Не любящие

Оля и не заметила, как-то внезапно закрутилось это все. Сбежала из дома по наступлению совершеннолетия, думала, неделю будет наслаждаться свободой, а возвратиться оказалось некуда. Обидчивые были родители. Раз сбежала, значит, живи, как хочешь. Мы тебя восемнадцать лет растили, а теперь убирайся, раз там тебе лучше. Поступить-то поступила, а жить где? И вот тогда она встретила Лину – друзья познакомили. Лина жила одна в большой квартире, с трудом хромала третий курс, пьянь и черная балагурка, с такой не уживешься, честное слово. Устраивала время от времени дебоши, приглашала к себе на вечеринки, да что-то никто не идет. На вписку весь город придет, перекантоваться народ так и прет, а чтобы на день рождения или просто так, к человеку – нет добровольцев. А тут Оля – робкая, несмелая, - и как сбежать-то вообще решилась? – на все согласная, было бы где жить. И как-то без усмешки, без презрения, по-доброму она смотрела на Лину, по-собачьи преданно, как на свою покровительницу. Это Лину раздражало – даже пить стала больше, чтобы не видеть этих глаз, так бы и выбила, ей-богу. И на кой черт взяла такую неженку в дом? Никому почти на жилье не отказывала, так-то жить веселее. А теперь всех выгоняла, насмешливо так говорила: «Оле будете мешать. Она заучка, все с учебниками со своими». Как напьется, так задумчиво начинает на Олю смотреть, и все вздыхает, думает о чем-то. Ругалась страшно, бывало, Олю попрекала, готовиться мешала. Пойдет – разобьет чего-нибудь, а Оле прибирай, она же навроде уборщицы здесь. Оля только зубы стискивала: ничего, и не с такими уживались. Не сразу она поняла, что Лина влюблена в нее. А когда уже открытые приставания пошли, сопротивляться не стала. Парень или девушка – Оле разницы не было. Любовь она только в книжках и видела, а что вокруг нее творилось, так это сплошной разврат. Утешение плоти, а любви никакой нет. Даже не думала ее найти, так пусть будет хоть кто-то – ну, допустим, и Лина, почему нет? Пару раз порывалась уйти, когда надоедали скандалы и упреки, даже место себе приглядела, да Лина не пустила. Целовала прокуренным ртом, елозила по телу белыми сильными руками, и шептала грозно и уверенно: «Моя ты, Оля, моя и только». Лина не любит, когда Оля далеко от нее отходит, особенно когда в пьяном состоянии. Смотрит бешено, изрыгая ругательства, хватает больно за руку: «Куда идешь, сука ты приблудная?» Не понравится ответ – а он ей никогда не нравился, особенно если его не следовало – ударит. Иной раз так разукрасит, что на улицу выйти стыдно. А потом сама же каждый синяк и поцелует, извиняться по-другому не умеет – хвать в постель, и стони, что есть мочи. Такие у них были отношения. Яна, что их познакомила, спросила как-то спокойно, выдыхая сигаретный дым: - Спишь с ней? Оля потупила взгляд, и что-то упрямое в нем мелькнуло. Но сказала тихо, будто бы стыдливо: - Ну, сплю… - А любишь? Оля закусила губу. - Нет… - И правильно. – Потушила окурок о выступ стены. – Не за что ее любить. И я своего не люблю тоже. Машина у него дорогая, и выпивка всегда под рукой – что мне еще для счастья надо? – встрепенулась, не ожидая горечи, которую услышала в собственных словах. – А Мила, помнишь ее? Убилась. - Мила? – оцепенение Оли прошло. Она вскочила со ступенек, не зная, куда ей деться – хотелось прямо сейчас хоть куда-то побежать и хоть что-то сделать. – Почему ты мне раньше не сказала? Мила тоже помогала Оле обосноваться у Лины. Хороший человек была, эх, таких бы побольше. Всем помочь хотела, да только много нуждающихся, а она одна. Глаза Яны затянулись пеленой напускного безразличия. Рука тем временем потянулась к пачке – опять хотелось закурить. А ведь почти бросила, а? - А что тут скажешь? Сама только утром узнала. На, возьми, - протянула ей сижку. – Поможет. Оля сделала только одну затяжку. - Вены перерезала? – ответ был не нужен. – Когда похороны? - Завтра. - Пойдешь? - Нет. - А она бы хотела, чтобы ты пошла… У Оли из глаз текли слезы, а на подругу она смотрела враждебно. Встречались они редко, почти стали чужими друг другу, а потом снова что-то свело их вместе. Может, даже Лина – они с Яной закадычные собутыльники. - А ты разве пойдешь? – прервала Яна молчание, испытывающе глядя на Олю. Ответ прочитала по ее лицу. Не любила Оля похороны. Не любила смерть. – Тогда не упрекай меня. - Я и не упрекала, - пробормотала девушка. Явно видно, что врет. Хотела сказать пару ласковых, да не могла, не время для этого. Говорить уже было не о чем. Не очень-то они были откровенны друг с другом – еще тогда, в золотые времена, два года назад, когда были особо близки, и тогда много не договаривали. У Оли глаза были все красные, она старалась задушить в себе рыдания. И даже получилось – нечего при людях слезы лить, а дома можно. Лина, конечно, не поймет – люди для нее ничего не стоят, даже такие хорошие, как Мила. - Я видела, как Лина на тебя смотрит, - зачем-то сказала Яна. – Таким голодным взглядом. - Да, - невпопад сказала Оля. Что ей Линины взгляды? - Что дальше будешь делать, не знаешь? Не уйдешь от нее? – Оля качнула головой. То ли да, то ли нет, поди разбери. – Шесть лет ее терпеть будешь? - Пока не выкинет. - Тебя-то? Нет, не выкинет. Они медленно шли по широкой улице старых домов, вдыхали запах дождливой осени и отдаленный гул колоколов. Все казалось таким ненастоящим, будто они шагнули в сказочный мир, где им не было места.