Жена для Царевича

Илья И, правда клубок тот чудодейственным оказался – что задумал, то на ковре в ту же секунду и отобразилося. Небосвод синий, да поле цветочков аленьких… А главное – будто живая картина та получилась, будто бы даже ветер дует. Красоты неписаной – ни в сказке сказать, ни пером описать. На сей раз принимать нас в тронном зале собрались, как настал час назначенный, так все девицы с работами своими ко двору явилися. Встретили нас, да до места положенного проводили. Дворец-то у царя-батюшки немаленький, и заблудиться в нем немудрено. Зашли мы в залу царскую. Сам царь на троне богато украшенном сидел. Трон весь в каменьях драгоценных, сиденье парчой дорогой обито, да подушка на то сиденье положена – дабы заду царя-батюшки комфортно было. По правую от него руку Демитрий сидел, фонарём синюшным сверкая. Нехило его братец приложил за мою честь почти поруганную. Сам Никитушка по левую руку сидел. Покуда меня не увидел, сидел, рукой подбородок подперев да взглядом скучающим на всех глядя. А как токмо меня узрел – приободрился сразу, приосанился, подмигивать начал, шоб мигалки у него поотваливались! Встал царь, всех собравшихся приветствуя, речь сказал длинную да мудреную – по бумажке её зачитал. Первой свою работу явила свету красавица темнокожая Абойо. Тут-то все от восхищения и ахнули. А вышила она на своем ковре кошку дикую, да до того она похожа на настоящую была – кажется, вот-вот выпрыгнет. Всем работа ейная понравилась, все ей аплодировали. Второю Хуикинг была. И у ней ковер ничуть не хуже был: стая волков степных на нем изображена была, да того искусно, что кажется и вой их слышен. И Веленина работа по вкусу всем пришлась – вышила она дворец царский, копия настоящему, будто даже флаг развевается. Я фыркнул токмо – ясно ведь, что она к царю так подмаслиться хочет. Наконец, и мой черед настал. Развернул я работу свою, на всеобщее обозрение её выставляя. Демитрий как узрел цветочки аленькие, так и сам стал цвета им аналогичного. А Никитушка кашлять стал, за сим смех скрывая. Сразу вспомнилось мне, как он всё поотрывать своему братцу обещался. Не успел и подумать, как на ковре Демитрий с Никитою появилися. И стал Никита вышитый за вышитым Демитрием гоняться по полю цветочному, вереща тонким голосом о том, чего он ему поотрывает, да куда засунет. Я и сам ужо покраснел – стыдобища-то какая, на весь двор себя опозорил. Первым Никита-Царевич не выдержал, разразился хохотом громким, да таким, что у него ажно слезы на глазах выступили. Эстафету енту царь подхватил, но тот, я уж заметил, вообще посмеяться не дурак. А далече и все бояре от смеха с лавок посползали. Долго отсмеяться не могли, а покуда отсмеялись – мне победное место отдали, за то, что работа моя диковинней да искусней всех оказалася. А Велене в итоге последнее место присудили – Царь-то у нас, чай, не дурак, он всё видит, да всё понимает. И объявили на завтра испытание последнее, самое главное – на пиру честном побывать, на людей посмотреть, да себя показать. И манеры свои, и какие таланты имеются – и сплясать, и на инструменте сыграть и спеть так, чтоб за душу брало. А уж после пира этого победительницу и выберут, и на следующий же день венчают их с Царевичем. Вздохнул я тяжко. Самое последнее испытание осталося, да самое тяжелое. Силушка-то на исходе, умаялся я шибко. Кабы мне не оплошать перед Царевичем, кабы лучше всех себя показать… Только направился я в покои свои, дабы отдохнуть от труда тяжкого, дорогу мне Царевич перегородил. - Что угодно вам, ваше высочество? – вежливо поинтересовался я, про себя думая: «Да уйди ты уже с дороги, окаянный, у меня уже глаза сами собой закрываются!» - Хотел сказать я тебе, свет мой, Софьюшка, чтобы не смела ты о состязании последнем беспокоиться. Каков бы исход его ни был – токмо к тебе мое сердечко расположено. Больно приглянулась ты мне: и умница, и красавица, и чувство юмора имеется! А уж искусница какая – в любом деле всё у тебя спорится! Токмо вот терзают меня смутные сомнения… - Об чем сомнения твои, Никитушка? - Коли на смотрины тебя против волюшки твоей отправили, ты честно скажи. Я ж не ирод какой-нибудь, неволить тебя. Хочется мне, чтоб по честности всё было, по взаимности. Пойдешь замуж за меня, Софьюшка? Вот те на! Вот это проперло Никитушку… - А отчего же не пойти? Пойду. – Опустил я глазки в пол, смущаясь будто бы. - Софьюшка! – закричал Царевич, в объятия меня заключая. – Да я на всём белом свете сейчас счастливый самый! На руках тебя носить буду, милая! Всё у тебя токмо лучшее самое будет, чего душенька твоя не пожелает – всё исполню. От радости такой Никита к устам моим потянулся. Как ни странно, велик у меня соблазн был на поцелуй ему ответить – будто бы в голове помутилось что-то, и ничего больше, окромя губ его я и не видел вовсе. Однако ж пришел в себя я быстро, отшатнулся от него, как от прокаженного да заговорил возмущенно: - Уж прости меня, свет Никитушка, да токмо девушка я порядочная, не девка продажная. И приятно бы мне поцеловаться с тобой, да токмо до свадьбы сие не положено! - Ох, прости меня, милая, прости дурака! Это от радости я умом тронулся! Экая ты умница у меня Софьюшка, все традиции соблюдаешь. Ты только знай родимая, что теперь ночь нашу брачную я пуще прежнего ждать буду! Ушел Царевич, шагом быстрым, не оборачиваясь. А я побледнел весь. Как же я долг-то супружеский отдавать ему буду?!