Пошли мне ангела.

Едва он открыл глаза – кровь набатом застучала где-то в перепонках. Шум был такой, что Ньют даже непроизвольно поморщился, вновь закрывая глаза. По телу снова ходила дрожь, зудели дёсны, грудь сдавливал кашель. Опять этот грёбанный приступ. Кажется, вау-эффект задумки Данны спадает. Вновь открыв глаза, блондин сел на койке, свесив ноги, и, вцепившись руками до побелевших костяшек в край, заставлял себя глубоко вдыхать и выдыхать. Когда ему становилось хуже, девушка всегда заставляла его так дышать и повторяла, что она здесь, что ничего не случится, что ему лучше. И дышала вместе с ним. Сейчас её нет. Ещё не вернулась. Он был только рад, что Данна хоть так, но выбирается отсюда, подальше от него. Подальше от реальной угрозы её жизни. Несмотря на все его уговоры уйти, когда в парне, наконец-то, снова появилось сознание, она будто и не понимала всего ужаса ситуации. Словно не осознавала, что находится в замкнутом пространстве с ходячим трупом, который может разорвать её в клочья в любую минуту. Её ничто не могло отогнать от него, и это пугало Ньюта больше всего на свете. Вовсе не собственная смерть, не невозможность увидеться с шанками, по которым он сейчас начал скучать, или начал понимать, что скучает – не важно. Его пугало, что она будет рядом, когда ему вновь сорвёт крышу. Томас рассказывал ему, что произошло перед больницей. Сначала неохотно, но когда Ньют нажал на него – выложил всё подчистую. Сам парень помнил только, что стоял перед беловолосой девушкой, которая гладила его по щеке, плакала и умоляла держаться. То ли от присутствия его Пары, то ли волей случая ему удалось на какое-то время взять себя в руки. После того, как их схватили, он не помнил ровным счётом ничего. Странное ощущение комы, но при этом ты осознаёшь, что двигаешься. Снова его сознание вернулось, когда они были уже здесь, в этих коридорах. Он лежал на полу, на старом матраце, накрытый пледом. В нескольких шагах от него стояла больничная койка, с которой свисали тонкая рука и край одеяла. Он не понимал, где находится, что происходит и, даже, кто он такой. Во рту был отвратительный привкус металла и затхлости, дышать удавалось с большим трудом, кружилась и пульсировала дикой болью голова. Позже, когда попытался подняться, понял, что с конечностями всё ещё хуже, чем с самочувствием – руки и ноги почти не слушались, и ему удалось только сесть. Хотя, даже сидеть было непривычно и тяжело, приходилось прилагать все усилия, чтобы не рухнуть вновь. Когда он почти привык к более-менее вертикальному положению и мало-мальски осмотрел палату, где находился, проснулась Данна. Всё, что она говорила, воспринималось ещё тяжелее, чем попытка встать. Хотя, отдельные слова ему всё же удавалось понимать – «привет», «Ньютон», «больно», «можно». Последнее слово было скорее вопросом, и он кивнул. Впрочем, Ньют сразу же понял, что короткие резкие движения ему лучше не совершать – он терял ориентацию в пространстве. Ярче всего ему запомнилось, как девушка медленно слезла с кровати и села на ноги прямо перед ним, сложив руки на коленях. Она долго смотрела ему в глаза, затем позвала по имени и, когда он отозвался, заплакала. Сначала он решил, будто напугал ему тем жутким бурляще-лающим звуком, который вырвался из него вместо «да», но когда увидел, как она улыбается… Данна ждала его. Ждала, когда он придёт в себя, когда узнает её. Блондин тряхнул головой и встал с постели. Конечности всё так же плохо слушались его, но явно лучше, чем в первый раз. Двигаться, дышать, быть в сознании – всё было больно. Немудрено, ведь остановлен процесс разложения и сейчас тело пыталось восстановиться. Хуже всего было с головой – иногда он выпадал из реальности, теряясь в лабиринтах воспоминаний – о Глэйде, о ребятах, что жили там прежде, о собственном прыжке, о том, как стали появляться новички, о побеге, о втором побеге, о заброшенном супермаркете… Иногда всё это сваливалось на него огромной кучей, и он почти захлёбывался информацией. А ещё он, кажется, стал вспоминать свою семью. В смысле, настоящих маму и отца, сестру. Ньют очень отчётливо помнил её имя – Лиззи. И, наверное, он уже видел её, не так давно. Где-то рядом. Парень вышел из палаты в коридор – нужно было заставлять себя двигаться. Если Данна так старается, делает, в буквальном смысле, всё, чтобы он жил – сам он не может ни сдаться, ни жалеть себя. Не имеет права. Она тянет его вверх в то время, как он сам махнул на себя рукой. Ньют не может оставить попытки выжить. Дальше по коридору раздался лязг железа и скрип петель старой двери. Блондин насторожился и медленно стал продвигаться к источнику звука. Шаги, которые последовали за повторным скрипом, были тяжелее, чем он привык слышать за всё это время с Данной. Так что, возможно, это парень. Может быть, кто-то знакомый. Но, в любом случае, бдительность лучше не терять – он, как-никак, всё ещё шиз и жутко опасен для нормальных людей. И нормальные люди будут от него защищаться, а он обещал Адаминне быть осторожным и держать себя в руках. Лязгнула дверь отсека, где он сидел раньше. Странно, что там могло понадобиться людям? Вряд ли он мог оставить какую-нибудь необходимую информацию о себе и своём поведении. Завернув за угол, Ньют увидел распахнутую настежь дверь отсека. Мгновение спустя на его пороге показался парень. Он среднего роста, немного крупнее самого Ньюта, с копной тёмных волос и тёмными глазами, которые сейчас смотрели на блондина. - Ньют. Голос был очень знакомым, и бывший Бегун отчаянно силился вспомнить, кому же он принадлежит. Однозначно, кому-то важному для него – иначе бы не возникало такого сильного желания вспомнить. Вероятно, этот человек близок ему. Ньют чуть наклонил голову, и перед глазами встала картинка – он стоит посреди перепаханной земли и приставил ко лбу руку на манер козырька, чтобы рассмотреть напуганного темноволосого паренька с россыпью родинок на лице, с которым его хотят познакомить. Воспоминание, точнее напряжение из-за упрямых попыток вспомнить человека и имя причиняет физическую боль, но у блондина получается улыбнуться: - Томми. Он произнёс знакомое имя хрипло и ломано, но достаточно громко, чтобы друг услышал. - Ты помнишь, - на лице Томаса расползалась улыбка, грозящая выйти за пределы лица. Радость переполняла его. Адаминна была права, всё это время она была права. Она боролась за их друга, верила в него и… Сейчас он как никогда был рад, что седовласая настолько упряма – большей упрямицы он ещё не встречал. И парень шагнул было к Ньюту, но тот сделал шаг назад и прохрипел: - Нет. Блондин сам не знал, как поведёт себя рядом с другими людьми. Он явно не был готов к контакту с кем бы то ни было. Да, удалось вспомнить имя, но он должен быть осторожен, чтобы не причинить кому-нибудь вред. Он обещал. Боль усиливалась, заставляя щуриться и отворачиваться от света. Голову будто сдавили, кровь снова стучала в ушах. Парень зашёлся кашлем, продолжая отходить от Томаса. Тело сотрясла дрожь, и он рухнул на колено, зажимая ладонями уши. Стало страшно, что он сорвётся снова – приблизительно так начинались приступы безумия, вызванные вирусом. Страшно потому, что он мог контролировать кашель и, отчасти, голос. Но он не мог ухватить ускользающее сознание. И не мог остановить безумие. Дышать стало совсем тяжело – кашель усиливался и грудь будто сдавливали стальным кольцом. Он должен сказать Томасу, чтобы тот уходил. Уходить нужно сейчас, пока он ещё может сдерживать себя и может сказать другу хоть что-то. Прохладные маленькие и мягкие пальцы коснулись щеки, и он резко распахнул глаза, не помня, когда успел зажмуриться. Взгляд тёмно-синих глаз был спокойным и направленным только на него. Его будто поймали при падении. Адаминна что-то говорит, но он абсолютно ничего не слышит из-за головной боли и попыток сдержать кашель. Девушка не отводила взгляд и продолжала говорить. Пальцы ласково гладили его по щеке, другую ладонь она положила на его грудь, где всё ещё билось сердце. Он смотрел в её глаза – голова продолжала болеть, всё ещё душил кашель, тело ещё трясло, и нежные руки Данны всё ещё были прохладными – но он согревался. Ему становилось теплее, значительно теплее. Сцепив зубы, сдерживая кашель, он постепенно опускал руки, отпуская голову. -… Вот так. Ты всё правильно делаешь, - седовласая говорила достаточно тихо, но он слышал. – Я же говорила, что ты можешь, Ньютон. Давай, дыши со мной. Всё хорошо. У тебя всё получается. Ну же, вдох… выдох… Он внимательно смотрел на неё и старался вслушаться в каждое слово, что она произносила. Сейчас он никак не может сдаться, он должен бороться, должен держать себя в руках. Должен жить. Хочет жить, чтобы видеть её, быть с ней. Он не знает, сколько прошло времени. Вообще в нынешнем состоянии очень сложно ориентироваться во времени и пространстве. Но всё же, постепенно дрожь отступала, и ему удалось подняться вместе с девушкой на ноги. Почему-то стало очень важно дать понять ей, что ему лучше. Но как это сделать, если ты выглядишь как поехавший хряск, готовый в любую секунду растерзать её? И всё же у блондина получается прохрипеть её имя почти ровно: - Данна. Седовласая кивнула ему. Она поняла. Без малейшего понятия, как ей это удалось, но она поняла, что он хотел сказать. - Да, - она улыбнулась ему и взяла лицо в ладони. – Я знаю. Прости, что так задержалась. Говорить Ньют больше не мог, кашель прошёл, но лёгкие и горло ещё горели, поэтому он лишь неуклюже обнял её чуть выше талии. Она же прижала его к себе, уткнувшись лицом в его грудь, и гладила по спине. - Будь со мной, - выдохнула она. Он постарался аккуратно сжать её, давая понять, что слышит её, что даёт обещание. - Охуеть. Хриплый рык раздался эхом вслед за тихим возгласом азиата, застрявшего на входе в коридор. Адаминна, будто и не слышав Ньюта, аккуратно развернулась в его руках лицом к брату и приложила палец к губам, а затем пояснила: - Ничего резкого, Минхо, прошу тебя. Ньютон ещё не восстановился. Минхо медленно кивнул и повторил уже намного тише: - Охуеть. Томас же стоял, не шевелясь, и почти не дышал – он не мог поверить своим глазам. Всё, что раньше произошло на его глазах, просто не укладывалось в голове. Будто всё было не реально. Он видел, как меркнет сознание друга, как и тогда, у больницы. Он даже потянулся за пистолетом на поясе, но мимо пробежала их маленькая девчонка, падая на колени перед блондином, совершенно не заботясь о том, что, вероятнее всего, разбила колени, и начала говорить с ним. Касалась его. Уму непостижимо. Этого просто не может быть, чтобы живой человек смог успокоить шиза. Видимо, последнюю фразу он произнёс вслух, потому что его настиг укоряющий шёпот: - Не говори о нём так. Томас вздрогнул. Адаминна взяла Ньюта за руку и потянула за собой к выходу из коридора, а он шёл за ней нетвёрдой походкой, но настолько уверенно, что… Нет, Томас всё ещё не может поверить глазам. - Даже если ты безумно напуган, ты не имеешь права ставить на нём крест. * * * Все ребята давно разошлись спать, и ей даже удалось уговорить Ньютона немного вдремнуть. Хотя, если подумать, это было гораздо проще, чем уговорить его выйти из блока, где они с Галли заперли его. Он упрямо твердил одно и то же – «опасно» - и совершенно не желал сдвигаться с места. Всё же, пока она уговаривала блондина пойти в лабораторию, остальные ребята вместе с девчонками максимально быстро сооружали палату для него. Где они теперь и находятся. В боксе лаборатории, когда она с Ньютоном спустилась сюда, был только Аларик – Терезу он вытурил угрозами мучительной смерти от рук самой седоволосой. Большое скопление людей должно было спровоцировать новый приступ у блондина, а Ада за это точно спасибо не скажет. Надо признать, что и Аларик повёл себя максимально благоразумно и профессионально – всё необходимое он измерил и взял не более, чем минут за десять, и скрылся за дверью, оставив их в тишине, за что девушка была ему очень благодарна. Впрочем, едва Ньютон уснул, Рик вернулся. Они долго молчали – учёный что-то записывал в планшете, а девушка просто наблюдала за спящим парнем. Как же ему сегодня досталось. Она удивлена, что он так хорошо справился со всеми потрясениями, а ведь это очень тяжело. - Ты ведь понимаешь, что он будет чертовски зол на тебя? Вопрос, раздавшийся в тишине, заставил её вздрогнуть от неожиданности. Да, она это отлично понимала. Но у них нет другого выбора. - Я знаю. - И я не уверен, что у нас получится. Шансы, как бы это сказать, не то, чтобы один к девяносто девяти... Будет просто чудо, если хоть одна сотая процента шанса наберётся. Она обернулась к мужчине. Адаминна абсолютно ничего о нём не знала. Её вырастили чужие люди, потому что мать пыталась спрятать её от учёных, к касте которых принадлежал её биологический отец. Который, к слову сказать, до определённого момента даже не подозревал, что она его дочь, но сейчас это уже не важно. Важно то, что она доверяла ему. Верила в него. - Ты один из людей, создавших этот чудовищный вирус-убийцу, который не щадит никого. Ты – единственный, кому удалось создать Абсолютного Иммуна. - Адаминна, - он вздохнул. - Да перестань, - она хмыкнула. – Это даже прикольно чувствовать себя Росомахой. Я почти как Логан, только без адамантового скелета и когтей. Учёный болезненно зажмурился. - Я не злюсь на тебя, Рик. Я знаю, что ты не желал мне зла. Всё случилось, как случилось, - девушка пожала плечами. – Позже мы можем всё это обсудить, если хочешь. - Позже может не быть, - Аларик посмотрел на неё. – Я же сказал, что это почти нереально. - «Почти» не значит «совсем».