Жена для Царевича

Илья По традиции испытание началось засветло. Мы должны были испечь хлеб, а подадут его к трапезе вечерней. Выделили нам комнату большую, просторную, да стол со всем необходимым. Мой стол стоял напротив Велениного – вот это мне подвезло, так подвезло. Начали мы работать. Я тесто замешиваю, а Велена косится на меня неприязненно. Думал я, думал, как разговор с нею начать и ничего лучше не придумал, чем вздохнуть печально и сказать тоненьким голосом: - Ох, и завидую же я тебе, Велена… - Завидуешь? – удивленно подняла бровь та. - А то, сколько раз ко мне Царевич подходил, столько раз про тебя и спрашивал. – Соврал я, и глазом не моргнув. - Про меня? – распахнула рот она. - Ага, как, говорит, увидел её, так и всё, ни есть, ни спать не могу – всё время о ней родимой думаю, - продолжил сочинять я. - Ой, а как же… - девица аж раскраснелась вся от волнения такого. – Что ж он сам мне не сказал об этом? - Да как он скажет-то? Он же и краснеет сразу, и бледнеет, и ни бэ, ни мэ. Влюбился он в тебя, Веленка, по уши! Счастливая! – я очень постарался сделать вид, что меня от зависти кукожит. - Неужто так? Так это же… Надо мамкам да нянькам говорить, нехай уж платье подвенечное готовят! – счастливо заулыбалась девушка. - Ага, самое время, - соглашался. – Вот только… - Что? – теперь Велена смотрела на меня свысока и как-то снисходительно. Дура самоуверенная. - Есть в тебе такое, что не нравится Никите. От души его воротит от этого… - Это что же такое? – ахнула эта принцесса недоделанная, видимо и не думающая над тем, что она может кому-то не нравиться. Убил бы. - Сарафан ему твой не нравится. Терпеть он не может цвет зеленый. В детстве с сосны свалился, так потом ему весь вечер иголки с зад… седалища выковыривали. С тех пор, как видит что-то зеленое, так шарахается, как черт от ладана. – Я вдохновенно продолжал нести бред, аки мерин сивый. - Да ты что?? – расширила глаза Велена, которая была одета в тот самый злополучный зеленый сарафан. – Я сейчас, переоденусь только… Ага! Полдела сделано! Велена ушла, а я преспокойно подошел к ее столу и вылил содержимое склянки в тесто. Заморские девицы были заняты работой и не обращали на меня никакого внимания. Вовремя я поспел. Только вернулся к своему столу, как в дверях Велена появилась. Можно сказать, что добрую службу я ей сослужил – красный сарафан с простой вышивкой шел ей куда больше. А дальше каждый занялся своей работой. Мои руки сами выполняли привычные для них вещи. Мои караваи – самые лучшие в деревне были. Жители только увидят каравай красоты неписаной – сразу знают, кто его пёк. За это меня даже батенька уважал. Когда гости к нему приезжали, всегда меня просил ласково каравай испечь, да покрасивше. Что я больше всего любил – это украшать уже готовый хлеб. Научила меня Васька из трав да овощей красители всяческие делать. Так что не только красивым мое творчество было, но ещё и цветным, и необычным. Велена, конечно, косилась на мой каравай, кривила губы неприязненно, но молчала. У нее самой каравай был самым обычным. Хотя, моими стараниями, не очень-то и обычным… *** На вечерней трапезе народу было – не протолкнуться. В центре длинного стола сидел царь, а по обе стороны от него – Никита и Демитрий, который взглядом во мне дырку протер. Никита зыркал на брата злобно, чуть ли не рыча. А Велена глазки строила Царевичу, да так усердно, что он, бедный, морсом поперхнулся. И тут внесли творения наши. Сначала на стол поставили каравай темнокожей красавицы. Красивый он был, ничего не скажу. Фруктами диковинными украшенный, листьями какими-то. Почетная возможность пробовать хлеб, что мы испекли, предоставлялась боярам. Толстые бородатые дядьки в предвкушении потирали руки… Этот каравай не пришелся строгим судья по вкусу – шибко экзотичным был. И ананасы в нем, и маракуйи какие-то, и фейхуи… Язык сломаешь, пока выговоришь. Затем пробовали хлеб Хуикинг. На первый взгляд ничем он от обычного не отличался. А как укусил один из бояр его за румяный бок – так повалились оттуда букашки какие-то: не то тараканы, не то кузнечики. Девки местные визг подняли, в обмороки попадали, боярина того прямо под стол выворотило, царь РЖАЛ ажно до слез. Подходила Веленина очередь. Я не без злорадства думал, что сейчас царь-батюшка ещё не так смеяться будет… На Веленин каравай глядели уже с опаскою. Самый мнительный из бояр даже вилкою в него потыкал. Убедился, что не полезло из него ничего, и со спокойной душой пробу снял. Уж этот хлеб по вкусу боярам пришелся – всё до крошки смели. А уже через минуту один из них, у царя, попросив извинения, пулей из-за стола вылетел. Остальные дядьки крепились, но видно и им несладко приходилось. Сидят, бледные, натужились все. По лбу капли пота стекают… Не я один то заметил, все за столом переглядываться стали, а главное молчат все – тишина, как на кладбище. И тут звенящую тишину прорвал, звиняйте за слово бранное, пердёж. Один из бородатых дядек такой залп выдал – похлеще пушки кавалерийской. Дамы опять начали в обмороки падать, в этот раз не от испугу, а от запаху. А там где один – там и второй. Один за другим бояре зал покидали, неприличные звуки при этом издавая. Да ладо бы только звуки – а то запах! Такой ядреный, аж глаза резало. Слуги царские спохватились и стали ставни открывать. На Велену и глянуть было страшно – красная вся, не хуже рака вареного, по щекам злые слезы текут… А царь смеется, остановится не может, вот-вот со смеху помрёт. И тут внесли мой каравай. Все аж ахнули восторженно. И было чему дивиться, сам себя превзошел я в этот раз. Целый дворец соорудил, да так на взаправдашний похожий, что и есть эту красоту жалко было. Уцелевших бояр не осталось, так что пробу сам царь снимал. Так ему стряпня моя понравилась, так по вкусу пришлась! Ел и нахваливал. Большим мой каравай был, всем по куску досталось. И все ахали, и всем понравилось. Никита и вовсе глаз от меня оторвать не мог, как и брат его, Демитрий. Демитрий ентот смотрел на меня внимательно, изучающее… Сверкал взглядом масляным… Только этого мне и не хватало…