Кровь и Золото

«Как… Когда всё успело вот так повернуться?!» — Мегуми резко перевернула страницу журнала, да так, что послышался едва слышный треск рвущейся бумаги. От девушки веяло волнами раздражения, и на то была веская причина: эта нахальная женщина, Цубаки, которая одновременно обозвала её проституткой и назвалась её мамой, на полном серьёзе собиралась жить вместе со своими сопровождающими (то есть мечами) в её и так небольшом доме! Мегуми, естественно, не сразу пустила незнакомую женщину в дом, но после пары достаточно убедительных ответов на вопросы о Такеши, девушка всё же решила рискнуть. Но и любопытство, движимое школьницей всё же отошло на второй план, когда лимузин подъехал к дому, и новая знакомая вместе со своей «свитой», принялась распаковывать неумеренное количество вещей и переставлять то, что по мнению Мегу называлось «фэншуем», а на деле являлось обычной свалкой на кухне. Оставив Хорикаву и Изуми следить за гостями, а заодно предупредить остальных о незваных гостях, девушка скрылась в своей комнате, закрыв сёдзи, а затем выпуская маленькое, заспанное существо на волю. — Смотри, малыш, я хозяйка не самая лучшая, — девушка вымученно улыбнулась зверушке, которая успела потянуться и вальяжно устроиться на спальном футоне Мегуми. — Но тут хотя бы тепло. Котёнок сладко зевнул, явно совершенно довольный и удовлетворённый тем, что он попал к человеку в дом. Рука школьницы же тут же опустилась на несколько мокрую, но на удивление чистую шерстку, так что Имагава с наслаждением начала чесать за большим ушком для такого маленького тельца. Котёнок начал мурлыкать, а на губах девушки появилась странная, тёплая улыбка. Вспомнился погожий день. Солнце тогда светило ужасно ярко, так, что шестилетняя Имагава щурилась даже в модных на то время больших, на пол-лица, солнцезащитных очках. Девочка бегала по лужайке и звала Куро — большого, грациозного гладкошерстного кота с черной шерстью и голубыми глазами. Тот любил девочку, всё время спал только с ней, не позволял другим детям трогать себя и никогда не царапал свою маленькую хозяйку. Мегуми же всем сердцем обожала своего домашнего любимца, всегда отдавая самые вкусные кусочки курицы или рыбки со стола, пока мама не видела. И этот погожий день не стал исключением: после сытного обеда и прикормки кота, девочка выбежала во двор, искать своего любимца. Куро имел привычку добегать до края забора, забираться на него и лукаво щуриться, понимая, что низкая для своих лет Мегу не может до него добраться. Мегуми же хотела во что бы то ни стало поймать кота и затискать его, но тут она остановилась. Родители кричали друг на друга, потом послышался звон стекла, и Мегуми посмотрела вслед уходящего в сторону проезжей части кота, а затем побежала к родителям. Мама, только увидев дочь, тут же нахмурилась: — Иди в свою комнату! Не видишь, родители разговаривают! — Мегу, делай, что говорит мама, — голос отца был на удивление сиплым, он с вызовом смотрел на красивую желтоглазую женщину, коей и была мать Мегуми. — Но… — Делай, что говорят! Девочка, услышав такой гневный тон от матери, тут же болезненно поморщилась, еле сдерживая слёзы. С мамой Мегуми никогда не ладила, всегда хотела ей понравиться, но что-то не получалось, чего-то не хватало. Мегуми побежала в сад, желая взять кота и уйти в комнату и спокойно поплакать в теплый живот. — Куро… Куро! — Мегуми вышла за забор, и тут же закричала: — Куро! — скрываясь на истошный визг. Кот лежал в луже крови прямо на проезжей части с поломанными лапами и свернутой шеей, на которой остался след от колеса машины. Тогда маленькая Мегуми поняла, что значит смерть. А на следующий день мама съехала от отца, оставив дочку жить с ним и больше не появлялась в жизни Мегуми. Воспоминания, которые каждый раз больно терзали сердце, сейчас почему-то вызвали лишь грустную улыбку. Котёнок, пока безымянный, завалился на спину и предоставил взрослой девушке пузо, и тихо мурлыкал. «Возможно, чёрные кошки и правда приносят несчастья, — вдруг промелькнуло в голове Имагавы, но та лишь шмыгнула носом, отгоняя такие мысли. — Но нельзя же черстветь только из-за одного совпадения?» — У нас ведь с тобой всё будет хорошо, верно, малыш? — Мегуми провела рукой по шерстке котёнка в последний раз и поднялась с колен. — Как думаешь, как тебя назвать? Может… Тут раздался громкий хлопок со стороны комнаты Цубаки. Мегуми вздрогнула и расправила плечи. Неужели она уронила что-то? Неужели разбила? Там же все книги, стеллажи — всё очень ветхое, старое! Нет, Мегуми не собиралась этого терпеть. Имагава решительно встала, направляясь тяжёлыми шагами к комнате, из которой доносилось жеманное пение и звуки, обычно сопутствующие распаковке вещей. — Надолго ли вы собираетесь тут оставаться? — Мегуми резко распахнула сёдзи и встала прямо посреди дверного проёма, скрестив руки на груди. Взгляд потемневших янтарных глаз тут же наткнулся на упавшую тяжелую книгу, библию. — Милочка, стучаться надо! — деланно-возмущённо отозвалась Цубаки, откладывая в сторону платье. — Это мой дом! — громче, чем следовало, оповестила Имагава, хмуря брови. Она была уже совсем близка к точке кипения, о чём свидетельствовало тихое топанье ногой. — Что вы вообще забыли в Кавадзу? Почему решили приехать сейчас? Я так и не получила никаких ответов, а вы уже… — взгляд упал на часы, — уже два часа разбираете свои вещи! — Ой… — Цубаки прикрыла рот рукой, но даже так была видна крайне ехидная улыбка женщины. — Неужели дочь моего старого друга откажет бедной женщине в гостеприимстве? O tempora, o mores! Только из колыбели вылезла, а уже старшим хамит! — она поцокала языком и сокрушённо покачала головой. — О temo… что? — должно быть, сейчас она имела крайне глупый вид, не понимая, о чём ей только что сказала Цубаки и на каком языке. — О времена, о нравы, — со вздохом пояснила женщина, изящным движением опускаясь на ветхий стул. — Это на латыни. Хоть что такое латынь, знаешь? — Знаю, — Мегуми чувствовала себя растоптанной под оценивающим взглядом серых глаз. Даже «королевы» её школы в Токио не могли вот так смотреть на человека, чтобы одним взглядом смешивать его с землёй и одновременно выражать жалость, что она, мол, такая недалёкая неумеха. Недовольство несправедливостью мира всё сильнее и сильнее начинало бесить Мегуми. Почему именно к ней приехала эта странная самодовольная особа? Почему она хозяйничает в её доме? И тут Мегуми вспомнила, что засевший на кухне (видимо, подальше от хозяйки) Цурумару-сан назвал её Санивой, второй, брюнет по имени Миказуки, — госпожой. Она слышала о легендарном клинке Миказуки Мунечика, и даже ходила на выставку Императорской Коллекции, чтобы посмотреть на него. Получается, Цубаки — такая же, как и её отец? Мегуми явно собиралась задать очередную партию вопросов, но женщина её опередила. — Думаю, ты и сама догадалась, что я приехала не просто так, — Цубаки вытащила дорогую сигарету из полупустой пачки и закурила. Мегуми поморщилась — её отец несколько лет назад отказался от подобной пагубной привычки, и с тех пор в доме не стояло запаха табачного дыма. — Я очень хорошо знала…знаю твоего отца. От слуха Мегуми не ускользнуло то, что Цубаки запнулась, сначала сказав об её отце в прошедшем времени. А вдруг… вдруг она приехала сказать о его смерти? Так мол и так, умер Такеши Имагава от инсульта (или инфаркта), но был он в это время у меня в гостях… Это бы объяснило многое, и тогда бы о поисках с помощью мечей можно было бы забыть как о страшном сне. Однако Цубаки явно не торопилась прояснять детали. — Откуда вы его знали? — Мегуми старалась звучать увереннее, чтобы дрожь в голосе была как можно менее заметна… Но страшные мысли поползли холодом по спине. — Скажем так… — женщина выдохнула в приоткрытое окно колечко дыма. — Мы одно время учились вместе. — Но отец учился только в школе! Он даже в университете не учился! — воскликнула Мегуми. — Не лгите мне! А когда он учился, вы ещё в пелёнках были! — Мне льстит, что ты так думаешь о моём возрасте, однако… Что же, я действительно была одноклассницей твоего отца. После школы мы некоторое время путешествовали вместе. Мегуми подошла к книжному шкафу (а обосновалась Цубаки в кабинете, где была кровать на тот случай, если Такеши засиживался допоздна, а электричество уже было выключено) и вытащила выпускной альбом отца. На одной фотографии класс в форме — мальчики в полувоенных френчах, девочки в сейфуку и юбках по колено — на другой что-то вроде медальонов с отдельными фотографиями. — Как записывается «Цубаки»? — обратилась Мегуми к женщине, которая стряхивала пепел за окно. — Как «камелия». Кандзи. К собственному удивлению, Имагава обнаружила фотографию с подписью «Касугано Цубаки». На ней была красивая, действительно красивая девушка с длинными прямыми волосами, аккуратно подстриженной чёлкой и словно бы сиявшими серо-стальными глазами. Не узнать нынешнюю Цубаки было невозможно. Да, она стала старше на каких-то десять лет, но они совершенно не убавили ей красоты… На общей фотографии Цубаки была рядом с его отцом. Его Мегуми сразу узнала по маленькому шраму на скуле, полученному ещё в детстве. — Но… — наконец она смогла хоть как-то сформулировать мысль, начиная немного робко говорить, — если вы учились с моим отцом, то вам тоже должно быть около пятидеся… — Не говори такое даме! — в руке Цубаки неизвестно откуда взялся тяжёлый металлический веер, которым она легонько треснула Мегуми по голове. — Это по меньшей мере невежливо. Мегуми хотелось напомнить, что её вопрос так и остался без ответа, но она предпочла промолчать, так как веер всё ещё не был убран и находился в опасной близости от неё. — Зачем вы приехали сюда? — предпочла сменить тему Имагава, возвращая альбом на полку к другим книгам. — Не просто же пожить в захолустье… — У меня было видение, — Касугано опустилась на диван, закидывая ногу на ногу и отбрасывая копну шикарных волос за спину. — Видение насчёт тебя. — В и…видение? — переспросила Мегуми, не скрывая своего скептицизма на тему спиритизма и вообще всего паранормального. Удивительно, как человек, который недавно призвал души мечей, мог всё ещё уповать на те каноны мира, о которых ей твердили с детства. — Это что значит, вы будущее видите или как там? … — она попятилась к двери, окончательно уверяясь в том, что Цубаки — обыкновенная сумасшедшая, несмотря на мечи и имя «Санива». — Не надо никуда бежать… В этом просто нет смысла. В доме ты не найдёшь никого, кто бы согласился выдворить меня, а когда сама вытащишь Саё Самонджи и начнёшь мне им угрожать, появится Хасебе-кун и сломает тебе руку. Я бы не советовала. — Ч-что? … — Имагава поймала себя на мысли, что собиралась как раз найти поддержку у кого-то из своих мечей, а потом, если не выйдет, вытащить выданный Кашуу танто и выдворить женщину из дома. — Это предсказание. То самое, которое ты посчитала сумасшествием, — дружеским тоном пояснила Цубаки, дёргая уголком ярко накрашенной губы в самодовольной усмешке. —Выходит… получается, что… — забормотала Мегуми, пытаясь собрать воедино только что разлетевшуюся мелкими осколками картину мира уже в который раз. — Вы можете в любой момент предсказать будущее? Предскажите ещё что-нибудь. — А дальше идёт то, ради чего я приехала сюда, — Касугано нахмурилась и явно посерьёзнела. — Это касается одного из твоих мечей. Ямато-но-Ками. — А при чём тут он? — как и всегда в стрессовых ситуациях, Мегуми нужно было чем-то занять руки, поэтому она схватила с полки первую попавшуюся книгу и прижала к груди. — Хм, не знала, что ты таким интересуешься… — Цубаки указала на обложку. Имагава с замиранием сердца повернула книгу и тут же вспыхнула как рак. «Камасутра». Она тут же вернула злосчастную книгу на полку и схватила другую, куда более безвредные «Растения префектуры Сайтама». — Давайте о деле, — буркнула школьница, опуская взгляд и изучая свои гольфы. — Будь осторожна рядом с ним в ближайшие пару недель, — сказала как отрезала Цубаки холодным и серьёзным тоном. Она совершенно не была похожа на ту Цубаки, которую уже знала Мегуми, удивляя такой резкой сменой амплуа. — Старайся не расставаться с мечом. Хотя бы танто. — Почему так? — Мегуми нахмурилась. Она всё еще не до конца доверяла этой женщина. — Я доверяю Ямато-сану. Я не хочу показывать ему своё недоверие только из-за ваших смутных галлюцинаций. — Я видела, как он убил тебя. Ты сидела на стуле в снежно-белых одеждах, а на твоей груди было огромное алое пятно, — Цубаки вытащила из стола лист бумаги и карандаш и начала резко набрасывать что-то. Мегуми вытянула шею, желая увидеть, что она рисует. Девушка на стуле… сидит полубоком, как бы устало опустив голову на скрещённые на тонкой спинке стула руки. На губах лёгкая улыбка, и картину можно было бы считать миролюбивой…, но тут Цубаки начала резко водить карандашом по рисунку, оставляя широкое угольно-чёрное пятно на груди, стекавшее на бок и на колено, образуя под ногами огромную лужу. Представить, что это, было нетрудно. Кровь. Не узнать своё лицо Имагава не могла: тот же тонкий, слегка вздернутый нос, те же едва заметно выделяющиеся на по-детски округлом лице скулы, та же линия губ. Но может ли рисунок подтвердить слова? Может. Мегуми сглотнула, узнавая свою ночную сорочку, нарисованную в небрежной точности: тот же пояс, те же глупые рюши на рукавах. — Ч…что? — прошептала Мегуми, беря рисунок в руки. Она не верила своим глазам, точнее, очень не хотела верить. Пальцы дрожали от немного (на самом деле очень сильно) пугавшего её зрелища. — Ты умрёшь сегодня ночью, Мегуми, от рук твоего меча. Ямато-но-Ками Ясусады, — на лице Цубаки было странное и непривычное для Мегуми, уже успевшей привыкнуть к холодности и холёности женщины, выражение тревоги и волнения. — Я беспокоюсь о тебе как о дочери моего самого близкого и старого друга, как о девочке, которую знала с её рождения. Ты, наверное, совсем не помнишь меня, но всё же… Мегуми задумалась, пытаясь вспомнить хоть какие-то эпизоды из своего детства с участием Цубаки. И одна за другой в памяти начали всплывать картинки: «Мазда», из которой вылезает красивая молодая женщина, отличающаяся от нынешней Цубаки лишь тем, что у неё выпрямлены волосы; разговор отца и Цубаки, очень тёплый, а мать на кухне за стеной в бессильной злобе рыдает; когда мать их только бросила, к ним вновь приехала Касугано и они вместе ходили на тот самый пляж… Одно за другим, словно осколки в единое целое, собирались воспоминания. Детям свойственно забывать вещи, которые кажутся им неважными, и Мегуми не была исключением. — Хорошо, Цубаки-сан, — Имагава вздохнула и вышла из комнаты, притворяя за собой сёдзи и забирая рисунок. — Если захотите есть — на кухне в холодильнике продукты. Цубаки проводила её взглядом, прикрыв глаза. Она одновременно и волновалась за Мегуми, и одновременно у неё не было никакого желания её спасать. С Имагавой-младшей было связано не только видение об её собственной смерти. Цубаки снова достала из стола лист бумаги и начала другой рисунок. Его она рисовала куда аккуратнее, чем предыдущей. С каждый моментом всё чётче становилась фигура девушки в довольно странной полувоенной форме с огромным, больше неё самой, одачи в руках. В единственном видном из-за того, что она стояла в профиль, глазе горела ярость. Перед ней, в некотором отдалении застыла невысокая девочка в коротком комбинезоне с аккуратно подстриженными под каре светлыми волосами — простым карандашом нельзя было передать цвет, но в видении они были нежно-розовыми. Но самое ужасное… Медленно из простого наброска фигуры, застывшей между ними, прорисовывался слишком хорошо знакомый Цубаки мужчина, которого лезвие одачи буквально прошило насквозь. Нет… Она больше не может. Касугано отложила карандаш, встала из-за стола и отошла к книжным полкам, снимая с одной из них книгу про первую помощь. — Стоит ли мне спасать ту, кто убьёт самого дорогого мне человека… — тихо проговорила Цубаки, проводя пальцем по пыльному корешку книги. Пылинки вскружились в неярком свете ламп, танцуя странный, кружащийся танец, а затем рассеялись под пристальным взглядом тёмно-серых, отливавших сталью глаз. *** Кухня также не пустовала, что было вполне ожидаемо. На ней обосновалась парочка, прибывшая с Цубаки на машине. Цурумару-сан копался в шкафчиках в поисках чего-то, судя по всему, зелёного чая, а Миказуки-сан сидел за столом и попивал из стакана с отколотым краем (неудачно уронил отец когда-то…) воду. Мегуми стояла за углом, у двери, не решаясь зайти или хоть как-то напомнить о своём присутствии. Тишина становилась всё более тягостной, из-за чего Имагава почувствовала, что по её коже промаршировал табун мурашек. С каких это пор она стала чувствовать себя так неловко в собственном доме?.. В самом деле, как будто не мечи здесь гости, а Мегуми. Иначе чем объяснить эту проклятую робость? Из двери кладовки показался Ичиго, который до этого занимался поиском завалившихся куда-нибудь овощей (денег на покупку их катастрофически не хватало, даже сэкономленная за почти три года учёбы стипендия и зарплата официантки в мэйд-кафе заканчивалась крайне быстро). Он выглядел довольным — в его руках была наполовину заполненная корзина с дайконом и морковкой — но стоило ему увидеть посетителей кухни, как на его лице пролегла едва заметная тень. Тем не менее, его мягкая и доброжелательная улыбка нисколько не уменьшилась. — Здравствуйте, Миказуки-сан, — он перехватил корзину поудобнее и воззрился на Мунечику. — О, Ичиго-кун?.. — брюнет удивлённо приподнял брови. Он явно не ожидал увидеть Хитофури и был поражён, но его обычная сдержанность и элегантность в манерах не позволяли выразить его настоящие эмоции. — Давно не виделись, — старший из школы Аватагучи прошёл к плите и оставил корзину рядом с ней. Мегуми он явно не заметил. — Вот уж не ожидал встретить вас здесь, Миказуки-сан. — Могу сказать то же самое. Воцарилась тишина. Цурумару хранил молчание, прикрывшись расколотым стаканом, но было видно, что его плечи слегка подрагивают, а янтарные глаза как-то нехорошо светятся. Наконец он, видимо, не выдержал и пулей выскочил из кухни, давясь от распиравшего его хохота. И, увидев удивлённое лицо Мегуми, захохотал ещё громче. — Ч-что такое, Цурумару-сан? — девушка старалась говорить тихо, но её робкий вопрос, без сомнения, не могли бы ни при каких условиях услышать оставшиеся в кухне мечи, ибо Цурумару смеялся слишком громко. — Просто слушай их внимательно, — всё ещё хихикая, Кунинага приложил палец к губам девушки, призывая ту к молчанию. Парочка затихла, прислушиваясь к разговору на кухне. Ичиго отошёл к окну, глядя на улицу. Было понятно, что он изо всех сил старался не смотреть на Мунечику, который явно расслабился, когда они с Ичиго остались наедине. — Я не думал, что ты выжил после того пожара, — дипломатично начал Миказуки, отставляя опустевший стакан в сторону. — Меч в огне сгореть не может, — глухо отозвался Хитофури. — Я множество раз уже убедился в этом на собственном опыте. Вновь молчание, уже казавшееся слишком затянувшимся. Мегуми подалась вперёд, стараясь не пропустить ни слова. Неужели Ичиго знаком с этим элегантным, словно вельможа из дворца Императора, мужчиной? У них было общее прошлое, выходит? Дальше двигаться она не решалась, так как уже балансировала на одной ноге, а ехидная улыбка Цурумару подсказывала, что ловить её, падающую, тот не станет ни при каких обстоятельствах. Так что приходилось довольствоваться простым наблюдением через чуть раздвинутые сёдзи. — Ты всё ещё винишь меня за тот пожар, — мягко продолжил Миказуки. — Как ты думаешь, смог бы бестелесный дух спасти оставленный в огне клинок? Ичиго молчал. Было понятно, что ему просто нечем крыть, он не мог ответить на буквально железобетонные аргументы Мунечики. — Что же, Миказуки-сан, — начал он. Мегуми ответила, что голос его звучал сдавленно, совсем как во время их разговора на ступенях храма, — я рад вас видеть в доме моей хозяйки. Должен предупредить, — тут в голосе проскользнули нотки металла, — что вам следует воздержаться от каких-либо высказываний или действий в отношении Имагавы-сан. Иначе я буду в своём праве причинить вам вред. Мегуми чуть не упала где стояла. И это — тот самый добрый и мягкий Ичиго? Он действительно выступил на её стороне? Пообещал защитить её? Цурумару вновь ехидно хихикнул и вошёл обратно на кухню. — Вижу, вы тут разговорились, — нарочито беззаботно проговорил он. — А я тут посмотрел на преемницу Такеши-сана. Милейшая, надо сказать, девочка, но бездарная. Дослушивать их разговор Мегуми не стала, направившись в сторону своей комнаты. Сейчас она чувствовала, что ей надо побыть одной и подумать немного. *** Мегуми со вздохом опустилась на футон, поджимая под себя худые, похожие на спички ноги. Пусть слова Цубаки звучали странно, пугающе и совершенно неестественно, она говорила с пугающей уверенностью в этом. Может, и стоит прислушаться… Девушка сжала рукоять Саё Самонджи, лежавшего у постели и прикрытого краем так и не заправленного одеяла. Но просто так иметь при себе танто в доме, полном друзей, было бы подозрительно и в какой-то мере даже оскорбительно, узнай об этом кто-нибудь из её мечей. «Хм… — девушка перевела взгляд на рисунок и внимательнее пригляделась. — Пророчество может не сбыться даже из-за мелочи… А я как раз собиралась сегодня менять пижаму.» Она встала с футона и вытащила из шкафа ночную рубашку чуть длиннее колен. Она никогда её не любила, и посему даже в Токио с собой не взяла. За это время все привезённые пижамы успели испачкаться донельзя, и поэтому другого выхода, кроме как и вправду надеть эту самую ночнушку не было. «Ну уж нет! — Мегуми подхватила грязную пижаму и решительным шагом направилась к ванной, где находилась стиральная машина. — Сейчас её постираем и всё будет отлично!» Загрузив бельё в машинку, она направилась на кухню, откуда сидевшие там ранее мечи испарились в неизвестном направлении. Хотя нет, не в неизвестном — тёмные костюмы мелькали на подъездной дорожке, где вместо старенького грузовичка теперь величественно, как сытый кот, растянулся лимузин Цубаки. Голубовато-зелёная же шевелюра Ичиго мелькала рядом с каменистым прудиком в саду, там же, где она ранее заметила Хорикаву. Мегуми лишь вздохнула и забрала тарелку с оставшимися от завтрака бутербродами, направляясь к себе в комнату. Девушка и не заметила, что Саё остался лежать на краю стола… Внезапно в окне на миг мелькнула молния, ослепляя Мегуми и заставляя её выронить тарелку, с громким звоном разлетевшуюся на осколки. Через секунду над головой громыхнул гром, от которого, казалось, затряслись все стены не самого нового дома. Придя в себя, Мегуми опустилась на колени и начала пытаться собрать осколки. Тут же она почувствовала, как крупный кусок фарфора разрезал кожу на указательном пальце от подушечки до сгиба. Сразу на пол закапала кровь. Из соседней комнаты выглянул Хорикава, заметивший, что Мегуми в замешательстве глядит на порезанный палец. — Давайте помогу, Мегуми-сан, — Кунихиро присел на корточки и начал помогать Имагаве собирать осколки. — Вам стоит быть аккуратнее, — отметил он, кивая на порезанную руку. — Я знаю… Но от кривых рук это не спасает, увы, — школьница грустно усмехнулась. — Спасибо за помощь, Хорикава-кун. — Не за что, ведь вы помогаете нам куда больше, — мальчик улыбнулся, и Мегуми в очередной раз подивилась красоте и искренности его улыбки. Всё же эта его доброта была необходима ей в этом новом мире, где она внезапно стала обузой для всех, причём обузой, от которой невозможно избавиться. — Без вас мы бы не смогли так легко жить в этом мире… — Я… я… — Мегуми опустила голову, дабы скрыть слабый румянец. — Спасибо тебе большое за добрые слова, Хорикава-кун. В молчании они закончили собирать осколки, которые отнесли на кухню в мусорное ведро. Промыв царапину, девушка наскоро залепила её пластырем и вновь повернулась к Кунихиро. — Эм… Хорикава-кун… Я пойму, если ты откажешься, но… не мог бы ты потренироваться со мной в додзё? Всё же без напарника куда сложнее… — Почему нет? — в глазах вспыхнули яркие весёлые искорки. — Правда, я не очень хорош с синаем, но буду стараться изо всех сил! *** «Не очень хорош с синаем, — ворчала про себя Мегуми, бредя по коридору к своей комнате. — Ага, как же, сто раз!» Обманувшись милой и невинной внешностью мальчика, она как-то забыла о том, что он — дух меча, бывший во многих битвах и унаследовавший уникальный и ни на что не похожий стиль своего хозяина. Стоило Хорикаве взять в руки бамбуковый меч, как он преобразился: вся невинность и кажущаяся слабость исчезли, оставив самого что ни на есть воина. Сколько синяков он ей наставил на руках, то и дело заставляя выронить синай на пол! Ещё и дождь… Казалось, что капли дождя вот-вот пробьют насквозь крышу, так сильно они стучали. Ситуацию ещё хуже делал ветер, вывший голодным зверем среди достаточно высоких, немного напоминавших горы холмов. А казалось бы, ещё позавчера была просто ужасная жара, от которой городок буквально плавился. Уж только и оставалось, что сетовать на часто меняющуюся погоду, как какая-нибудь старушка вроде Мэйсон. Сейчас бы залезть в офуро и отмокать там подольше с мокрой тряпочкой на голове… Эх, мечты. Офуро надо растопить, для этого нужна чужая помощь, а кого она может попросить? Фусума в свою комнату Мегуми задвинула, так что уготованное ей зрелище увидела, только раздвинув их. Из открытого окна лил косой дождь, и всё бы ничего, если бы не принесённые с ближайшего холма грязные опавшие листья (в Кавадзу уже начинался листопад, необычайно ранний). Они неровным слоем покрыли весь уже чинно разложенный футон, но что самое главное — только что выстиранную и высушенную феном пижаму! Прикинув, что пижама не успеет простираться ещё раз до её отхода ко сну, Мегуми тяжко вздохнула. Ну что ж ты будешь делать! Не везёт ей, вернее везёт, но как утопленнице. Сначала эта странная Цубаки у них дома ведёт себя словно бы хозяйка, потом разбитая тарелка и порезанный палец, болезненная и неудачная для неё тренировка с Кунихиро, а теперь и пижама… А почему она решила её стирать? Имагава толком и не могла вспомнить. Вылетело из головы — и всё тут. Ладно, на одну ночь можно и ночную рубашку надеть, а завтра уж она постирает нормальную пижаму. Имагава вздохнула и принялась переодеваться. Уже натянув хлопчатобумажную рубашку, она услышала жалобное мяуканье. Котёнок забился в самый угол отведённой для него постельки, уставившись на неё словно бы светившимися в полумраке янтарно-жёлтыми глазами. Мегуми вздохнула. — Ну и что мне с тобой делать, малыш? Пойдём, накормлю, — она подняла его на руки, подсаживая на плечо, где котёнок тут же уютно устроился, словно меховая горжетка. И в такой позе Имагава отправилась на кухню. Как ни странно, свет там ещё горел. Но, вопреки ожиданиям, там были не мечи Цубаки или же любивший готовку Ичиго. За столом, с интересом изучая какую-то книгу, сидел Ямато-но-Ками. Вместо его уже примелькавшейся одежды и особо приметного хаори цвета асаги на нём было тёмно-синее косоде и серые хакама, державшиеся на бёдрах благодаря толстому тканевому поясу. Мегуми чуть наклонила голову, пытаясь разглядеть название книги. Оно её несказанно удивило. — «Гамлет»? — она вопросительно подняла брови, репликой обнаруживая своё присутствие. Ямато дёрнулся, словно бы от удара, и чуть не уронил на пол книгу. Впрочем, он быстро пришёл в себя и уже привычно мягко улыбнулся. Котёнок на плече школьницы испуганно пискнул и юркнул за спину. — Добрый вечер и тебе, Мегуми-тян, — смешок Ясусады можно было назвать укоряющим. — Я думал, ты уже давно спишь. — Да так… Пара вещей испачкались, не хотела оставлять их на завтра, — Имагава пожала плечами и вздохнула. — Нехорошо откладывать на потом то, что можно сделать сразу же. — И вправду, — Ямато захлопнул книжку и отложил на край стола. — Ты устала сегодня? — Почти нет… Да и не от чего было. Вы столько всего для меня делаете, а я не могу отплатить практически ничем. — Ты оживила нас. Рассказываешь об этом непривычном нам мире. Дала кров и пищу. Неужели этого недостаточно? … Мегуми опустила взгляд. Неужели Цубаки на полном серьёзе могла подозревать такого доброго, вежливого с ней Ямато в том, что тот ни с того ни с сего накинется на неё? Ни одного признака враждебности, даже расстроенности! В самом деле… Такого можно было скорее ожидать от Кашуу. Котёнок жалобно мяукнул, и Ямато так резко поднял голову, что Мегуми невольно отступила назад, вполголоса ойкая. — Ч-что такое, Ямато-сан? — испуганно пробормотала она. — Кошка. Где-то в этом здании кошка… — Ясусада прикрыл лицо рукой так, что были видны только вновь словно бы начавшие светиться глаза. Зрачки сузились настолько, что казалось, будто осталась только небесно-голубая радужка, и можно было заметить, что на ней всё же были похожие на маленькие точки зрачки. — Кошка? Так вот же она! — Имагава сняла с плеч явно не желавшего покидать полюбившееся место котёнка и, держа его под передними лапами, показала Ямато. Тот резко дёрнулся, а в его руке быстро соткался меч. Дальнейшие события развивались стремительно. Мелькнула в свете тусклой лампы под потолком сталь, послышался звук удара отброшенного в сторону стула, Мегуми тут же стянула Саё, забытого там ещё утром, со стола и вытащила из ножен. Острый клинок учигатаны опустился на подставленное кое-как, плашмя, лезвие танто. — Проснись, Саё Самонджи! — закричала Мегуми, зажмурившись и ожидая того, что перед ней появится дух меча, в отличие от неё — настоящий воин, и сможет защитить Имагаву от обезумевшего Ямато. Но никто не появился. У неё в руках всё так же был танто. Ясусада тем временем уже занёс меч у неё над головой, готовясь перерубить девушку надвое. На лице блуждала безумная улыбка, воздух вокруг искрил голубо-синими искрами. — Лишись своей головы и сдохни наконец! — прорычал Ямато. Или же… не совсем Ямато? В голосе, в жестах, во всём скользили какие-то чуждые нотки, никак на могущие принадлежать тому мечу Окиты Соджи, которого она знала. Прижав к себе котёнка, который, видимо, и спровоцировал этот приступ у Ясусады (а, может, послужил поводом выплеснуть давно копившееся внутри). Споткнувшись об ножку опрокинутого стула, она, что вполне закономерно, снова упала на пол. Нога больно засаднила, а Мегуми начала беспомощно оглядываться в поисках хоть чего-то, чем могла защититься. Все сковороды и кастрюли были на другом конце комнаты, а на полу поблизости была лишь оставленная на краешке стола в суматохе книга. Дальнейшие события последовали одно за другим: Мегуми в отчаянной попытке хоть как-то прикрыться схватила книгу и залезла на стул, стараясь увернуться; меч извернулся и, словно нож масло, разрезал обложку и страницы, проходя через хлипкую преграду безо всякого труда; и так же легко он вонзился в тело Имагавы, разрезая кожу, лёгкое и задевая краем сердце, прежде чем Ямато вытащил его, брезгливо стряхивая кровь. На лице парня появились из ниоткуда уродливые костяные наросты, вылезшие прямо из кожи, из-за спины, щёлкая костяными позвонками, вырывался змеящийся хвост. Глаза теперь и в самом деле светились и приобрели вертикальный зрачок. Мегуми обессиленно обмякла на стуле. Книга выпала на пол из ослабших рук, девушка, словно тряпичная кукла, упала бы, если бы не спинка, а из правого уголка рта потекла тоненькая струйка крови. На белой накрахмаленной ткани рубашки начало медленно расплываться кровавое пятно. Имагава чувствовала, как с каждым мгновением, с каждым биением надрезанного сердца из неё понемногу утекает жизнь. Глаза обессиленно закрылись — как искренне думала Имагава, навсегда.