Кровь и Золото

Ночь наконец раскинула своё покрывало над Кавадзу, и деревушка медленно, но всё же начала отходить ко сну. На трактах всё ещё шумели моторы припозднившихся туристических автобусов, которые вот-вот должны были отъехать обратно в Токио. Большинство обитателей дома уже мирно сопели в своих комнатах, где прямо на полу были расстелены футоны; этот факт явно удивил школьницу, ведь по её мнению духи не спали. Так или иначе, девушка смирилась с этим новым открытием. Но Мегуми не спалось. Она лежала в пижаме под одеялом, закинув руки за голову. Стоило ей хоть на миг прикрыть глаза - в памяти снова оживал тот монстр, что напал на них в пещере. Она раньше видела таких только в кино, но всё равно никакое больное воображение не могло создать такого. Искривлённый в злобной ухмылке рот на напоминающем череп лице, пылающий красным хвост, собранный из крупных позвонков… Имагава понимала, что даже если она забудется в полудрёме, эта тварь всё равно не даст ей уснуть. Как и дрожь, которая то и дело возвращалась, когда девушка вглядывалась в тёмный угол комнаты. Казалось, что там тоже таится что-то ужасное, что-то, что только и ждёт, когда Имагава прикроет веки. И страх этот нельзя было сравнить с детской боязнью темноты. Он был вполне оправдан и осязаем не только замирающим от любого шороха сердцем, но и похолодевшими пальцами. Может, пойти попить? Откинув одеяло в сторону, Мегуми поднялась с кровати и поплелась на ощупь по тёмному коридору к кухне. Про себя школьница надеялась, что не споткнется и не заденет ничего лишнего, так как в этом случае ей бы пришлось истошно завопить. На кухне оказалось открыто окно, из которого дул довольно-таки прохладный после моросящего дождя ветер. Поёжившись — на Мегу была лишь тонкая футболка с забавным кроликом и такие же тонкие шорты — Имагава набрала из крана воды в стакан и глотнула. Вопреки ожиданиям, вода не изгнала плохие мысли из головы, а нервозность только усилилась. Мегуми даже подумала о том, чтобы выпить снотворного, но тут же отбросила эту идею: на ночь она выключила электричество в доме из-за грозы, а без света был слишком велик риск выпить не ту таблетку. Но в голову пришла ещё одна, более здравая идея: выйти на крыльцо и немного освежиться. В прихожей Мегуми накинула на плечи толстое хаори, которое любил носить её отец, и сунула ноги в первые попавшиеся сандалии. К её удивлению, дверь была не заперта, но размышлять, кто оставил её открытой, не пришлось: на ступенях храма сидел сгорбившийся Ичиго, которого она узнала по голубовато-зелёной шевелюре, яркой даже в такой темноте. Меч был без брони и пиджака, в одной рубашке и штанах. Ослабленный узел галстука болтался где-то на уровне груди. Школьница замялась, выглядывая из-за приоткрытой дверцы и гадая: услышали её или нет. Но долго стоять на одном месте девушка не привыкла, поэтому вышла на крылечко, закрывая за собой скрипучую дверь. — Добрый вечер, Ичиго-сан, — мягко проговорила девушка, опускаясь рядом с Хитофури на землю и поплотнее кутаясь в хаори. Мегуми тут же подумала о том, что это было слишком бестактно с её стороны, поэтому тут же замешкалась, но не стала акцентировать на этом внимание, продолжая разговор: — Вам тут не холодно? — Нет, Имагава-чан, — парень повернулся к ней со слабой улыбкой на тонких губах. — Я привык к холоду. Тем более сейчас здесь всё равно теплее, чем на Хоккайдо в это же время года. Мегуми же поёжилась и подышала на замёрзшие даже за такое короткое время ладони. Это ей не особо помогло, и она спрятала их в широкие рукава хаори, как в карманы. И почему, интересно, юноша вспомнил о Хоккайдо? Вероятно, он оттуда родом, выкован в тех краях, но Имагава совершенно не разбиралась в истории мечей, да и истории в целом. А оттого виновато отвела взгляд. Ей необходимо было чьё-то общество сейчас — неважно чьё. Оставаться одной Имагава не хотела и не могла, так как одиночество всегда подразумевало размышления, а размышления — тоску и нервозность. Недолгое молчание, повисшее своеобразной дымкой над парой, слегка напрягало школьницу, но та не решалась вновь заговорить, смотря то на свои ноги, то куда-то вдаль. — Ичиго-сан… — поняв, что пауза слишком затянулась, продолжила Мегуми, — я слышала, Ваши братья тоже пропали? — Да, — Хитофури как-то разом поник и осунулся, меж бровями пролегла складка, а на лицо упала тень. — Нас выковали кузнецы из школы Аватагучи в период Камакура. Я был практически единственным тати, выкованным ими, а специализировались они в основном на танто. Мои братья считались талисманами, приносящими удачу, и поэтому их было выковано огромное количество. После, уже где-то в девятнадцатом веке, их растащили по частным коллекциям и на продажу. Каким-то чудом Санива-сан сумел найти некоторых из них, и мы вновь объединились под его крылом. Мегуми с интересом слушала рассказ Ичиго. Она никогда не интересовалась историей, больше тяготея к точным наукам (именно благодаря этому она поступила в школу в Токио по стипендии), так что многое рассказываемое было для неё сейчас в новинку. Может, этот вынужденный больничный поможет ей подтянуть историю и не болтаться на пересдачах после конца каждого семестра… Хоть какая-то польза будет. Было удивительно наблюдать за тем, как вечно улыбающийся и добрый юноша так резко изменился в лице, только услышав напоминание о своих братьях. Мегуми уже хотела закрыть эту тему, дабы не вызывать еще больше грусти на чужом лице, как с её губ сорвался очередной вопрос: — А Ваши братья… Какие они? — Ну… Яген всегда такой серьёзный, пытается казаться старше, а на деле… — у Ичиго вырвался смешок. На удивление, юноша не сказал что-то вроде «не лезь не в своё дело», мягко продолжил объяснять. Возможно, для Ичиго это стало своеобразной возможностью вспомнить о своих братьях, а воспоминания либо дают повод для грусти, либо отзываются теплотой в сердце. — Гокотай всегда тихий, по нему не скажешь, что у него такое имя, — тут Мегуми вспомнила, что «Гокотай» имеет значение «способный победить пятерых тигров», — Ацуши всегда готов помочь советом, Маэда… Маэда всегда очень добр, хотя очень редко помочь может. А Мидаре, — тут на губах Ичиго появилась печальная, полная сожаления улыбка, — он просто Мидаре. С ним надо быть знакомым, чтобы понимать. Снова наступила тишина. Мегуми не знала, как дальше вести разговор, так как боялась показаться глупой и навязчивой, тем более она и так узнала достаточно об одном из своих мечей и не могла требовать больше. Имагаве казалось, что она заставила Ичиго вспомнить о потере братьев. И вдруг девушка поняла, что искать отца стоило не только ради себя, но и ради того, чтобы вернуть Ичиго братьев, а остальным мечам — хозяина. Раньше её мысли были только о том, что она потеряла дорогого ей человека, но сейчас осознание истины упало на голову камнем. Мегуми была эгоистична в своём страхе и утрате, что даже не заметила, как мечи относятся к её отцу. Она не могла видеть, как те скучают по Такеши, одновременно так ненавидя её (хотя это, по большей мере, относилось к одному нахальному красноглазому брюнету). Хотя бы ради этого стоит помочь им… Изо всех сил, пусть и может она ничтожно мало. Но эта грусть, тоска объединяла тех, кто при обычных обстоятельствах даже не пересёкся. — Спокойной ночи Вам, Ичиго-сан… — девушка поднялась на ноги, снимая с себя тёплую накидку и протягивая её Хитофури — по коже тут же пробежался табун вызванных холодным морским ветерком мурашек, — и спасибо за то, что рассказали мне это. Уже заходя в дом, она заметила, как Ичиго, до этого отложивший хаори на ступеньки рядом с собой, поднял его и аккуратно надел. На лице его появилась мягкая и отчего-то счастливая улыбка. Школьница зашла в тёмный дом с несколько облегченным сердцем, но, только закрыв за собой дверь и оказавшись в темноте, она тут же поёжилась. Страх, как бы она не хотела, не отступал. Но возвращаться у Мегуми не хватило нахальства, а оттого девушка тихо прошла к своей комнате, намереваясь достать фонарик и лечь со включенным светом, как бы смешно это ни было. Но тут она увидела комнату Кашуу. Та не была закрыта, что несколько удивило школьницу: больным нужен покой. Вероятно, кто-то из мечей забыл её закрыть, так что Имагава подошла к створкам, прикрывая их, и только после этого отправилась в свою комнату.

***

Время медленно, но шло. Постепенно мечи и хозяйка начали притираться друг к другу, привыкать к нелёгкой, а для самих мечей ещё и непривычной до крайности совместной жизни в пределах храма. Такеши оказался довольно запасливым хозяином, и практически полторы недели Мегуми не приходилось задумываться о походах в магазин, даже с учётом того, что, кроме себя, ей приходилось кормить целую ораву взрослых (в плане аппетита тот же Хорикава не уступал Изуми-но-Ками, а в плане любви к такуану — смеси засоленных редьки и редиса*** — даже превосходил его) мужчин. С поисками отца пока пришлось повременить: зацепок совершенно не было, даже несмотря на то, что мечи совершили ещё несколько походов самостоятельно, да и начавшиеся ливневые дожди также не способствовали поискам. Мегуми из дома не выпускали, из-за чего девушка то пыталась их образумить, то смирилась, понимая, что для неё так будет безопаснее, но не спокойнее. Начался период простого в своей нудности ожидания. Только чего все ждали, никто не знал. Очевидно, чуда. Но одним дождливым днём Мегуми обнаружила, что в холодильнике осталась только пачка тофу, а мешки, в которых лежали овощи, были пусты. Как ни крути, пришлось планировать совместный поход по магазинам с кем-то из мечей. И путём долгого анализа, кто же сможет унести больше всего покупок из ближайшего комбини*, она выбрала дуэт Хорикавы и Канэсады, оставив Кашуу с Ямато разобраться с фонтанчиком, который из-за дождей отказывался работать, а Ичиго — перебрать кладовку в поисках завалившихся «ну куда-нибудь поглубже» овощей. К слову сказать, после случая на пляже, Киёмицу стал несколько мягче. От ехидства и подколов в сторону немощности девушки он не отказался, но их стало несколько меньше, а Мегуми просто попыталась принять это как должное, пытаясь по ночам отрабатывать те приёмы, которые она еще не изучила в секции. В дождь тропинка между домами становилась не то что труднопроходимой, а скорее совсем непроходимой. Именно поэтому Имагава предпочла обуть шлёпанцы, в которых обычно занималась садово-огородными делами, и вручила нечто подобное из отцовских запасов мечам. Однако подошедшая Изуми обувь была безнадёжно велика Кунихиро, который воззрился на хозяйку полным трагизма взглядом. Мегуми не допускала и мысли о том, чтобы выпустить его в лаковых туфлях, в которых Хорикава обычно ходил; девичье сердце кровью обливалось от такой роскоши. Так что вакидзаси стал гордым обладателем её собственных шлёпок нейтрального серого цвета, которые оказались терпимо малы. По подошве обуви проходил уже почти до конца стёршийся голубой узор, однако Кунихиро не обратил на подобную поистине мелочь внимания. Уж чего в храме было в достатке, так это разнообразных зонтиков. Отец имел привычку снабжать забывших собственные зонты прихожан заменой, чтобы они могли спокойно дойти домой, а те и не думали о том, чтобы оставлять одолженное себе. Самые разнообразные: и старые расписные бумажные, и новенькие из прозрачного полиэтилена, и даже огромные ливневые, под которыми Мегуми смогла бы уместиться вместе со всеми обитателями своего дома, и ещё осталось бы место. Вручив мечам Хиджикаты два бумажных зонта, а себе взяв более привычный прозрачный, она бодрым шагом покинула дом и направилась в сторону большой дороги. Уже на крыльце её догнал Кашуу в забавном мешковатом дождевике жёлтого цвета, из-за чего в голове Мегуми он невольно превратился в утёнка. Откуда такая ужасно безвкусная вещь в доме отца, девушка могла только догадываться, но была благодарна за то, что теперь в голове школьницы Киёмицу представал только в образе маленького нахохлившегося утёнка, который говорит «кря-кря». Но тут юная санива вздрогнула, поняв, что начала странно улыбаться, смотря на юношу, который терпеливо пытался вручить ей в руки какой-то предмет. — Возьми, — у подошедшего Кашуу в руке был короткий танто в синих ножнах с узорами из потемневшего от времени металла. К рукояти было привязано нечто вроде громоздкого брелка с камон**. — Конечно, вряд ли что-то случится, но на этот раз тебе надо хоть чем-то суметь себя защитить, — в голосе звучала плохо скрываемая насмешка. Он имел на это полное право и прекрасно понимал, что Мегуми не посмеет ему возразить, ведь именно его ранило в тот день. Факт того, что девушка в прошлый раз подставила под угрозу всю команду, естественно, давил на хрупкие плечи до сих пор. Она стыдилась этого, хоть и готова была в письменной форме поблагодарить своего учителя по художественной гимнастике, которая заставляла её прогибать спину на занятиях усерднее — это сослужило хорошую службу. По крайней мере, Мегуми жива, а значит, всё хорошо. Кашуу тоже жив, хоть и продолжает издеваться над школьницей. И это тоже хорошо. Всё на своих местах. Несмотря на достаточно пристыженное выражение лица, школьница всё же рискнула пустить в сторону Киёмицу очередную шпильку: — Просто не нужно было быть таким самонадеянным. В дверном проеме как раз вовремя появился Ичиго — все такой же идеально причесанный и с кроткой улыбкой на лице, но в этот раз она не предвещала для Кашуу ничего хорошего, который только хотел открыть рот и ответить на выпад со стороны Мегуми, но не стал этого делать. Кому охота слушать длинные нотации по десятому кругу? А Ичиго отличался приятным характером и был одним из тех мечей, которые, если не уважали, то хотя бы ценили Имагаву-младшую за её честную и откровенную мечту: найти отца, даже несмотря на то, что она слаба и мало чего умеет. Мегуми и сама поняла, что всё глубже вырывает себе могилу, посему тут же сменила тему разговора, тактично кашлянув в кулак: — Как его зовут? — девушка приняла ножны в руки и сжала в тонкой ладони. По весу был достаточно тяжелым. — Это же… танто, верно? — Да, танто. Саё Самонджи. Постарайся не потерять его, — явно нехотя пояснил Кашуу, провожая взглядом всё такого же улыбающегося Ичиго, который отвесил Киёмицу удовлетворительный кивок, и тут же ушел обратно чуть ли не лунной походкой. — Да уж не сомневайся, — фыркнула Мегуми не менее раздражённо. Она аккуратно положила танто в широкий карман кислотно-жёлтого дождевика (да, она тоже была в него одета) так, что высовывался только брелок-камон, который можно было принять за простой, разве что чересчур затейливый аксессуар. С моря дул, завывая, сильный ветер, и идти под зонтом было практически бесполезно: всё равно девушка и парни промокли до нитки, даже пока шли до магазинчика. Когда сквозь серую пелену показалась ярко освещённая «коробка» из металла и стекла, Имагава перевела дух. Они дружно ввалились в магазин, неминуемо привлекая внимание немногочисленных в такой-то дождь посетителей. Мегуми лишь раздражённо повела плечом и, стряхнув с зонтика воду, сунула его в специальную стойку у входа. Догадливые мечи сразу же последовали её примеру. На кассе работала удивительная женщина. Нет, она не была красивой, не отличалась плавностью движений, но всё же являлась удивительной. И такие кассирши есть в каждом магазинчике, главное, знать, когда они работают и не заставать их, ибо благодаря именно этой женщине, очередь из семи человек на кассе стояла уже минут десять без особого движения. Увидев это ещё при входе, Имагава невольно вздрогнула, поняв, что к выходу можно не спешить: очередь всё равно не рассосётся в ближайшие минут сорок, а оттого ленивым шагом направилась к полке с овощами. — Хорикава-кун, — девушка взяла в руки свежий помидор, внимательно его осматривая и мельком бросая взгляд на приметившего персики вакидзаси. — Не мог бы ты сходить в мясной отдел, мне нужна куриная грудка. — Да-да, конечно! — мальчику явно было интересно всё, что лежало в этом магазине, посему он с явной охотой огляделся и, увидев вывеску «мясные изделия», тут же быстрым шагом отправился туда и скрылся за стеллажами с кукурузными хлопьями. Изуми-но-Ками ходил рядом с девушкой, но молчал, явно недовольный походом в магазин. Всё же меч был одним из самых самолюбивых, а оттого не удовлетворялся будничными делами, которые Мегуми робко, ненавязчиво, но сваливала на него. Канэсада не смог не отметить, что в этом девушка очень хорошо разбирается - как заставить мужчину сделать то, что ему претит. А Мегуми делала вид, что не замечала хмурого взгляда в её сторону, а затем и в сторону зелёного яблока. — Большой список? — после достаточно долгого, но не напряжённого молчания, спросил меч. Девушка в это время складывала красные (её любимые) яблоки в прозрачный пакет и явно вздрогнула, когда услышала прямо над головой чужой голос. — А-а, — Мегуми рассеянно мотнула головой, поворачиваясь в сторону Изуми-но-Ками и виновато улыбаясь. Конечно, девушка понимала, что мечам не нравятся будничные дела, но поделать с естественными потребностями школьница ничего не могла. Тем более, хоть та и не любила вести домашнее хозяйство, эта рутина отвлекала от лишних мыслей. — Не очень. Самое необходимое: туалетная бумага, курица, много риса, ну и хлеб, молоко. На первое время хватит. — Хорошо, — Изуми снова замолчал, сжав в жилистой ладони маленькое, явно недозрелое зелёное яблоко и подставил корзинку с продуктами под пакетик Имагавы, когда та взвесила фрукты. Снова воцарилось молчание. Откуда-то со стороны кассы послышались возмущенные восклицания: «Да я бы трижды вырастить эту петрушку успела, пока вы одного покупателя обслуживаете!», «Верно, неужели нельзя побыстрее работать, мы всё-таки торопимся!», «Успокойтесь, вторая касса откроется в два часа ровно!», «Уже два часа пятнадцать минут…». Мегуми хихикнула, радуясь тому, что не оказалась между разозленными стариками, и вновь мельком взглянула на высокую фигуру Изуми. Мужчина явно заинтересовался незнакомыми голосами и даже вскинул брови, и Мегуми сама не заметила, как обратилась к нему. Только услышав своё имя, Канэсада тут же перевёл взгляд на миниатюрную девушку, сжимающую в руке пачку сельдерея. — Ты о чём-то хотела меня спросить, — мужчина прикрыл глаза, — ещё с тех пор, как Кунихиро ушёл. — Да… — скрывать больше не было смысла, а потому Мегуми неловко закусила губу. Кто же знал, что её взгляды и робкие вздохи, которые должны были дать ей решимости, оказались так заметны? — Просто я всё думала над тем, почему именно у отца проявилась эта способность. И раз за ним начали охоту… Я всё ещё плохо разбираюсь в вашем мире, не отличу горизонтальное построение войск от журавлиного крыла и до сих пор не запомнила, что это даёт… — девушка сжала несчастный сельдерей с глубоким вздохом. Изуми и Ичиго несколько дней пытались ввести Имагаву в курс дела, объясняя то, как и при каких обстоятельствах нужно командовать, но школьница казалась совершенно не способной к военным делам. — Но одно мне не даёт покоя. Мой отец не может быть один во всём мире с такой способностью. Изуми лениво, словно дикий кот, приоткрыл веко и кивнул. Эти мысли долго терзали и самого Канэсаду, а оттого он был явно доволен тем, что школьница без подсказок догадалась об этом: — Я тоже думал об этом. К нам однажды приезжала женщина. Санива приказал всем мечам вернуться в свои истинные формы и запер нас в чулане. Я не видел её, но... Санива-сан, кажется, очень обрадовался её приезду, — мужчина дернул уголком губы, ему явно не нравилось вспоминать об этом. — О чём они говорили, я не знаю. Но после этого разговора Санива-сан был очень взбудоражен и сказал, что теперь ему многое ясно о его способностях. — И после этого он решил отправиться на свою вылазку? — девушка вскинула тонкие брови, на самом деле не желая слышать ответ на свой вопрос. — Нет, — решительно ответил Изуми. — Она приезжала больше полугода назад, а потом я её не видел. — И Вы думаете, что она может обладать такой способностью? Но как Вы это поняли? — Человеку этого чувства не понять, — утигатана ответил как всегда лаконично и метко. В этот же момент подбежал радостный, но запыхавшийся Хорикава с пакетиком куриного филе: — Мегуми-сан, я нашел! — радостно оповестил мальчишка, останавливаясь прямо напротив школьницы и счастливо ей улыбаясь. Девушка не могла не ответить тем же: вакидзаси оказался самым светлым и дружелюбным из всех мечей, часто улыбался. Однако он, как и все, неохотно шёл на контакт, предпочитая проводить всё свободное время с Изуми. И Мегуми не могла его винить, хоть и чувствовала себя дома не в своей тарелке, в полной мере ощущая смысл выражения «одиночество в толпе». — Отлично, Хорикава-кун, — тепло улыбнулась Мегуми, осматривая мясо и тут же кивая на корзинку с продуктами, которая всё ещё находилась в руках у Изуми. Мальчишка понял всё без слов. И вот после достаточно долгого выбора более дешёвых, но не слишком долго хранящихся и химических продуктов, вроде йогуртов, молока, сливок и сыра, а также ещё много чего по списку, угрюмый Изуми плёлся мрачной тенью, нагруженный продуктами, словно водовозный ослик, а Мегуми с Хорикавой живо обсуждали то, как работает телефон. — Это ведь… картинки сменяют друг друга! — восклицал мальчик, явно удивлённый тем, что что-то кроме телевизора может так работать. — Ага, это как то, что у нас в зале висит, но с ним можно связываться с другими людьми за множество миль отсюда, — с гордостью современного человека проговорила Имагава, крутя в руках сенсорный телефончик, словно подопытного кролика перед введением экспериментальной сыворотки. Школьнице нравилось чувствовать себя просвещённой, ведь в те моменты, когда мечи разговаривали о своих любимых темах, вроде "удачное построение против журавлиного крыла", или под каким углом нужно наносить удар, Имагава поддержать не могла. А оттого просто слушала это со стороны, привязанная к единственной свободной разметке в доме, рядом с которой ловила связь и пыталась отправить СМСку своей подруге, чтобы та предупредила учителей о "болезни" Мегуми. Девушка взяла больничный на две недели, но его придётся в любом случае продлевать, и эта мысль беспокоила Мегуми уже очень-очень долго. Более того, долгое отсутствие школьницы в учебном заведении без справки могло привлечь полицию и органы опеки, чего школьница очень не хотела. Это помешало бы её более-менее устоявшейся жизни в так ненавистной ей глубинке, где каждый считал своим долгом распустить всё больше и больше слухов о её скромной персоне. Но Имагава смирилась. Мнение старшего поколения, далёких от современного мира и конкретной ситуации людей школьницу больше не волновало. Очередь не убавилась совершенно: тот человек, который двадцать минут назад стоял седьмым, теперь стоял третьим и злобно скрежетал вставной челюстью. — Как это? — вакидзаси явно не понял. Очередной вопрос мальчика вернул Мегуми из мира воспоминаний и мыслей, заставив рассеяно хлопнуть ресницами. — Это как почтовые голуби? — Намного быстрее. Ты можешь поговорить с кем угодно, так же легко, как сейчас со мной, — девушка вновь гордо улыбнулась и краем глаза приметила спешащую и явно запыхавшуюся молодую девушку с зелёным фартучком кассирши. — О, наш шанс! Школьница тут же подбежала к кассе, опередив саму кассиршу, и довольно улыбнулась ей. — Свобод… ная касса, — только успела выговорить девушка, как на ленту уже поставил корзинку хмурый Изуми, не менее грозно смотря на кассиршу. — А… да-да. С соседней кассы тут же послышалась молва: «В порядке очереди это делается!», «Что за хамоватая девочка!», «Что за молодёжь!», «Нет, тише. Это же та самая распустёха, которая спит с девушками!». Мегуми, которая редко выходила на улицу, но каждый раз слышала такие крики и шёпот в её сторону, лишь гордо улыбнулась, тихо хихикнув себе под нос: — Когда вся деревня считает тебя гейшей-лесбиянкой, то уже как-то всё равно на то, что не уступил этим сплетникам место. Молоденькая кассирша, слыша весь ропот на Имагаву лишь сочувствующе поджала губы, достаточно быстро выполняя свою работу. Через минут пять Имагава уже спокойно расплатилась, снова навьючила Изуми, дав один пакет Хорикаве, и с видом полностью счастливого человека, назло всё ещё что-то ворчащим в её сторону бабкам и дедушкам, вышла на улицу. В лицо снова ударил приятный запах мокрого асфальта, который Мегуми очень ценила в больших городах. Шелест листвы на ветру, удары крупных капель о крышу здания, о стекла — всё это наводило на странную, но приятную в своей лёгкости тоску, которой очень трудно не поддаться. Школьница всегда во время дождя чувствовала острое желание слиться с ним и раствориться в холодных брызгах воды. Никаких мыслей, лишь целебная пустота. Но чарующее мгновение прервало жалобное, тихое и протяжное мяуканье. Имагава, успевшая прикрыть на долю секунды веки, тут же открыла их и заозиралась. — Вы слышали что-нибудь? — тут же спросила школьница, заглядывая под крылечко магазина. — Что такое? — Изуми, нагруженный пакетами так, что не мог поднять руки выше сгиба локтя, напрягся и внимательно огляделся. Хорикава, увидев, как его наставник насторожился, тут же последовал его примеру. — Не паникуйте… — девушка засуетилась, осматривая крылечко с другой стороны, а затем с тёплой улыбкой и нежностью в голосе добавила: — Никаких аякаши сегодня не будет, зато вот это чудо получило билет в теплый дом! Девушка, совсем как ребёнок, хихикнула и нагнулась, а потом достала маленького, до ужаса пушистого чёрного котёнка. Тот щурился и морщился, поджимая к себе и лапки и коротковатый хвост. Он весь продрог и явно боялся незнакомых людей, а оттого снова жалобно мяукал. — Тише-тише, — поспешила угомонить его школьница, расстегивая молнию своего дождевика, а затем и толстовки, погружая малыша в теплоту и сухость. — Мегуми-сан, Вы уверены, что нужно брать это животное в дом? — с недоверием спросил Хорикава. Изуми лишь покачал головой, никак не комментируя это. — А почему нет? — тут же спросила школьница, явно не понимая, почему маленький и милый котёнок произвёл на мечей такое впечатление. — Он же весь продрог, разве вам не жалко его? — … Но он чёрный, — заметил вакидзаси и хотел ещё что-то добавить, но его прервал Изуми, коротко отрезав: — Чёрные кошки — предвестники смерти. Школьница сложила руки на груди, тем самым дотрагиваясь до свернувшегося клубочком животного. Тот сразу засуетился, дрыгнул лапками, но не вырывался. — Чушь это. Это всего лишь котёнок, и мне жалко его. Так что оставлять его из-за старых поверий я не собираюсь. Имагава была странно решительна в своем желании помочь котёнку, словно он являлся важным членом её семьи, но на самом деле всему виной доброта и детские воспоминания. Губы девушки дрогнули в слабой улыбке, и она категорично проигнорировала предостережения, раскрывая свой зонт и двинувшись в сторону дома. В этот же момент послышался звук мотора, брызг и громкой американской музыки. Парочка, которая нежилась под холодной стеной ливня, вдруг отвлеклась и посмотрела в сторону чёрного, поблёскивающего даже без солнечного или фонарного света лимузина. Мегуми же сперва не заметила данный предмет роскоши, но громкая музыка привлекла внимание, и девушка ахнула. Как вообще такая шикарная, идеально гладкая, мягкая в пропорциях машина могла оказаться в такой глуши, как Кавадзу? Мечи напряглись: — Что это? — тихо пробормотал Изуми, всё норовя вручить пакеты с продуктами вакидзаси. Последний же был явно заинтригован зрелищем, но дублировать вопрос не стал, выжидающе смотря на девушку. — Это машина. Только для мажоров, — школьница пожала плечами и пошла дальше по направлению к своему дому, будто её такой нонсенс совершенно не удивил. — Что значит — мажоры? — тут же оживился Хорикава и последовал за Имагавой, однако всё продолжал смотреть то на девушку, то на лимузин. — Мажоры… эм… — не зная, как проще и доступнее объяснить непонятное слово, девушка выдала: — Для богачей. — О-о-о. Девушка тем временем надеялась, что вопросы на этой торжественной ноте окончатся, и они смогут спокойно дойти до дома. Но лимузин так не считал. Школьница даже ахнуть не успела, как достаточно неповоротливая из-за своих габаритов машина очень проворно развернулась, покружилась на дороге, а затем, дав газу, рванула прямо в сторону Мегуми и мечей. Имагава хлопнула ресницами, отходя на шаг назад и замирая в нерешительности, но крепче сжала уснувшего котёнка. Изуми оказался куда проворнее и, выронив продукты, схватил миниатюрную японку под мышки и отпрыгнул в сторону под резкий свист тормозов. Мотор заглох. Хорикава рассеянно огляделся, смотря на как скала серьёзного Канэсаду, на потерянную Мегуми и на чёрную тонированную машину для мажоров. В этот момент, как в каком-нибудь фильме, должна была быть немая сцена, но мы с вами помним, что из салона лимузина доносились громкие, бойкие голоса реперов и качающий бит. «Ну вот, — мысленно хмыкнула Имагава, явно в шоке от того, что её чуть не сбили. Животное, явно недовольное такими резкими движениями человека, жалобно мяукнуло, начав скрести лапкой по поверхности толстовки, — уже чернокожая братия из мафии в Кавадзу на лимузинах заезжает…» Тут послышался громкий женский голос: — И чтобы я больше взгляда твоего на моих арбузиках не видела! И ты не смей их трогать! Не хотел! Конечно, вот тебе! Вот! Хорикава переглянулся с Изуми, тот ослабил хватку на девичьих плечах, из-за чего та спокойно встала на землю, ибо из-за разницы в росте, весе и комплекции Канэсада мог легко и приподнять школьницу. Та же лишь сиротливо посмотрела на рассыпавшиеся по асфальту яблоки, которые она так долго выбирала. А всё из-за странного лихача, который решил в проливной дождь покрасоваться перед жителями скромной деревушки. Придется дважды промывать фрукты, да и пакеты окончательно промокли... — Мы больше не будем! Обещаем! - послышался дуэт из двух мужских голосов.  — То-то же! — тут дверь распахнулась, и из неё буквально вывалился высокий и худощавый юноша с протяжным удручённым вздохом. Волосы его были необычного нежно-серебристого цвета, из-за чего Мегуми, приметившая этот конфуз, невольно подивилась: неужто поседел так рано? Удивлённая не только таким странным диалогом, но и самим фактом появления таких личностей в Кавадзу, Мегуми не могла оторвать глаз от разыгравшейся сцены, кажется, забыв про то, что нужно моргать. — Больше такого не повторится, Санива-сама! — выпалил юноша, быстро поднимаясь на ноги и отряхивая явно дорогой и идеально по фигуре сшитый чёрный деловой костюм. «Лаковые туфли… — внутренний эстет Имагавы, понимающий, как легко такие прихотливые вещи могут расклеиться от воды, вскрикнул, — в такую погоду…» Впрочем, Мегуми лишь наблюдала, а её телохранители уже материализовали свои мечи и встали в боевую стойку, из-за чего школьница тут же ахнула и активно, словно колибри, замахала руками: — Уберите, вы что делаете! Уберите оружие, господи, меня и так ш… шл… гейшей считают, а вы ещё и мечи средь бела дня на главной улице достаёте! — Ого! Дочь Такеши считают элитной проституткой, вот это новости! — воскликнул незнакомый, приятный женский голос, и Имагава перевела взгляд на вышедшую из лимузина женщину. На вид ей было около двадцати восьми, может, чуть больше. Тёмные густые волосы собраны в небрежную косу, а пышные (грудь такого размера, что задушить ею вполне возможно было, и округлые бёдра при достаточно худощавой талии) формы облегала чёрная рубашка с пошлым вырезом и чёрные джинсы с заниженной талией. Мегуми, увидев настолько эксцентричную особу, даже замешкалась и не расслышала, что её только что открыто обозвали куртизанкой в лицо, а не за спиной. — П-простите… Что? — тут же до девушки дошёл смысл сказанной фразы: суть не в том, кем её считает таинственная незнакомка, а в том, что она знакома с её отцом. Более того, юноша обратился к незнакомке, как к "Саниве". Тёмноволосая расстроенно поцокала языком и покачала головой: — Но я бы, между нами, милочка, не поставила бы тебя выше ойран. — Вы кто? — опередив задохнувшуюся от унижения Мегуми, которая от всей этой ситуации начинала медленно терять свою сдержанность, спросил Изуми, не убирая клинок. — Не направляйте меч на мою госпожу… — в дверях машины появился еще один красивый мужчина с тёмно-синими волосами до плеч, аккуратно расчёсанными и закреплёнными причудливым позолоченным гребнем. Он был куда спокойнее своей «госпожи», а потому просто встал рядом с беловолосым, что-то шепнув ему на ухо. На щеке второго незнакомца можно было заметить красный след от пощёчины. — Ох! Ах! — женщина заливисто засмеялась, положив ладонь на грудь, чем вызвала явное отвращение у до сих пор краснеющей и хмурящейся Мегуми. — Как я могла не представиться?! Меня зовут Цубаки. Но ты, Мегуми, можешь называть меня мамой!