***
— Девушка… девушка, простите, — старческий голос в компании со слабыми потряхиваниями за плечо разбудил прикорнувшую девушку. Мегуми разлепила глаза, тут же смотря в сторону пожилой женщины со сморщенным, похожим на мопса лицом, но добрыми светло-голубыми глазами. — Что такое?.. — тут же сонным, но неизменно звонким голосом спросила девушка, невольно зевая и потирая слипающиеся веки. — Простите еще раз, просто я узнала в вас Мегу-тян. Простите, если ошиблась… — старушка поклонилась. Мегуми села поудобнее, теперь уже с интересом смотря на незнакомку и пытаясь вспомнить её лицо, седые волосы, потрёпанное старое кимоно. Но тут взгляд упал на руку женщины, которой она держалась за поручень — маленькая фенечка подтвердила смутные предположения: — Вы ведь Сарумадо… Мэй-сан? — робко спросила приезжая, теперь уже слабо улыбаясь и оглядываясь — автобус наполнился людьми. — Ох, как я рада! Мегуми! Как давно тебя не видела, как ты выросла, как похорошела! — далее последовало множество эпитетов и восторгов по поводу того, как быстро растут и хорошеют «маленькие птенчики, только недавно гулявшие на заднем дворе её дома». Сама же Мегуми всё это внимательно слушала, конечно, не без натянутой улыбки, особенно на теме необходимых женихов для передачи такой красоты новому поколению. Когда тема зашла в это русло, Имагава всё же мягко остановила свою бывшую няню, жестом руки и сдержанной улыбкой: — Мэй-сан, — по старой памяти проговорила Мегуми, надеясь, что за такое обращение ей не прилетит щелбан, — я сюда не просто так приехала. Мой отец… Вы случайно не общались с ним на днях? — Ах, — старушка тут же покачала головой, увидев серьёзное выражение лица девушки, — как же. Общалась. На той неделе. — На той неделе… — эхом отозвалась Имагава, сложив руки на груди и переведя взгляд на дорогу. Пыль поднималась от колёс, создавая своеобразное облако, которое следовало за автобусом и попадало в поле зрения уже вставшей на ноги школьницы. Солнце клонилось к горизонту, из-за чего свет стал более оранжевым, опаляя пустынную дорогу и не слишком плодородную почву. Судя по тому, что поля постепенно сменялись маленькими домишками, совсем неухоженными и заброшенными, то её храм, в котором жил отец, находился достаточно близко. Буквально на следующей остановке. Мегуми вдруг задумалась над тем, что она увидит по приезду. Хладный воняющий труп? Опустевшее и ограбленное здание? Что… — А что-то случилось, Мегуми? — голос старушки, которая восседала на месте Имагавы, вновь вывел школьницу из раздумий. — Я надеюсь, что нет. Но он давно не пишет и не звонит, не отвечает. И никто не видел его после вторника, — девушка пожала плечами и ещё раз выглянула в окно. Промелькнул указатель на храм, и девушка встала рядом с дверью, помахав старушке на прощание: — Я зайду к Вам на чай, если Вы не против! — О, я буду только рада, мой сын тоже будет рад, пусть ты и не помнишь его. Надеюсь, что Такеши будет в порядке, — активно для своих лет закивала Мэй, и Мегуми вышла на своей остановке.***
Храм сам по себе никогда не был достоянием этой деревни — просто тихое и укромное место, память о чём-то древнем, а Такеши Имагава был единственным, кто захотел и кто мог следить за ним по своему статусу и, соответственно, желанию. На вид он ничем не отличался от самых простых подобных заведений: бежевые стены, покатая крыша с черепицей, красивые ворота, но обшарпанный вид, который говорил о том, что денег на реставрацию откровенно нет. Задний двор, правда, всегда радовал не только прихожан, но и саму Мегу, которая сама не любила возиться с землёй, но любила смотреть на красивые вещи. Всегда ухоженная трава, полевые цветы, фонтанчик, цветочная горка, множество клумб — всё говорило о том, что хозяин храма очень любит и дорожит им. Мегуми же всегда росла проблемным ребёнком, так сказать, требовала большего от своего отца и сама добивалась многого: нашла школу, через которую можно попасть в одно из самых элитных учебных заведений Токио, но план провалился. Девочка не сдала пару экзаменов на нужные оценки, из-за чего всю начальную и среднюю школу провела в деревне, но потом смогла достигнуть успехов и перевелась в Токийскую, пусть и простую, но все же столичную, оставив отца. И об этом она никогда не жалела. До сегодняшнего дня. Крона невысоких деревьев шелестела на ветру, когда девушка ступила на порог храма, снимая по привычке туфли, оставаясь в чулках, а потом прошла вглубь здания, сразу же громко прокричав: — Отец! Я дома! — с замиранием сердца ожидая ответа. Но его не последовало. Тогда Имагава тут же пробежалась по главной комнате, приметив полный порядок и отсутствие обуви, затем побежала по жилым комнатам, открывая створки и пытаясь найти комнату своего отца, его вещи, но всё, что она нашла — свёрнутый спальный мешок с формой храма рядом с ним. Сердце бешено билось, а Мегуми вновь побежала по храму, открывая каждую комнату, выискивая вещи, следы, хоть что-нибудь, что могло бы подтвердить, что её отец всё ещё тут. Кухня также пустовала, а подвешенный над полом котелок явно давно не наполнялся едой. Мегуми осела на пол, прикрывая лицо руками. Она теперь точно была уверена в том, что её отец не возвращался в храм достаточно давно, так как ещё с детства знала о его привычке всегда держать что-то над огнем, будто боясь, что еды не хватит. Свет нигде, естественно, не горел, а оттого школьница, заметив, что солнце скрылось за крышами далёких зданий и за пышными шевелюрами деревьев, поёжилась. Отец иногда пропадал. Этого Мегуми не могла отрицать. Но, если он пропадал, то всегда предупреждал об этом и никогда не уходил дольше, чем на два дня. «Пока рано судить, — решила Мегуми, поднимаясь с пола и пытаясь успокоиться, из-за чего невольно приложила руки к шее, как всегда делала, чтобы унять дрожь в ладонях. — Пока рано судить. Да-да, он просто задержался, но в полицию… нужно будет пойти в полицию. Не вернётся до утра, пойду в полицию». С этим решением девушка направилась ко включателю, щёлкнув им, — вся комната озарилась ярким светом большой подвесной лампы. Кухня представляла собой просторное помещение с небольшим столиком в центре и вокруг него разложенными подушками. По бокам у стен стояли небольшие комоды с разным содержимым: специи, столовые приборы, прочая мелочь, несколько разновидностей полотенец. Раковина находилась на улице, из-за чего в зиму всегда было несколько проблематично заниматься мытьем посуды, но… это до тех пор, пока не сделали ванную комнату, про которую Мегуми благополучно забыла. Зайдя и туда, девушка расстроенно выдохнула — снова ничего. Включив свет и там на всякий случай, девушка принялась закрывать ставни, комнаты, огородившись от внешнего мира и устроившись на кухне. Первым, что делала Мегуми, когда нервничала, неизменно был перекус с персиковым соком. Она вытащила из маленького холодильника упаковку, которая оказалась почти пустой, и закрытые консервы. Девушка подошла к шкафчикам, доставая бокал, тарелку, вилку, а затем вывалила на последнюю неприятно выглядящую, да и пахнущую массу. Аппетит отпал сразу же, посему школьница принюхалась, но всё же оставила «еду» на лучшие времена. Сок девушка так же сперва понюхала, а потом встряхнула, но вдруг услышала странный бьющийся звук, словно внутри находился какой-то камешек. — Ну что ещё, — цыкнула Имагава, выливая остатки сока в стакан, и потрясла коробочку. Что-то всё ещё тряслось в ней, но никак не хотело выливаться в стакан, из-за чего Мегуми хмыкнула, решив, что это — дело принципа, достала кухонный нож и отрезала краешек картонного пакета. Вновь наклонив его над столешницей, девушка увидела жёлтый шарик из-под киндер-сюрприза, в котором обычно можно было найти коллекционные игрушки. Разломав шарик напополам, она, вопреки ожиданиям того, что он будет пуст, обнаружила в нём свёрнутую в рулончик записку. Слегка дрожащими от волнения пальцами Мегуми развернула её и тут же чуть не выронила, узнав размашистый и немного неаккуратный почерк отца — он никогда не дописывал хвостики иероглифов. Сердце забилось быстрее, застучали в ушах барабаны. Значит, всё же исчез не бесследно, оставил хоть какую-то записку, подсказку? «Мегуми, если ты это читаешь, с большой вероятностью меня уже нет среди живых». После этих строчек девушке захотелось отшвырнуть вмиг ставшую ненавистной бумажку, лишь бы не читать продолжение. Значит… отец мёртв? Выходит, не зря она волновалась?.. Ах, если бы только она могла помочь ему раньше, хоть чем-то, какой-то незначительной мелочью… Ладно. Имагава взяла себя в руки и продолжила читать. «Скорее всего, следующей целью станешь ты. И, чтобы себя защитить, ты должна забрать некоторые вещи из моего тайника». Защитить себя? Стать целью? На миг Мегуми показалось, что её отец сошёл с ума или это как в кино: он был шпионом и двойным агентом, но теперь исчез, а Мегуми может знать секретную информацию? Что за вздор и американизм! Ну кому нужен служитель захолустного храма на востоке Хонсю и его учащаяся в Токио дочка? Храм небогат, подношения редки, у семьи практически нулевой заработок, и живут они лишь на пенсию отцовского предприятия, которое он покинул, едва ему исполнилось шестьдесят лет (работа на электрохимическом производстве не из простых, вот и пенсия там аж на десять лет раньше, чем у обычных японцев). Но всё же Мегуми отцу верила и очень хотела верить в то, что это очередная его дурацкая шутка, военная игра, одна из тех, в которые отец часто ввязывал в детстве дочку, и поэтому продолжила читать записку: «За храмом находится колодец, из которого я брал воду для омовений. Рядом с ним ты найдёшь алтарь — камень с выдолбленной нишей и статуэтку Будды в ней. Остальное позже». Что значит «позже»? Мегуми опустилась на стул, обхватив голову руками. Записка от отца не прояснила ничего, а лишь запутала её. Какого чёрта всё это происходит именно с её семьёй? Почему именно её отец должен был пропасть? У Имагавы уже начал нервно дёргаться глаз. Она никогда не любила подобные загадки, даже в далёком детстве игры вроде казаков-разбойников вызывали у неё искреннее отвращение, перешедшее позднее на детективы в любой ипостаси — будь то фильм, роман или даже игра.***
На улице было невообразимо жарко даже ночью. Мегуми недовольно поморщилась, ведь почти сразу же после того, как она вышла из храма, на лбу выступил мелкими каплями пот, который пришлось утирать рукавом и так мокрой от пота блузки. Она недовольно прикусила губу, обходя здание по вымощенной неровным камнем заросшей мхом дорожке. Наконец показался массивный навес, что прикрывал колодец для омовений прихожан от прямого солнечного света, а рядом с ним и вправду был небольшой каменный алтарь. «Странно, — пронеслось в голове Имагавы, — в прошлом году и на Новый Год его точно тут не было. Отец снова перестроил задний двор?» Она присела на корточки и на секунду сложила ладони в молитвенном жесте и прикрыла глаза. Как верующая буддистка она не могла отодвинуть священную статуэтку, не попросив предварительно у Будды прощения. Набравшись смелости, она аккуратно отодвинула статуэтку в сторону и нашла ещё один контейнер из-под игрушки. «И что за странное место для записок? И почему вообще записки? Это же непрактично…» — возмущенно сопела девушка, жадно вчитываясь в текст. Но в отличие от того, что она нашла в холодильнике, он был грязен и немного порос мхом. Всё-таки в нише было довольно влажно, с учётом того, что рядом находился ручеёк. Очередная записка от отца всё тем же почерком гласила: «Иди в лес, что за храмом. Найдёшь ту реку, где мы с мамой давным-давно отдыхали? Иди вверх по её течению и найдёшь старое святилище. Там находится то оружие». Мегуми вздохнула, но всё же поднялась на ноги и побрела в сторону леса, оглядевшись. Разумно ли это? Ночью идти в лес, когда отец говорит тебе остерегаться? Едва ли… Но Имагаву подгоняло что-то другое. И это «что-то» называлось надеждой. Надеждой на то, что она найдёт больше ответов о своём отце и не будет винить себя в том, что оставила его, покинула и уехала в город, как блудная дочь. Размышлять над поступками отца не было уже ни времени, ни сил, ровно как и над своими. Хотелось просто поскорее разгадать загадку, найти это самое оружие, а потом обратиться в местный полицейский участок к дяде Нобу, чтобы отца начали разыскивать. В лесу была хоть какая-то тень от раскидистых сосен, чьи верхушки уже давно затерялись в небесах. Хотелось пить, но до речки, которая славилась своей чистотой, было совсем недалеко, так что Имагава терпела. «Отвратная погодка, — подумала она. — Хоть в лесу мог бы быть ветерок…» — но ветерка не было, и приходилось страдать и обливаться потом, проходя через редкие кустарники и валявшиеся то там, то тут поломанные ветви. Наконец потянуло лёгкой, но ощутимой прохладой. Река! Мегуми прибавила шагу, и вскоре стояла у берега небольшой, примерно в её рост шириной речушки. Она помнила, как в детстве, когда мама ещё жила с ними, они всей семьёй ходили сюда купаться. Это было их «особое место». Маленькая Мегуми излазила все окрестности и, разумеется, ещё давно нашла маленький заброшенный храм. Отсюда это было минут пять бегом, значит, за пятнадцать она туда дойдёт. Рядом с рекой идти было проще, и Мегуми прибавила шагу, но через секунду, пораздумав, остановилась и присела у воды, переводя дыхание и вскидывая взор к небу. Луна представляла собой тонкую, едва различимую ниточку полумесяца, которая освещала лес достаточно ярко для того, чтобы Имагава, которая от природы не отличалась особой грацией, ни разу не упала в темноте. Звёзд видно не было, что весьма подозрительно для сельской местности и времени года: всё закрывали плотные облака, не решающиеся трогать лишь Ночную Королеву. Набрав в пригоршни воды, она отпила немного, чувствуя, как та наконец-то успокаивает мучившую её ещё с вокзала жажду. Теперь можно было продолжать путь, и повеселевшая Имагава бодро зашагала вперёд. Как ни странно, живности она не встретила, хотя этот лес был населён всевозможными кроликами, белками и прочими мелкими грызунами. Наконец из-за деревьев показался невысокий холм, а на нём — почерневшие от времени деревянные стены храма. Взобравшись на холм, Мегуми обнаружила, что главный вход в храм завален ветками и пробраться в него даже она со своей миниатюрностью не сможет. Значит, отец использовал другой вход, понять бы только, какой… Девушка уже на подкашивающихся от усталости ногах обошла ветхое здание и обнаружила, что на противоположной стене от той, где был вход, выломаны несколько досок, освобождавшие достаточно пространства для взрослого упитанного человека, каким и был её отец. Протиснувшись в дырку, девушка с нескрываемым отвращением вытащила из волос паутину, процедив недовольное «фу» и проверив волосы на наличие того самого паука, в чью ловушку она угодила. Аккуратно ступая по явно прогнившим доскам, она старалась не упасть, чтобы не дай бог не привлечь к себе внимание, правда, пока что непонятно чьё. Было ли ей страшно? Да. Мегуми предпочитала отсиживаться дома, избегая любых приключений, которыми и так не пестрила жизнь простой школьницы, но сейчас адреналин буквально бурлил в её венах, заставляя продвигаться всё дальше и дальше к цели. Когда она уже была на середине молельного зала, где-то над её головой пронзительно закричала птица. От страха Мегуми рефлекторно дёрнулась, её нога скользнула по мокрому мху, устлавшему пол, и девушка со всего размаху рухнула на полугнилые доски. Дерево затрещало, ломаясь, но вопреки ожиданиям полёт вниз был неожиданно недолгим, однако болезненным. Ошарашенная Мегуми не могла даже закричать, как рухнула на каменный пол, больно ударившись копчиком, отчего тут же взвыла и закусила губу. Искры посыпались из глаз не только из-за подкатившей боли, но и из-за странного звука, который точно не предвещал ничего хорошего. В неизвестном помещении царил полумрак. Лишь откуда-то сбоку, из какого-то грубого подобия слухового окна пробивались маленькие лучики лунного света, в которых можно было заметить летавшую везде пыль. Мегуми чихнула, а потом ещё раз и ещё раз. Протерев заслезившиеся глаза, девушка наконец огляделась. Все выбоины и ниши в стенах были заставлены подставками под мечи. Большинство были заняты, пустовали лишь шесть из них. Самые разные клинки… От коротких, в её предплечье длиной танто до сиротливо прислонённой к стене нагинаты. Мегуми, как никто другой, знала о том, что её отец всегда увлекался мечами, изучал их, ездил в музеи, чертил к ним разные схемы и, конечно, обучал дочку, которая с детства предпочитала что-то спокойнее войнушек, вроде музыки или танцев. Однако Имагава-старший оказался крайне настойчив и навязал дочери большинство знаний о мечах и их строении, заставив записаться в местную секцию кендо и посещать её регулярно, что опять же вызвало бурю негодования со стороны Мегу. Имагава нерешительно подошла к самому высокому импровизированному стеллажу. Посередине, как раз на уровне её глаз, лежал довольно короткий тати (или всё же длинная утигатана?..) в красных ножнах, отделанных золотом, и с обёрнутой красной тканью твёрдой шероховатой рукоятью. Стянув ножны, девушка удивилась, насколько зеркально чистым был клинок. Как будто его специально чистили и регулярно доставали из ножен для использования по назначению, о чём свидетельствовало багровое присохшее пятнышко у рукояти. Конечно, только тот факт, что оружие имело на себе явно недавно запекшуюся кровь, тут же заставил пройтись неприятному холодку по спине. Как так получилось, что у священника, храмовника оказалась такая коллекция мечей? И неужели именно её отец ходил с ними в бой? Все эти вопросы заставляли кусать губы до синяков, а кровь стыть в жилах. Она просто ученица третьего курса, в следующем году ей поступать, она должна думать об экзаменах, ну и, возможно, мальчиках, но не уподобляться Ларе Крофт. Со стуком, заставившим Мегуми вздрогнуть и чуть не выронить меч, упал на пол ещё один контейнер. Видимо, она только что случайно задела его… Вернув меч в ножны, она присела на корточки и открыла шарик. Оттуда выпала очередная записка. «Ты почти у цели, Мегуми. Рад, что ты дошла до этого места. Ты нашла моё пристанище, где я храню то самое оружие — самурайские мечи, способность оживлять которые была дарована мне свыше. Они будут защищать и тебя, как мою дочь. Тебе остаётся лишь разбудить их. Назови имя меча и попроси его проснуться. Удачи». Мегуми скомкала записку и засунула в карман юбки. Итак… Какой бы это белибердой не было, стоит попробовать. Она вновь забрала меч со стойки и вдруг заметила на обратной стороне маленькую табличку с иероглифами. — Кашуу Киёмицу, — проговорила немного нараспев она, вытаскивая меч из ножен и чувствуя себя при этом полной идиоткой. Ничего не произошло… Хотя стоп, что там говорил отец? Попросить проснуться? Мегуми коротко вдохнула, понимая, что если ничего не получится, то она сразу же пойдет в полицию и обо всем им расскажет, и произнесла, сжимая рукоять от нервов так, что костяшки пальцев побелели: — Проснись, Кашуу Киёмицу. Едва заметно вспыхнул алый свет, но от неожиданности Мегуми чуть не выронила меч. Только вот через секунду никакого меча не было, а она держала за руку довольно симпатичного черноволосого парня. Не слишком высокий рост, однако выше Мегуми почти на голову, красные глаза и лукавая улыбка на тонких губах. Одежда также оказалась не совсем обычной: явно военный и дорогой камзол, яркие серёжки и прочие украшения. Тот нахмурился и наклонил голову, из-за чего чёлка упала на глаза. — Может, отпустишь меня? Я тебе больше не игрушка. — Д-да, — с заминкой произнесла Мегуми, всё ещё ошарашенная преображением (преображением ли?..) меча в парня. Как такое вообще может происходить? Или она упустила момент, когда стала героиней тупого сёдзё-аниме или не менее тупой гарем-новеллы? Мысли роились в голове опять, она смотрела на незнакомца и понимала, что соображает очень туго. Картинка перед глазами начинает едва заметно плыть, но девушка мотнула головой, услышав следующую фразу словно сквозь вату. — Чёрт возьми, да отпусти меня уже, — цыкнул брюнет, сам выдёргивая руку из хватки Мегуми, не такой уж и сильной, впрочем. — К-кто ты? — дрожащим голосом спросила девушка, чуть хмурясь. — Что ты здесь делаешь? — А? Я? — совершенно по-детски удивился парень, с сомнением осматривая ту, кто его призвал. — Я речной ребёнок, Кашуу Киёмицу. Может, со мной трудно управиться, но я всё же хорош, — глаза его лучились бесстыжим самодовольством. Мегуми уже собиралась что-то сказать, представиться самой и отогнать от себя неизвестно откуда взявшуюся дрожь в коленях, озноб. Но язык её не слушался. Глаза начали медленно закрываться, по щеке и лбу стекали крупные капли пота. Девушка резко выгнулась дугой и застонала от боли, которая словно бы сжигала изнутри. Кашуу едва успел схватить её за руку и не дать упасть. — Вода… в реке… — простонала Имагава из последних сил. В уголке рта пузырилась слюна. Картинка потемнела, а слух и вовсе пропал. Единственное, что девушка почувствовала, так это то, как тянет кожу рук от чужих прикосновений, как она опускается на что-то твёрдое, а затем это «что-то» отдается вибрацией от бега. Через мгновение она потеряла сознание. Кашуу только и успел, что чертыхнуться: — Чёрт возьми! Говорил же, что нельзя на девушку полагаться! — парень усадил бессознательную девушку на пол, облокотив её о стену и огляделся в поисках других мечей. Но никто не был призван, все его друзья и братья спали мирным сном в своих ножнах. Этот факт опять же заставил брюнета вскипеть от некомпетентности его новой владелицы, про которую Санива-сан отзывался исключительно, как о «разумной и целеустремленной». «О, это разумная и целеустремленная теперь при смерти лежит, а я один! — цокнул языком парень, доставая собственный меч, свою оболочку, из ножен с характерным лязгающим звуком. — На кого вы нас оставили, Санива-сан!» Парень, цокая каблуками, быстро выбежал на улицу, подставив лицо под свет луны, и изучил местность. Теперь его долг — защитить эту непутёвую девицу, которая еле добралась до него. Иначе все они в такой огромной опасности, о которой Мегуми даже и не догадывалась. Вода в реке оказалась черной, что неудивительно в ночное время, но янтарные глаза сразу же уцепились за то, что луна в воде не отражалась, хотя на небе ярко светила. Как и сказала Мегуми, вода отравлена аякаши, в этом сомнений быть не могло. Сколько уже Санива их отправлял на вылазки, ходил с ними сам, но вот сейчас Кашуу один, и кто знает, сколько аякаши прячется рядом, охраняя источник загрязнения? Но думать об этом не было смысла — меч крепко стиснут в тонких наманикюренных пальцах, на губах странная почти горькая улыбка, и парень отправился вперед к реке. Аякаши, только почувствовав запах меча, тут же показался: мерзкая одноголовая зелёная змея с горящими глазами и защищенным бронёй телом. — Ха, только одна, — хмыкнул юноша, ускоряясь. Змей также начал свое наступление, промелькнула зелёная вспышка, и у него в зубах оказался короткий меч. Танто. Клинки встретились, издав болезненный звук скрежета металла о металл, но Кашуу ловко отпрыгнул, отрубая вылезшей на берег змее хвост — та взревела, вновь пойдя в наступление, но ярость влечёт за собой только огрехи; Киёмицу замахнулся, разрубая чудовище пополам. Безжизненное тело упало наземь, танто сразу же зашипел, испаряясь — именно он был источником яда, который испортил воду в реке. Однако проклятья действительны, только пока их отец жив. После смерти змеи, которая тлела и разлагалась у ног, месяц начал медленно, но верно появляться в отражении на воде. Это была лёгкая победа, настолько лёгкая, что Кашуу даже не вспотел. Парень с самодовольной ухмылкой вложил меч обратно в ножны, вновь цокая языком: — Опять испачкался, а кто чистить будет, не эта же… дочка, — последнее слово было пропитано явным презрением. Кашуу не видел в ней ничего, кроме груды бесполезного мяса, которая просто не в силах сама себя защитить, не говоря уже о том, чтобы взять такой элитный меч, как он, в руки и овладеть его бесспорно сложной техникой. С глубоким вздохом юноша поправил плащ, увидел на нем противную слизь и тут же брезгливо смахнул её с плеча, а затем полез обратно в укрытие, в котором он и находился большую часть своего времени. Мегуми попала в «сокровищницу» не тем способом, который был для нормальных людей: она упала туда, а можно было заметить проход в самом углу первого этажа и спуститься по лестнице, что и сделал сейчас Кашуу. Красные глаза обречённо рассматривали теперь мирно спящую девушку, чьей жизни не угрожала никакая опасность и которая так и не пошевелилась с того момента, как он ушел. Санива-сан был его хозяином, и в дань уважения к нему и в надежде на то, что он может быть ещё жив, Кашуу проявит уважение к этой недостойной девчонке. Но только из уважения к Саниве! Это он повторил себе не раз, подходя к безвольному телу, беря его на руки и вылезая из укрытия. Далее бывший меч понес свою хозяйку-по-случаю в храм, как и было указано его настоящим хозяином перед его таинственным исчезновением вместе с некоторыми новичками-танто. Кашуу уже давно догадался о том, что произошло: новички подвели своего хозяина и не смогли достойно защитить его, а в следствие чего Санива-сан попал в плен. Убивать его бы не стали из-за удивительной способности, а значит нужно как можно скорее найти его и вызволить из плена, но помочь в этом может только отпрыск Такеши — Мегуми. Обо всём этом Санива рассказал мечам сразу же, как собрался на вылазку: риск присутствовал всегда, но только в этот раз он оказался правдив. Однако об этом бывшему мечу придётся рассказывать его ноше, которая оказалась ещё и слишком легкой, что говорило о слабом физическом развитии, «если о нём вообще можно говорить у женщин», — добавил Кашуу, вновь тихо фыркая. Конечно, оставлять остальные мечи в том месте было нельзя: узнав о смерти одного из своих подопечных, Он точно поспешит узнать, кто посмел убить его ручного низкорангового аякаши, если Санива уже скорее всего схвачен. Перестраховаться в любом случае не помешает. Именно поэтому, уложив мирно спящую девушку на спальный футон, Кашуу вновь метнулся в сокровищницу, занимаясь всю оставшуюся ночь переносом своих собратьев в резервный тайник храма, о котором знал только Санива и мечи.