Юу. После фотосессии тех, кому не нужно было переодеваться, посадили в машины и повезли в кафе.       Мне досталось место в одной машине с Юичиро и всеми его друзьями кроме Сангу Мицубы, решившей уехать вместе с сестрой. Я сижу на переднем сидении и наблюдаю, как общаются одноклассники. Шиноа наглым образом расположилась у Юу на коленях. Это дико взбесило меня, но я промолчал. Рядом с ними сидят два его старых друга Саотомэ Йоичи и Кимидзуки Шихо, дружно щебечущие о чем-то словно молодожены. И остальные двое тоже последовали их примеру, что вызвало недовольный рык с моей стороны и последующую поломку расчески, которую мне торжественно вручила мать, чтобы я привел свои волосы в более-менее Божеский вид. Заметив моё негодование, Крул глянула в мою сторону и, ничего не сказав о порче имущества, снова перевела взгляд на дорогу. Она давно знает, что я более чем неравнодушен к своему однокласснику, но старается никогда не поднимать эту тему, даже когда мы остаемся наедине, никогда не пилит мозг, за что я ей благодарен. Понимает, в отличие от многих родителей, что может задеть меня, сломать или же просто ранить своими никчемными советами, которые никак не помогут. А еще она осознает, что благодаря ее постоянным разъездам, мне досталось мало ее внимания, любви и заботы, из-за чего я и вырос бесчувственной тварью, и немного недолюбливаю ее за отсутствие в моей жизни, частые скитания по странам и соответственно школам, вылившихся в психологическую травму.       Всю дорогу я смотрю перед собой, изредка поглядывая на заднее сидение. Погода улучшилась, на небе висит яркий солнечный диск, а тучи пропали. Непредсказуемая погода продолжает удивлять меня, и даже в какой-то степени радует. Крул то и дело отвлекает нас от хандры, обсыпая вопросами и разряжая обстановку. Я поддерживаю разговор лишь несколько раз, а в остальное время собеседниками моей матери являются Йоичи и Шиноа, оказавшиеся самыми разговорчивыми. Шихо также отвечает лишь иногда, практически засыпая и откинувшись спиной на сидение, так как, по словам окружающих уже вовсю готовился к поступлению. Самыми пассивными оказались я и Юи, что было на него, мягко говоря, не похоже.       Вскоре вдалеке виден клуб под названием Касуми. Тот, в котором произошел мой первый раз с Феридом. Причем я этого не хотел. Чёрт возьми…       — Мы же в другом клубе должны были праздновать? — шиплю я, стараясь не глядеть в сторону здания.       — В Шираиши нашли какую-то заразу. Нам позвонили три дня назад, пришлось бронировать другой клуб, — отвечает мать. — Я не успела тебе сказать. А чем он тебе не нравится?       Естественно, она знает о том, что меня изнасиловали. Но думает, что я не видел своего насильника. Так я сказал ей, когда пришел домой поздней ночью с синяками на руках и красными глазами. Конечно, сначала я сказал, что ничего не случилось, но мне не поверили. Посему дело не завели. Ферид пытался извиниться, я даже простил его, но к себе больше не подпустил. А покрыл я его только из-за того, что не хотел лишать матери единственного коллеги, с кем она любила проводить свое время. Хотя Батори здорово трухнул, когда моя разъяренная родительница заявилась к нему домой с возмущениями, как это он не уследил за мной. На этом мы и остановились. И больше эту тему не поднимали.       В клубе нас встречает многочисленный обслуживающий персонал, натянувший на свои лица улыбки, порядком измученные, уже прибывшие одноклассники, а также наш директор и несколько учителей.       В помещении пахнет чем-то приторно-сладким, отчего я невольно морщусь, пока окружающие располагаются. Я сажусь с краю, рядом с Юичиро. Вскоре начинается поздравительная программа. Ведущие, имен которых я не знаю, вещают о том, как тяжел был этот учебный путь, как нам, наверное, тяжело расставаться с одноклассниками… Чёрт, у кого из них родственники учатся в странах СНГ? Только там я слышал подобную ересь, никаким боком не подходящую школам Японии. Со многими своими одноклассниками я знаком от силы пару лет, и только с Юи — восемь. Ни к кому из них за исключением последнего я не привык и вряд ли доверю защиту собственной спины. И расставаться мне с ними не будет тяжело. Уверен, многие думают сейчас точно так же.       Далее я просто не слушаю ведущих, думая обо всем, о чем угодно, но только не об этом вечере. По его окончанию я приеду домой и завалюсь спать. Потом поступлю в университет. И больше никогда не увижу Юичиро. Жизнь кончена.       На лице предмета моего обожания также не читается особая радость, скорее, на его лице застыла сосредоточенность, скорее всего, вызванная осознанием приближения того момента, когда ему придется танцевать вальс. На репетициях у него не выходило сделать это как следует, посему именно меня попросили натаскать его. Еще во Франции, когда мне было примерно шесть лет, мать отдала меня в бальные танцы, с которыми я завязал только в двенадцать, уже находясь в Японии. Юичиро сильно боялся этого момента.       Вдруг Шиноа поднимается с места и, пока все были отвлечены на ведущих, незаметно покидает зал, направившись к своей сестре по имени Махиру, что-то бурно обсуждающей с Гуреном. Она также не сильно тянулась к танцам, но выбора у нее и не было. Лишним был всего один человек, и я галантно согласился занять эту должность, пока всех разбивали по парам. Естественно, Хиираги достался в пару именно Юичиро.       Вот поздравительная часть подходит к концу, и классная руководительница машет нашим, чтобы они вышли на сцену. Одноклассники немедленно поднимаются, и я успеваю шепнуть Юи короткое «все будет хорошо», заметив озадаченность на его лице. Ребята выстраиваются в два ряда, но Хакуя до сих пор стоит один. Мне хорошо было видно, как спустя несколько минут все начинают переглядываться между собой, растерянно хлопая глазами, а блондинка с голубовато-фиолетовым цветом глаз по имени Мицуба на какой-то заданный ей классной руководительницей вопрос только разводит руками. Что-то явно идет не так. Шиноа все не появлялась. Чёрт, как я ненавижу это! Меня она, значит, отчитала, а сама опаздывает, тем более, в такой «важный» по ее же словам, момент!       Я отворачиваюсь, в последний момент замечая, как Кимидзуки указал куда-то в сторону зала. Внезапно Сангу-старшая что-то шепчет ведущей, вдруг начавшей нести какую-то чушь о нашем детстве. Удивленно приподняв левую бровь, я скрещиваю руки на груди. Подойдя сзади, Аой кладёт руки на мои плечи, отчего я чуть было не подскакиваю на месте.       — Микаэла Шиндо, спасай! — шепотом говорит учительница, несколько раз хлопнув меня по плечам.       — Что случилось?       — Шиноа подвернула ногу!       — И… Мне помочь ее утащить? — почему-то эта мысль вошла в мою голову самой первой.       — Нет, с ней все хорошо. Только вот она не сможет теперь танцевать!       — А я здесь причем?       — Нужна замена партнера для Юичиро. И все решили, что ты — идеальная кандидатура.       — А… — Я успеваю только открыть рот, как классная руководительница хватает меня за запястья и тянет в сторону, заставляя подняться. — Вы шутите?!       С этими словами я возмущаюсь, сопротивляясь, но вдруг сбоку от меня возникает моя мать.       — Давай, милый, не упрямься! — говорит она, буквально подталкивая меня в спину.       Тем временем родители и гости начинают скучать, и некоторые оборачиваются на нас троих: хрупкую Сангу, волоком тащащую меня вперед, не менее хрупкую Крул, толкающую меня со спины, и несчастного меня, зажатого между двумя бестиями.       — Но мам… Ты же знаешь!       Как я уже говорил, она знает о моих чувствах к моему другу. Каждый раз, показывая ему движения и несколько секунд танцуя с ним, я убегал. Не мог прикасаться к нему подолгу. Я свято верил, что она встанет на мою сторону, но тут же мои надежды разбивает ее следующая фраза:       — И что? Потерпишь несколько минут, ничего с тобой не случится! Потом можешь хоть на родину бежать.       — О чем Вы, позвольте спросить? — встревает учительница.       — Позже расскажу, а теперь давай!       — А не покажется странным, если два парня будут танцевать вместе?       — Нет!       И меня толкают за кулисы, где меня уже поджидали одноклассники. Девять пар глаз немедленно устремляют свой взгляд на меня, отчего становится несколько неловко. Юичиро стоит напротив, такой же смущенный и растерянный. Его щеки несколько покраснели, что замечаю только я, так как он повернул свою голову в сторону, глаза опущены вниз, а руки заведены за спину.       — Ну, чего Вы ждете?! — наконец, не выдерживает парень по имени Наруми.       — Вставайте рядом, и пошли! Уже скоро все начнется!       — А не проще просто убрать одну пару из танца? — все еще сопротивляюсь я.       — Нет, — отзывается Шиноа, как оказалось, сидящая в углу кулис на стуле, а рядом с ней расположилась ее сестра, накладывающая ей повязку. — Пар должно быть шесть, чтобы не нарушать композицию!       Ах да, как же это я мог забыть об этой «композиции», представляющей собой всего лишь навсего разделение по три пары на одну сторону зала. Глупо и излишне педантично.       — Так, последняя готовность! — за шторку, отделяющую кулисье от зала, забежала Сангу-старшая, и тут же все ученики приняли весьма серьезный вид. Все, кроме меня и Юичиро, всё еще стоящих далеко друг от друга и не решающихся подойти. Видимо, собравшись с духом, Хакуя делает первый шаг по направлению ко мне и таки поднимает голову. Я фыркаю, но все же аналогично приближаюсь к нему и беру за руку под напором взглядов окружающих.       Это было ужасно. Все и абсолютно все смотрят на нас. На то, как я кладу руку на плечо Юи, а другой, сцепленной с ладонью друга, приподнимаю на уровне чуть выше плеча. Он же несмело касается моей талии и сжимает мои пальцами своими. Так как он все это время учился вести мужскую позицию в танце, я решаю уступить ему и сыграть женскую роль. И тот понимает меня без слов. Просто с одного взгляда. А все окружающие продолжают смотреть на нас. Меня это раздражает настолько сильно, что хочется сорваться и наорать на всех в лучшем случае, а в худшем — избить и скрыться отсюда. Это было так… Так… Паршиво. Нет, мне приходилось трогать Юичиро подобным образом раньше, на репетициях, но сейчас все происходило при свидетелях. При огромном по моим меркам количеством свидетелей. Несколько из которых, преимущественно девушки, тихо хихикают, глядя на наше взаимодействие, и ничуть не стесняются выражать свои эмоции.       Учительница махает рукой, и первая пара, состоящая из Мицубы и Йоичи, покидает закулисье, медленно уводя за собой весь оставшийся строй.       — Я нервничаю! — напоследок признаётся мой товарищ, говоря вслух и с ужасом глядя в спины стоящей впереди на расстоянии вытянутой руки пары из Кимидзуки и Яёй. — Я так боялся подвести тебя, зная, что ты будешь сидеть в зале и смотреть на меня…       Он никогда до этого так не переживал. И уж тем более не смущался. Скорее всего, сказался фактор толпы и осознание важности грядущего события, так как тот Юичиро, которого я знаю, и этот, стоящий передо мной сейчас и нервно кусающий губы кажутся мне двумя разными людьми.       — А теперь ты еще и близко… Боюсь, налажаю…       — Не налажаешь, я буду помогать тебе, — отвечаю я, убирая руку с его плеча и, разворачиваясь лицом к сцене, вытягиваю сцепленные ладони наших свободных рук перед собой. — Ведь я рядом…       Передняя пара приходит в движение. Мы стоим самыми последними, и я несказанно рад этому благополучному для меня фактору. Вскоре приходит и наша очередь. Как только в глаза ударяет яркий оранжевый свет, Юи вздрагивает. Его чертова боязнь сцены, преследующая его еще с младших классов… Дала о себе знать именно сейчас. В такой важный момент. Но я ведь пообещал своему возлюбленному, что буду поддерживать его? Обещал. Я не из тех благородных героев фэнтези-романов для подростков, переполненных благородством и излишним пафосом, и иногда не выполняю своих обещаний, как многие люди, но сдержать это, единственное и конкретное обещание… Я обязан.       Может быть, это будет последний момент, когда я смогу прижаться к нему? Если так, то я не хочу потерять этот момент или испортить его. Хочу, чтобы мы запомнили его оба, и как можно на более долгое время. Как оказалось, музыка играет уже давно, но до моих ушей она долетает только сейчас. Теплая ладонь в моей руке дрожит. Зрачки в зеленых глазах заметно уменьшаются.       Мы начинаем. Мелодия плавно льется из качественной аппаратуры, обволакивая движущиеся тела со всех сторон, накрывает нас с головой, подобно теплой солоноватой волне, окружающей тонущего человека… Да, мои сравнения не слишком радужны, но этими мыслями я стараюсь отвлечь себя от осознания того, что на меня снова все пялятся. Я танцую неплохо, я знал об этом всегда, мне это льстит, однако, как мне кажется, гости смотрели далеко не на это.       Мы кружимся в этом чертовом танце, беспрекословно выполняя все нужные движения и па, как и остальные. Юичиро то и дело тормозит, но я быстро беру инициативу в свои руки, ведя его в нужном направлении, доминируя, но делая вид, будто подчиняюсь его воле, как и должно быть. Парень же всеми силами старается реабилитироваться в моих глазах, сглаживая свои косяки и вроде пытаясь настроиться на ведущую позицию. Его главная ошибка в том, что он не расслабляется. Он слишком напряжен, слишком сосредоточен и зациклен на той мысли, как бы случайно не ошибиться. Мой тренер по танцам всегда говорил мне, что этого не стоит делать ни в коем случае.       Когда ты танцуешь, тебя не должно интересовать ничего, кроме этого самого танца. Стены этого клуба пробуждают во мне не самые приятные воспоминания, как впрочем, и слегка нервные касания Юи, но я спокоен. Мне мешают лишь взгляды окружающих, но даже их я успешно игнорирую спустя небольшой промежуток времени. Сейчас есть только я, эта музыка и Юичиро, держащийся за меня, как за последнюю опору и кусающий и без того обветренные и поврежденные тонкие губы. Больше ничего.       Губы, которые хочется поцеловать по окончанию танца. Руки, которые хочется сжать и больше никогда не отпускать. После произошедшего два года назад я стал побаиваться тесно контактировать с людьми, хоть Крул и таскала меня по психологам, но именно с ним мне иногда хотелось буквально слиться в одно целое. За подобные мысли я часто наказываю себя, долго стыжусь этого, но вскоре вновь становлюсь той бесчувственной тварью, образ которой успешно держу на людях. Пожалуй, этот парень был для меня одним огромным исключением.       Вот он неосторожно ступает на ногу, на мгновение вздрагивает, но скоро вновь восстанавливается, а я и не замечаю, как моя рука перемещается ему на спину, придерживая. До конца этой пытки, после которой я, конечно же, немедленно сбегу, остаются считанные минуты. И я жду их. Мои руки перемещаются все ниже, и вдруг Юи отчего-то краснеет, но не вырывается, хотя я вижу, что по неизвестной мне причине мои касания ему не нравятся.       Я знаю — если расслабиться, можно решить многие проблемы. И даже получить кайф от того, что изначально пугает тебя или раздражает.       Музыка затихает. Родители и прочие гости встают со своих мест и начинают аплодировать. Некоторые из них, кто страдает сентиментальностью как моя мать, немедленно пускают слезы и трепетно стерают их носовыми платками. Видеть плачущую Крул было для меня крайне дико, но даже этому не удается перевесить желание сбежать отсюда как можно дальше, что я и делаю спустя пару минут при первой подвернувшейся возможности когда мои одноклассники направляются обратно в зал.       — Мика! — зовет Аой, но моя мать перехватывает ее, в следующий момент махая рукой и говоря «Не трогайте его».       Я быстро перемещаюсь между реквизитом, наваленным большими кучами прямо на пол. Благодаря природной худобе мне это удается, и скоро, несмотря на удивление встретившегося мне персонала, я просачиваюсь через запасной выход наподобие веранды.       Время идет к вечеру. Воздух наполнен прохладой и сыростью, трава вокруг здания мокрая, покрытая крохотными блестящими каплями, от чего та кажется заметно ярче. Небо в некоторых местах все еще затянуто плотными тучами, стремительно уплывающими в сторону севера. Я опираюсь ладонями об деревянные перила, тут же ощущая противные влажность и холод, которыми пропиталась вся деревянная поверхность, после одергивая руки и зло рыча отряхая их от прилипших частиц древесины.       Я собственник. Эта часть моей натуры берет свои корни от моей обеспеченности благодаря хорошей зарплате матери. Внимание она старалась компенсировать деньгами, как и многие родители сейчас, пытаясь взрастить свое чадо очередным тусклым человеком. И тому, что я не стал им под влиянием большинства внешних факторов я обязан появлению в своей жизни именно Ферида Батори. Благодаря нему я увлекся музыкой и рисованием, стал разбираться в живописи и литературе, так как этот человек происходил из знатного, почти аристократического рода и имел в своем подчинении старинную библиотеку и целое поместье со стенами, со всех сторон увешанными разнообразными картинами. Благодаря ему я завязал со своими капризами, как впрочем, и с танцами, стал уделять больше времени внутреннему миру, а не внешности и развлечениям. Он был для меня как старший брат. Но чувство собственничества никуда не пропало. Я все еще раздражаюсь, когда те, кого я уже присвоил себе, уделяют бОльшую часть времени не мне.       Как и сейчас — я знаю, что Юичиро не будет моим. Понимаю, что он — не вещь, и я не могу им распоряжаться. У него есть своя воля и желания, исправить которые мне не под силу. От осознания этого все во мне переворачивается, выпуская наружу первобытное чувство, присущее всем мужчинам, а именно, культ вожака, на подавление которого уходит все больше и больше сил с каждым божьим днем. Хочется сломить, подчинить чужую волю себе. И контролировать свое эго все сложнее. Именно поэтому я убегаю после каждого особо тесного контакта с ним, чтобы не сорваться. Чтобы заняться самокопанием и прийти в себя, как мантру повторяя про себя одну лишь мерзкую фразу: «Он не твой, и никогда им не будет». Запустив пальцы в свои волосы, я сжимаю их, жмуря глаза и снова упираясь свободной рукой в чертовы еще не высохшие перила.       Будь проклят тот день, когда я встретил Хакую.       Несмотря на то, что дождь прошел уже дважды, земля казалась сухой. Влага исчезла так же неожиданно, как и появилась. Это прозвучит глупо и по-дурацки, но иногда мне хотелось исчезать так же, как и он. Как же глупо!       Сжав пальцы левой руки в кулак, я ударяю им по ни в чем не повинной периле, после отскакивая от неё точно ошпаренный и уходя в другой конец крыльца.       В общем-то, задерживаться на выпускном не было никакого смысла. Главное — я здесь был. Увидел, что собой представляет «выпускной», осуществил крохотную часть своей мечты, станцевав с Юи вальс, достойно показал себя в глазах матери. Нечего мне здесь делать.       Еще с минуту подумав, я достаю из внутреннего нагрудного кармана свой телефон. Захожу в древние заметки, скрытые паролем, который я вспоминаю тут же, хоть придумал его так, чтобы тут же забыть, нахожу не нужный и намеренно забытый номер и, скопировав его, вставляю в пустое поле набора номера и нажимаю на вызов. В трубке раздаются противне гудки. Внезапно я чувствую, как по щеке катится слеза — я собирался сбежать, упуская последнюю возможность признаться в своих истинных чувствах. Почему я не признался раньше? Главная причина тому — боязнь потерять друга. Единственный шанс успешно потрачен, молодец, Микаэла Шиндо.       Плотно сжав губы, я продолжаю слушать монотонные раздражающие гудки. Вскоре раздается до тошноты знакомый голос, но, только открыв рот, я понимаю, что это — автоответчик.       — Ферид! — буквально кричу я в трубку, дождавшись сигнала. — Забери меня!       И нажимаю на кнопку отбоя.       Конечно, я настоящий идиот. Не желая рисковать и задавить свое гребаное эго, я звоню тому, кого в обычное время придушил бы своими собственными руками. Своему бывшему, не нарушая известной традиции. Остается только напиться. Но это я еще наверстаю. Да, я готов напиться до чертиков. Напиться и переспать с ним, чтобы стало стыдно перед матерью, верящей в невинность своего сыночка. Он не откажет.       Кидаю телефон обратно в карман, только на этот раз располагающийся на брюках. В ожидании ответа спустя несколько минут корявого косплея на статую задумчивого человека, я начинаю перемещаться по веранде. Помещение здесь небольшое, небесно-голубого цвета, из-за чего я почти сливаюсь с его деревянными перилами, стенами и колоннами, но мне вполне хватает этого, чтобы ходить взад-вперед подобно психу. Чертово чувство… Я чувствую себя самой настоящей бабой, устроив тут истерику и внезапные осадки, без которых сырости хватало и так порядком. Причем, из-за моего эгоизма пострадает и безвинный в данной ситуации человек, с которым я не общаюсь вот уже целый год.       Внезапно за своей спиной я слышу звук открывающейся двери. И, развернувшись, вижу знакомую черную макушку.       — Мика? — проговаривает Юичиро, заходя на веранду и закрывая за собой дверь.       — Ты чего ушел? Тебя все потеряли.       — Плохо стало, — коротко бросаю я, вновь отворачиваясь в противоположную от двери сторону.       — Вернись в зал, — моих плеч касаются его руки. — Пожалуйста.       Вздрогнув, я резко дергаю плечами и быстро срываюсь с места, перемещаясь далеко в правую сторону. Юичиро замирает, так и зависнув с приподнятыми руками.       — Не трогай меня.       — Почему?       Я осекся. Конечно, так я и сказал тебе, что только от одного твоего прикосновения меня бросает в дрожь и в голову ударяет некое вещество, активирующее мой синдром самокопания, уничтожающий мои нервные клетки и травмируя и без того надломленную психику.       — Не нужно, — только и могу проговорить я. — Я сейчас уезжаю.       — Куда это?       — К Фериду.       Хакуя изумляется — он единственный из всех моих окружающих за исключением матери знает, что со мной сделал этот ублюдок Батори. Мне было боязно даже подумать о том, как он мог воспринять это. Страх охватывал меня, когда открылась истина — так глупо и по-случайности. Я снова боялся потерять своего друга, думая, что могу стать ему противен, у него появится отвращение. Но все обошлось. Он начал только успокаивать меня и все грозился убить моего мучителя. А имя этого самого мучителя стало известно только недавно.       — Но Микаэла… — начинает Юичиро. — Он ведь… Он…       — Я простил его.       — Что? — переспрашивает он, скорее всего, прекрасно все расслышав.       — Я простил его! — проговариваю я уже громче.       — Ты с ума сошел?! — наконец, взрывается парень. — Просто взял и простил?! Да его же убить мало! — он подходит ко мне и, развернув меня лицом к себе, заглядывает точно в глаза. — Его живьем закопать мало, а ты его прощаешь?!       Некоторое время я смотрю на него, но вскоре все же отвожу взгляд и недовольно кривлю губы. Зачем я вообще рассказал ему о Фериде?       — Скажи, он тебе угрожал? — все-таки после моего продолжительного молчания он, кажется, успокаивается и спрашивает меня уже тихо. — Может, он тебе что-то там наплел? Сам же говорил, что он запросто может обмануть!       — Никто мне не угрожал и ничего не плел!       — А что тогда? Лично я больше не вижу причин для этого! Я все еще верю в твою светлую голову, и знаю, что ты не стал бы прощать за такое добровольно!       Какая причина? Я просто не хочу терять тебя, болван.       — Значит, плохо знаешь, — Я вздыхаю и тут же высвобождаюсь из хватки замершего Хакуи, направляясь к двери. — Разговор окончен. И давай больше не обсуждать это.       Юичиро молчит. Я стою к нему спиной, поэтому не вижу его реакцию, достигая двери и затем касаясь рукой дверной ручки.       — Да как ты…! — вдруг шипит он. — Тебе совсем мозг отказал?!       Снова он начинает свою шарманку.       — Хватит.       — А если он захочет сделать это еще раз? Ты просто примешь это? Смиришься?!       Невольно в голове всплывают моменты из событий того самого злополучного вечера в Касуми. Как Ферид вывел чуть выпившего меня на эту самую веранду, как бы невзначай завел разговор о близости, пока я разглядывал звездное небо. Потом поцеловал. Ну, а когда я потерял бдительность, уже начал лапать меня и впоследствии затащил за ширму, за которой располагался диван и вроде как стол, которые сейчас отсутствуют. Я даже не помню, с чего все началось. Помню только, как моё тело оказалось придавленным к кожаной поверхности дивана, а руки прижаты чужими над головой. Потом я помню только как моя мать тормошила меня, без чувств свалившегося на первое попавшееся кресло. Но в том, что Ферид отнюдь не был груб и не избил меня, я уверен точно.       — А может быть, я хочу этого? — не выдержав, мои нервы сдают, и я краем глаза смотрю на человека за своей спиной.       Юичиро замер, глядя на меня расширившимися от шока зелеными глазами и уменьшившимися до размера мака зрачками. Мне даже на секунду показалось, что он побледнел.       — Это ведь… Ты ведь стал из-за него… — Он все еще пытается найти мне оправдание.       — Кем? Педиком? — Я поворачиваюсь к собеседнику полностью, глядя на него и прищуривая глаза. — Чтоб ты знал, я был им всегда, Юи! И Ферид был моим бойфрендом.       Отлично, теперь все кончено. Юичиро перестал открывать и закрывать рот, просто смотря на меня и даже, — о, Боги! — слегка, почти незаметно поморщился. Увидев это, я снова поворачиваюсь к двери, напоследок кинув короткое «Прощай!», и покидая ненавистную веранду, где моя жизнь сломалась дважды.       Обслуживающий персонал уже не глядел на меня, пока я несся обратно в зал. Не доходя до кулис, я остановился, выглядывая из-за них. Программа все еще шла. Не решившись возвращаться, я повернул обратно и, найдя какой-то стул в коридоре, сажусь на него. Согнувшись пополам, я вцепляюсь в свои волосы. Скоро в глазах начинает предательски щипать. Будто пытаясь заглушить душевную боль, я сжимаю собственные волосы, но этого оказывается недостаточно. И уже скоро на брюки капает первая слеза. Чтобы не зарыдать, я плотно сжимаю губы. Снова я веду себя как баба! Почему я вообще не родился девушкой?! Хотя… Вряд ли бы Юичиро полюбил меня.       Вдруг в нагрудном кармане я чувствую вибрацию. Распрямившись, я достаю телефон и, не задумываясь, отвечаю на звонок.       — Прелесть моя, это правда ты? — раздается из трубки веселым голосом.       — Забери меня… Пожалуйста, — я говорю шепотом, только бы не зарыдать.       — Ты в Кацуре?..       — Нет. Я не в клубе, — чтобы не выставлять свою мать лгуньей, я намеренно вру. — Сейчас скину адрес по смс. Ты приедешь?       — Конечно, зайчик!       Я пытаюсь улыбнуться, но это получается больше похоже на оскал. Я ищу спасение в том, кто надругался надо мной.       Скоро я поднимаюсь и, предупредив мать, выхожу из помещения. Она удивилась, что я собрался уезжать с парнем, которого так яро не хотел видеть на своем выпускном. Но, сославшись на плохое самочувствие, мне удалось ускользнуть. Я прошел две автобусные улицы, остановившись возле продуктового магазина, в котором часто бывал я со своим классом. Скинув адрес коротким смс, я принялся ждать, присаживаясь на скамейку близ находящейся остановки. Мимо проносятся множество машин, бегут люди, вокруг та же картина, которую я видел по дороге сюда. Поэтому я просто прикрываю глаза и запрокидываю голову назад, слушая звуки города.