fault lines

      Заставить Питера запрокинуть голову и легко поцеловать его в чувствительное местечко под челюстью, чтобы услышать тихий и будто бы удивлённый стон.       Прижаться губами к его шее и найти нить пульса, бешено частящего под чуть влажной кожей.       С нажимом провести ладонью вдоль позвоночника до поясницы, с жадностью впитывая и вбирая в себя чужое тепло.       И, наконец, измучив себя и Питера тягуче-сладким ожиданием, обжечься (каждый раз — как первый) украденными у самого дьявола минутами.       По настоянию Уэйда — в полнейшей темноте, будто электрический свет, пойманный в стеклянный плен окон, ослепит их изломанным сиянием грёбаной сверхновой. Настоянием были перехваченные запястья и жадные поцелуи, переплетающиеся с бесконечным повторением дорогого имени — хриплым шёпотом, до полной утраты значения.       Уэйду хочется буквально вплавиться в тело Питера — так он смог бы с ним никогда не расставаться. Ни этим утром, когда оно расплещется по небу и небрежно выкрасит стены в оранжевый, ни следующим, когда, быть может, не станет этих стен, ни даже тем, когда не станет неба.       Но Уэйд лучше умрёт (и чёртова вина ему поможет), чем отравит Паркера собой. Он усвоил одну простую истину: чтобы уберечь от всех бед того, кого ты любишь, достаточно просто исчезнуть из его жизни.       Питер говорит, что это всё чушь, и снова тянется к Уэйду. И Уэйд поверил бы ему, чтобы позволить себе остаться, но… …но, Питер, ад был создан не для тебя.