Дважды в одну реку

       Разговор с родителями оставил в душе Андрея неприятный осадок. Хотел у них заночевать, но после всего услышанного желание оставаться в отчем доме пропало. Столь негативная реакция матери обескуражила молодого человека. Отец хоть и не выразил явного недовольства предстоящей женитьбой сына, но и открытой поддержки от него Андрей не получил. Ждать, пока вернется мама из санатория, пока они еще несколько раз обсудят правильность его решения и, наконец, начнут готовиться к свадьбе, не было времени – к тому моменту положение Кати может стать заметным, и он не был уверен, что девушка согласится так долго ждать свадьбы. В таких невеселых раздумьях Андрей провел всю ночь, лишь на пару часов уснув, когда от усталости и пережитых эмоций уже валился с ног. Следующим, кого Андрей ошарашил новостью о намерении жениться, был Малиновский. Пришлось выслушать еще и лекцию Ромки, в которой тот выражал сомнение в адекватности поведения друга. - Нет, я все понимаю. Девушка беременна – это серьезно, не спорю. Но жениться-то зачем? Признай ребенка и все. Зачем тебе эта обуза? Неужели ты уже нагулялся? А еще лучше предложи ей денег… - возмущенный взгляд Жданова остановил его словесный поток. – Ну, ладно – глупость сморозил. – Роман пошел на попятный, хотя сам был убежден, что такой вариант наиболее приемлем. Несмотря на свою реакцию, в помощи другу, конечно, не отказал. Позвонил, куда нужно, устроил так, что зарегистрировать брак стало возможным уже на следующий день. - И чего ты так торопишься? - Ромка, я собираюсь поступить, как порядочный человек. Что в этом плохого? - Да кто тебе мешает? Поступай. Только зачем горячку пороть? - Когда приедет мама и начнет всех обрабатывать (я уверен, она и до Кати дойдет, и до ее родителей), тут начнутся такие баталии… мама, не горюй! Ты не знаешь моего будущего тестя: он мне дочку не отдаст. - Может, это и к лучшему… - буркнул Малиновский, уже не надеясь на здравомыслие Жданова. - Так, закрыли тему! Я сам решу, что для меня лучше. Так вот, мама вернется, а мы уже женаты, и говорить не о чем. А даже если и будут разговоры, то уже родственные. А Малиновский только головой покачал и развел руками: смотри, твоя жизнь. И вот на следующий день Андрей подъехал к банку незадолго до обеденного перерыва и стал ждать Катю. Девушка вышла из здания, выглядела она несчастной и показалась мужчине очень уязвимой. Его она, по всей видимости, встретить никак не ожидала. Андрея кольнуло чувство вины: ведь он ушел от Кати без всяких объяснений и не показывался два дня, даже позвонить ни разу не удосужился. А еще вернулось ощущение, которое он испытал, впервые обнимая ее в вечер их знакомства: какая она хрупкая. Он медленно пошел ей навстречу, охватив взглядом всю ее худенькую фигурку, немного задержав его на пока еще плоском животе. - Привет! – виновато протянул он и остановился в шаге от девушки. Катя удивленно и совсем нерадостно посмотрела на него снизу вверх. - Катюш, ты прости меня. – Андрей сделал еще шаг, взял ее за руку и стал перебирать тонкие пальчики. – Я свинья – ушел и пропал. Мне надо было подумать. - Подумал? – взгляд, брошенный на Андрея, был совсем неласковым, но руки Катя не отняла. - Не смотри на меня так, будто мы совсем чужие. Давай ты меня выслушаешь, - и, чувствуя, что девушка не оказывает сопротивления, потянул ее за собой. – Пойдем в машину. В салоне он снова взял ее за руку и стал внимательно рассматривать: лицо осунулось, побледнело, что было заметно, несмотря на золотистый загар; глаза, еще неделю назад искрившиеся счастьем и задором, погрустнели и потухли; уголки губ, так часто улыбающихся ему раньше, теперь были опущены. Только спина по-прежнему оставалась прямой, придавая девушке вид маленькой, но не сломленной мятежницы. Андрей попытался было обнять Катю, но был остановлен ее непреклонным взглядом. Разочарованно вздохнув, он откинулся на спинку своего кресла и стал смотреть в окно, но Катиной руки не выпустил. - Как ты себя чувствуешь? - Тебе это, в самом деле, интересно? - Ну, я же спрашиваю. - Нормально. - Ты бледненькая, - Андрей уже снова смотрел на девушку. - Разве у меня для этого нет причин? - Катюш. Я понимаю, все происходит совсем не так, как должно быть. Ну, прости меня, что я так… ушел тогда, не сказал ни слова. - Жданов! Ты действительно свинья. Ты не представляешь, что я пережила за эти дни, когда думала, что ты больше никогда не придешь. - Можно я тебя поцелую? – неожиданно прервал он ее обвинительную речь. Девушка вдруг всхлипнула и быстро отвернулась к окну, но мужчина уже понял, что он прощен, и, протянув руку, решительно повернул ее лицо к себе и нежно коснулся губами ее губ. - Не плачь. Все будет хорошо. Я с тобой. И у нас будет малыш. Ну как я мог не прийти? - он прижал голову девушки к своей груди, а сам, наверно, впервые за последние двое суток расслабленно улыбнулся. В самом деле, что такого страшного произошло? Жизнь продолжается (подумаешь, всего-то пару вагонов поменяли в составе местами), и ему, видимо, пришла пора стать отцом. Ну и пусть его «Эверест» пока остался непокоренным – успеется. - Дюймовочка моя! Я, конечно, не король эльфов, но хочу, чтобы ты стала моей женой, - Андрей посмотрел в лицо девушки и, видя недоумение в ее глазах, уверенно закончил, - и чем скорее, тем лучше. - В каком смысле? – Катины глаза, казалось стали еще больше. - Выслушай меня, пожалуйста, - с опаской начал Андрей. – Ромка договорился, и нас распишут прямо сегодня. - Как «сегодня»? А как же родители? Они же… о свадьбе думали, наверняка. – Девушка заметно заволновалась. Конечно, она ведь не так представляла себе день, когда она станет чьей-то женой. - Кать, ну представь, сколько тебе придется волноваться, когда наши родители начнут обсуждать предстоящую свадьбу, готовиться к ней. – Мужчина намеренно не стал говорить о бурной негативной реакции его матери, не желая расстраивать девушку и боясь ответной реакции с ее стороны. – А сколько они нас будут воспитывать! А тебе вредно волноваться, между прочим. Ну, а свадьба… свадьбу мы потом устроим, какую захочешь. Честно-честно. Будет у тебя и платье белое, и лимузин, и в свадебное путешествие обязательно поедем. - Но я не одета для такого случая, - вдруг встрепенулась и привела последний аргумент девушка, сбитая с толку напором Андрея. - Катюш, ты очень красивая. И мне нравится твое платье. Ему все же удалось убедить девушку в том, что такая скоропалительная женитьба будет для них сейчас наилучшим выходом. А потом они ехали в ЗАГС, где их уже ждал Малиновский, и по дороге срочно вызывали Зорькина (без свидетеля со стороны невесты было не обойтись). Когда Катя вышла из машины, Андрей протянул ей букет, составленный из красных и белых роз, и они в сопровождении свидетелей, один из которых взирал на новобрачных ошалевшими глазами, двинулись во Дворец бракосочетаний. *** Наутро Андрей едва успел войти в кабинет, как Малиновский налетел на него. - Ну, где ты ходишь? Если бы я не оставил тебя вчера истерзанного скорбными думами, то подумал бы, что ты провел ночь в объятьях какой-нибудь страстной тигрицы, которая и утром не хотела выпускать тебя из своей постели. Где ты был? - Дома. – Андрей посмотрел на часы. – Рано же еще. - Ему рано! Я рад за тебя, что ты можешь спать спокойно. Можно подумать, это у меня проблемы, а не у тебя. Я вот полночи думал, как нам разрубить этот гордиев узел, который ты три года назад затянул на своей шее. - Ну, и что, придумал? - Конечно. Цени. Вместо того чтобы нежиться с одной из цыпочек, с которыми я вчера познакомился «У Севы», я ломаю голову над проблемами друга. - Я ценю. А ты зато, в кои-то веки, на работу без опоздания явился. - Неблагодарный ты, Палыч. Вот не стану ничего говорить. Андрей схватил Рому за шею и, почти уложив его на стол, сделал вид, что начал его душить. - Ну, что же, придется применить древнейший способ выбивания информации. Говори, что надумал, - он потряс друга. - Ничего не скажу, - Малиновский стал дурачиться, изображая полузадушенную жертву. – Можете меня на куски порезать, сатрапы! – Руки Андрея стряхнул. – Ты сейчас еще в ножки мне будешь кланяться. - Да? И за какие такие заслуги? - А ты не смейся. Я вот сейчас скажу. - Я весь в нетерпении. - Стоило бы тебя еще помучить за неуважительное обращение с верным другом, положившим жизнь свою на алтарь дружбы. - Так уж и жизнь? Малиновский, - засмеялся Андрей, - вот умеешь ты туману напустить да еще пафосом сдобрить. - Художника обидеть может каждый. - Давай уже, художник, рассказывай, что ты там придумал. - Ну, слушай. Помнится мне, ты говорил, о неком банке, в котором трудилась твоя Джульетта. Может, там знают, в каком направлении она отбыла. - Хм, наверно, ты прав. Это может быть ниточкой. Как я сам не догадался? - А я всегда прав. Ты меня просто не ценишь. Но Андрей уже не слышал друга, стуча себя по карманам в поисках ключей от машины. - Значит так, я сейчас еду в «Ллойд Моррис». Будем надеяться, что там нам дадут, если не ее координаты, то хотя бы какую-то информацию о том, где ее искать. Прям, «девушка без адреса», ей Богу! Прикрой меня. Но уйти сразу не получилось, потому что в приемной он столкнулся с Кирой. Наткнувшись на ее взгляд, метавший молнии, Андрей чуть не взвыл: вчера он так увлекся поисками Кати (или скорее расстроился из-за их тщетности), что даже не позвонил невесте. - Ну, что ты мне скажешь, Жданов? - Кира, может, не надо при всех? – попытался вразумить ее Андрей. - А что нам скрывать? Это же наша компания – здесь все свои. Правда, девочки? – повернулась она к рыжеволосой Шурочке (секретарше Жданова и Малиновского) и к своей секретарше Амуре. Те обе примолкли, пряча смущенные взгляды и пытаясь, чтобы их лица не выглядели особенно заинтересованными. Андрей, предвидя приближение истерики, схватил женщину за руку, повыше локтя, и быстро завел ее в кабинет, где Кира работала – подальше от посторонних глаз. Хоть так. Уши-то им все равно не прикажешь заткнуть. Еще одним фактором, который невероятно раздражал Жданова в статусе жениха Киры Воропаевой, был вездесущий Женсовет (неформальный коллектив секретарей компании) – для них не существовало секретов в личной жизни любого из членов Совета Директоров, а личная жизнь самого Андрея Жданова, кажется, обсуждалась наиболее часто и с наибольшим удовольствием. И самое неприятное, что Кира своим поведением только подогревала интерес без меры любопытных женщин. - Отпусти меня! – вырвала она руку, как только оказалась в кабинете. К дивану, стоящему у окна, прошла и уселась, скрестив ноги и сложив сцепленные в замок руки на коленях, всем своим видом демонстрируя возмущение: глаза сверкают, ноздри раздуваются. Просто фигура вселенского гнева во плоти! - Кира, что ты делаешь? - Я? Так это я делаю? Жданов! А ты не обнаглел? - Неужели мы должны обсуждать наши взаимоотношения в коридорах компании и на глазах у секретарей? – Андрей, как мог, старался держать себя в руках. Понимал, что виноват перед невестой. - А где, Андрюша?.. где мы еще можем обсуждать наши, как ты изволил выразиться, взаимоотношения? Вот где ты был вчера весь вечер? - Я был у себя дома. Прости, что не позвонил. - Когда я звонила, тебя там не было. - Почему же не позвонила на мобильный? - А зачем? Чтобы услышать очередную ложь? - Кира… я просто устал и рано лег спать. Ну, или в душе был. – Раздражение последних нескольких дней готово было вот-вот выплеснуться. – Можешь спросить у Малиновского, он заезжал ко мне! - Ах, у Малиновского! Ну, конечно! Это именно тот человек, который скажет мне правду, как, где и, главное, с кем провел вечер Андрей Жданов! - Ну, не веришь мне и Малиновскому, позвони консьержке и спроси у нее, во сколько я вчера приехал домой, - он все-таки не выдержал и заорал. – А заодно поинтересуйся, с кем и в каком виде. Девушка, на глазах преображаясь из статуи гнева в статую скорби, трагически закрыла лицо ладонями, как чаще всего и поступала, когда Андрей начинал кричать, устав от упреков и обвинений в свой адрес. И он, как всегда, почувствовал себя виноватым. Ничего не мог с этим поделать. Уже давно понял, что Кира просто играет перед ним спектакль, и все равно не мог спокойно смотреть, как она заслоняется от него в испуге после его крика. - Кира, сейчас я еду в банк, - он усмирил рвавшееся наружу раздражение и заговорил, как говорят взрослые, пытаясь внушить что-то малому неразумному ребенку. – Если у меня получится быстро решить все вопросы, то я заеду за тобой, и мы поедем к тебе. Вместе. - А если нет? – Кира уже перестала играть свою трагическую роль, хотя все еще обиженно поджимала губы и на мужчину не смотрела. - А если нет, тогда я сразу же из банка поеду к тебе, - четко выговаривая слова, закончил он. – А сейчас извини, мне уже пора, - и он вышел, заставив себя не хлопнуть дверью. В приемной обжег взглядом секретарей, количество которых невероятным образом увеличилось с двух до пяти, и тут уже не стал сдерживаться: - Какого черта вы все тут делаете? Вам заняться нечем? Завтра же поговорю с отцом о пересмотре штатного расписания. – Понятно, что вопросы его не требовали ответа, а посему якобы нечаянно оказавшиеся в приемной Света (помощник финансового директора), Таня (секретарь отдела кадров) и Маша с ресепшена, решили больше не искушать судьбу и двинулись на свои рабочие места. В банке Андрею сказали, что в сентябре 2002 года Жданова Екатерина Валерьевна была переведена на новое место работы в Санкт-Петербургский филиал банка. «Ну, что же – хорошо уже то, что не в Хабаровский». - Поймав себя на этой мысли, Жданов невесело ухмыльнулся. Звонить в Питер Андрей не стал, справедливо решив, что Катя может отказаться обсуждать проблему развода по телефону. Но до совета директоров (до которого оставалась неделя) уехать было нельзя – кто мог предсказать, как поведет себя Воропаев в его отсутствие, а проиграть на выборах только из-за того, что в последний момент конкурент воспользовался твоим отсутствием, ой, как не хотелось. В выходные ехать тоже не было смысла: банк не работает, где живет Катерина – неизвестно. И Андрей томился. Вся эта неизвестность не прибавляла ему оптимизма. К Кире ехать совсем не хотелось, еще меньше хотелось назавтра выслушивать ее очередную истерику, и Андрей, погруженный в свои невеселые размышления, после пары часов бессмысленного кружения по городу, скрепя сердце, развернул машину к дому невесты. Кира встретила его притихшая и виновато заглядывала ему в глаза, что невероятно бесило Жданова. Но приходилось терпеть, чтобы не спровоцировать новый всплеск недовольства, грозящий вылиться в очередное выяснение отношений. Сейчас, успокоившись, она была похожа на вышколенную, но забитую домашнюю собачку, преданно смотрящую на хозяина, ожидая от него поощрения за принесенные тапочки или выполненный по команде трюк. Он даже ухмыльнулся, настолько его позабавило это сравнение, но улыбку от Киры спрятал – уж больно недоброй она была. Сам почти весь вечер молчал, только односложно отвечал на сиюминутные вопросы Киры, которые она задавала заискивающе, как всегда, впрочем, после очередного выброса негативной энергии. Спасибо, что не пыталась заговорить о чем-то серьезном (даже о его поездке в банк не заикнулась), иначе бы он взорвался. Не дожидаясь, пока Кира уберет со стола, прошел в ванную и задвинул щеколду. Он устал «держать лицо», вот и спрятался: не хотелось, чтобы Кира неожиданно зашла и смогла увидеть в его глазах все обнажившиеся чувства и эмоции, о существовании которых ей не стоило знать. Жданов снял очки, включил ледяную воду и сунул под нее голову, потряс ею, словно пытался стряхнуть ненужные мысли, а потом посмотрел на себя в зеркало. Но думал о Кире, о том, что она вбила себе в голову идею непременно стать Ждановой (вот только зачем ей это надо, похоже, сама до конца не понимает). «А Катьке моя фамилия была не нужна» - совсем некстати вынырнул из подсознания почему-то до сих пор обидный факт. *** Во время церемонии, которую и торжественной назвать язык не поворачивается, возникла неожиданная заминка. Когда встал вопрос о фамилии молодоженов, то Катя наотрез отказалась принимать фамилию Жданова. Пришлось прервать церемонию для обстоятельной беседы на целых сорок минут: именно столько времени потребовалось жениху, чтобы убедить строптивицу в том, что муж и жена должны носить одну фамилию. Гордо расправив плечи, Катя прошествовала за Андреем к столу, где они поставили свои подписи в большой книге записей актов гражданского состояния, и с этой минуты для всех и каждого стали считаться семейной парой. Андрей надел на пальчик жены (уже жены!) тонкое золотое колечко; затем и ей подали красную бархатную подушечку с лежащим на ней кольцом для Андрея, которое она с небольшой задержкой (что неприятно кольнула жениха) взяла и надела на его безымянный палец. И при этом совсем не выглядела счастливой. Первый супружеский поцелуй (как, впрочем, и поздравления от свидетелей) пришлось отложить до лучших времен – это привилегия женихов, торжественно ведущих своих невест под венец. Выходя из дверей ЗАГСа, Андрей попытался обнять новобрачную, но она ловко увернулась от его руки и прошла вперед, к машине. Малиновский, заметивший этот маневр, похлопал друга по плечу, как бы говоря: «Держись!», а Зорькин только бросил на него непонятный взгляд из-под бровей и двинулся вслед за подругой, так неожиданно вдруг ставшей замужней женщиной. Андрей издал смешок – ситуация стала невероятно забавлять его. Когда расселись по машинам (Малиновский и Зорькин сели в машину Романа, а новобрачные – в Андреев «Порше»), Катя пристально посмотрела на довольного мужа и с нескрываемым сарказмом сказала: - Веселишься? Давай. Посмотрим, что ты вечером запоешь, и как будешь объясняться с моим папой, - и попыталась отвернуться, но Андрей, коротко хохотнув, не дал ей этого сделать, притянул к себе и крепко обнял, а когда она наконец перестала вырываться, запечатлел на ее губах поцелуй, которого его лишили после бракосочетания. Как только Катя окончательно сдалась и на поцелуй ответила, он чуть голову не потерял. Вовремя вспомнив, что они еще не дома, неохотно отстранился, взял в ладони ее лицо и легко коснулся губами ее глаз, носика и губ: - Спасибо тебе, что согласилась выйти за меня замуж. – Катя только хмыкнула и отодвинулась, принимая более удобное положение в своем кресле. – А с Валерием Сергеичем… что ж, будем говорить. В конце концов, я же не преступление совершил. - Это ты так думаешь. У папы может быть иное мнение на этот счет. - Ладно. Вечером и узнаем, а сейчас – на работу пора, - Андрей повернул ключ зажигания, заводя машину, и повез молодую жену к месту ее работы. - Я бы тебе посоветовала репетировать речь к вечеру. Придется очень постараться, чтобы мой папа впечатлился и не спустил тебя с лестницы после первых же твоих слов, - напутствовала Катя своего новоявленного супруга, открывая дверцу автомобиля, чтобы выйти возле банка. – А то ты, как я посмотрю, слишком самоуверен. - Как скажешь, милая. Только и ты настраивайся, - он вскинул брови, поймав ее вопросительный взгляд. – С сегодняшнего дня мы живем вместе. Так что, пока я буду объясняться с тестем, ты будешь собирать чемодан. – И вполне довольный собой, он захлопнул дверцу перед сбитой с толку Катей. А вечером в квартире Пушкаревых разразилась настоящая буря. Валерий Сергеевич, радушно встретив дочку и ее друга, после сообщения об изменении их статуса, в самом деле, был готов выставить зятя за дверь, предварительно обработав его бока палкой. - Что-о-о-о!!! – покой и тишину квартиры Пушкаревых разорвал гневный возглас взбешенного полковника. – Да кто ты такой?! Да я тебя… Его взгляд метнулся в одну – другую сторону в поисках подходящего орудия мести. От кровопролития его удержали только мягкая мудрость жены и сила характера дочери (посмевшей стать чьей-то женой без ведома отца). Елена Александровна рассудила так: раз у молодых все уже слажено, поздно кулаками размахивать. Андрей ей нравился – уважительный (к Кате всегда приходил с цветами и ее саму не забывал – букеты дарил, с отцом душевно разговаривал), представительный (всегда одет с иголочки, со вкусом), опять же – работу интересную имеет (сумеет семью обеспечить), а какой красавец – глаз не отвести. Замечая, к тому же, как он смотрит на их Катюшу, как бережно обращается с ней (да и Катя, с тех пор, как познакомилась с Андреем, только о нем и говорит), она была готова согласиться, что лучшего мужа их дочери не найти. За долгие годы совместной жизни Елена Александровна прекрасно изучила все слабые места своего мужа и потому, вовремя заметив стоящую у вешалки трость, она незаметно задвинула ее подальше, пока полковник не пустил ее в ход. После этого мягко, но уверенно схватила мужа под руку и попыталась его увести. - Валера, Валера! Ну, что ты, миленький! Разве же у порога такие разговоры ведут? Пойдем… пойдем в кухню. - Переговоры, как она считала, следует вести за столом (и лучше всего - за круглым, какой и занимал почетное место в их кухне). Доблестный вояка сопротивлялся, продолжая испепелять разъяренным взглядом того, кто посмел похитить у него единственную дочь, ругая его на чем свет стоит: «Подлец – втерся в доверие, заморочил голову девчонке; его и на порог пускать нельзя в приличный дом; да я ж тебя голыми руками задушу», - пока с другой стороны его не подхватила под руку та самая дочь-изменщица. Тогда он перевел обвиняющий взгляд на нее, в бессильной злобе покачал головой, скинул руки обеих женщин и прошествовал к столу, где и сел на стул, свирепо глядя то на дочь, то на жену, то на зятя, пока Катя и Андрей усаживались напротив него за столом. - Что скажешь, зятек? - не менее грозно, чем до этого, рыкнул Пушкарев. - Папа! Разве мы совершили какое-то преступление? – вспомнив слова Андрея, попыталась вступиться за него Катя. - Поговори у меня, - зыркнул Валерий Сергеевич на дочку, и та опустила глаза, послушно умолкнув. – С тобой я потом разберусь. А сейчас я вот этого гуся хочу послушать. - Валерий Сергеич, - вчерашнюю самоуверенность Андрея, как рукой сняло. Он никак не ожидал такого враждебного приема от Катиных родителей, которые, как ему казалось, относились к нему с искренним расположением. – Я люблю Вашу дочь… - И поэтому ты, как вор, решил жениться на ней тайком, лишив ее свадьбы, подвенечного платья, даже родительского благословения? - Все совсем не так… - Папа! Я сама согласилась на это. Никто силой меня в ЗАГС не тянул. – Катерина вновь подняла голову и заговорила. - Не тянули ее, посмотрите! А о нас с матерью ты подумала? Нам каково? Такого мы желали для тебя? - Ну, послушай… - Твои родители, конечно, тоже не в курсе, что сын уже женат? – полковник снова перевел взгляд на сидящего рядом с дочерью мужчину. - Нет, - Андрей почувствовал себя третьеклассником, разбившим окно в кабинете директора школы. - Папа, мы им обязательно скажем. - Как у вас здорово: «скажем»! Об этом говорят до того, как… - Ну, что такого экстраординарного случилось?.. - А ты считаешь это нормальным, когда единственный ребенок не считает нужным хотя бы поставить в известность родителей о том, что собирается завести семью? Ты бы хотела, чтобы твоя дочь или сын когда-нибудь так поступили с тобой? - Папочка! Ну, поздно уже ругаться. Мы уже женаты. Мама, скажи ты, - Катя с надеждой посмотрела в глаза матери. Елена Александровна суетилась, то копошась у плиты, то расставляя кушанья на столе. Каждый раз, оказавшись вблизи от мужа, она прикасалась к нему, поглаживая то по голове, то по плечу и приговаривала: «Спокойнее, Валера! Не нервничай. Ты же знаешь – тебе вредно нервничать», - но он недовольно отмахивался от нее, не сводя леденящего душу взгляда с дочери и зятя - раз только буркнул: «Как же, успокоишься тут…», - и снова принимался распекать молодоженов. - Поздно? Никогда не поздно ума-разума набираться! Ты чем думала, когда соглашалась на эту авантюру? - Валерий Сергеич… - снова попытался вступить в разговор Жданов. - Подожди, Андрей! А почему бы мне не согласиться выйти за него замуж? В конце концов, не вам же с ним жить, а мне. А я этому обстоятельству очень рада. Если днем Катя на Андрея злилась, обижалась и даже насмехалась, предвидя, с какими трудностями ему придется столкнуться в желании установить добрые отношения с новоприобретенными родственниками, то теперь, перед разъяренным отцом, она полностью приняла сторону мужа. Андрей был этим безмерно удивлен, но бесконечно благодарен и даже горд ею. Он смотрел на нее с восхищением, и все проблемы казались такими ничтожными перед ее решительностью, с какой она отстаивала его, Андрея Жданова, перед своим отцом. Нет, это была не Моська перед Слоном, но воробьиха-мать, героически защищающая своего неразумного ребенка от грозной кошки. Вот только внутри него сидел такой маленький червячок недовольства собой – он же не мальчик, а взрослый мужчина, в конце концов, и может сам постоять за себя и свою только что появившуюся семью. Но Катерина никак не давала ему такой возможности - каждый раз, когда Андрей пытался вставить хоть слово в напряженный, на повышенных тонах, разговор отца с дочерью, она уверенным движением враз ставшей очень твердой руки отодвигала его и заставляла замолчать. - Мы, может, тоже порадовались бы, если бы нам дали такую возможность. Что за спешка такая? Уж замуж невтерпеж? - А если и так. Я люблю его, и мне уже не пятнадцать лет, чтобы я спрашивала разрешения для того, чтобы замуж выйти. – Андрей сжал ее руку, заставляя умерить пыл, и обеспокоенно посмотрел в раскрасневшееся лицо. - Вон ты как заговорила! Мать, она у нас, оказывается, взрослая уже совсем. Только от материной юбки отлепилась и сразу взрослой стала? – отец не на шутку разошелся – слова дочери сильно задели его. – Любишь? Люби. Только все с умом делать надо, а не впопыхах. Когда вы полюбить-то успели? А ну как завтра она пройдет любовь ваша? - Валерий Сергеич, я понимаю, что Вам трудно принять все это. Катя Ваша дочь, и она всегда для Вас будет ребенком. Но для меня она любимая и самая желанная женщина. - Ты мне, ее отцу, такие вещи смеешь говорить? – голос Валерия Сергеевича поднялся на новую высоту. - Папа, - Катя решила сменить тактику и подсела поближе к отцу. – Папочка. Мы сегодня не хотели об этом говорить, но… мамочка, присядь, пожалуйста. – Елена Александровна вскинула взволнованный взгляд на дочь и пододвинула к столу табуретку. Андрей настороженно посмотрел на свою молодую жену, догадываясь, какую новость она собирается преподнести родителям. Даже в глазах полковника арктический холод слегка подтаял, то ли из-за надежды, непонятно, на что, то ли из-за Катиного «папочка». - Мама, папа! Понимаете, у нас будет ребенок. В квартире стало тихо. Лишь слабо ойкнула Елена Александровна и с расширившимися от неожиданности глазами прижала руки к груди. Стало слышно, как тикают часы на стене, как во дворе лает собака, как соседи в очередной раз пытаются повесить очередную полочку и сверлят для этого стену. Тяжелый вздох Валерия Сергеевича в этой тишине показался звуком разорвавшегося снаряда. - Так, - он поднялся со стула и теперь возвышался над всеми. – Мать, неси валерьянку. Катерина, смочи-ка мне полотенце – что-то голова разболелась, - раздавал полковник четкие указания ровным, спокойным голосом, как могло показаться человеку несведущему. Когда обе женщины, заволновавшись, выбежали из кухни, глава семейства обошел стол, обжигая взглядом Жданова, и схватил его за грудки. – Как ты посмел прикоснуться к ней? Она же еще девчонка совсем. Только жить начала. Ей бы мир посмотреть, карьеру сделать. А ты ее сразу хочешь в домохозяйку превратить? Говорил он почти шепотом, чтобы мать и дочь не вернулись раньше времени от его крика, но Андрею казалось, что он просто оглох от пронизанных болью за дочь словами полковника. Вот и стоял напротив тестя, держащего его за рубашку, и не сопротивлялся: понимал, что виноват перед этим немолодым человеком, уже и раскаяться успел в своей импульсивности. Ну, не разводиться же им с Катей теперь, честное слово. Собравшись с духом, он заговорил, со всей осторожностью подбирая слова, чтобы еще больше не ранить любящего отца: - Валерий Сергеич, Вы можете ругать меня, можете даже ударить: я виноват перед вами с Еленой Александровной. Но Кате нельзя волноваться, мы оба это понимаем. И вернуть все обратно ни я, ни кто-либо другой не в силах. Я Вас очень прошу, попробуйте примириться с тем, что я Ваш зять. Я уже понял, что совершил ошибку, что мне следовало сначала прийти к вам и просить руки вашей дочери. Но я вам обещаю, что буду очень уважительно относиться к Кате, всегда ее любить, во всем помогать и поддерживать. Я обещаю, что сделаю все возможное для того, чтобы она была счастлива. Поверьте, я не самый плохой вариант в качестве Катиного мужа. И мое желание сделать ее счастливой абсолютно искренне. Валерий Сергеевич неотрывно смотрел в глаза Жданова, и, видимо, что-то в них, если и не примирило, то хотя бы заставило чуть снисходительнее отнестись к поспешному и, на его взгляд, необдуманному поступку молодого человека, решившегося породниться с ним. Он выпустил из рук довольно помятую ткань легкой рубашки и снова вернулся на свой стул. Андрей тоже присел и, как можно тише, выдохнул с облегчением – похоже, лед начал таять. - Смотри, зятек! Если ты хоть словом обидишь Катерину, я из тебя душу вытрясу. Мать с дочерью, вернувшись на кухню – одна с флаконом валерьянки, другая – с мокрым полотенцем в руках, – застали там вполне мирную картину: мужчины ужинали, изредка бросая друг на друга слегка настороженные, но уже достаточно мирные взгляды. На столе стояла початая бутылка Пушкаревской наливки. Катя бросила недовольный взгляд на Андрея, он правильно его понял и сконфуженно улыбнулся, показав пальцами: «чуть-чуть». Еще одно препятствие возникло, когда молодожены объявили о решении жить вместе. Валерий Сергеевич снова нахмурил брови и грозно раздул ноздри, собираясь дать отпор. Но Елена Александровна успокаивающе погладила мужа по плечу и, грустно улыбнувшись, сказала (то ли ему, то ли себе): - Что же теперь делать. Они уже семья и должны жить вместе. После чего она решительно направилась в комнату дочери, чтобы помочь той собрать чемодан. *** К самолету Катя безбожно опаздывала. Вроде, время распланировала – ужин приготовить успела вовремя, полностью собралась для выхода из дома. Просто решила попить соку – утолить жажду перед дорогой. Сначала она умудрилась зацепить пакетом сока сырое яйцо в холодильнике, и оно выпало прямо на нее, испачкав джинсы - пришлось срочно переодеваться, и сделать это удалось в рекордные сроки. Девушка успела было порадоваться тому, что времени еще достаточно, но тут, как назло, всегда безупречно работающий замок на этот раз отказался закрываться. Дальше – больше: ее такси по дороге в аэропорт застряло в пробке (был вечер пятницы, и горожане стремились уехать из мегаполиса поближе к природе), а телефон она в спешке оставила лежать на кухонном столе. Оставалось только надеяться, что Зорькин проявит благоразумие и дождется ее в Пулково, а не отправится к ней домой самостоятельно: не хотелось бы разминуться. Подъезжая к зданию аэропорта, Катя – просто чудо какое-то – сразу заметила тощую фигурку друга, тоскливо озиравшегося по сторонам, и буквально вылетела из автомобиля, оставив дверцу открытой (еще по дороге она уговорила таксиста подождать несколько минут). Не дав Коле возможности даже начать обвинять ее со всем присущим ему красноречием, девушка бросилась ему на шею, одновременно прося прощения за опоздание и целуя его в обе щеки. Главное, сбить с толку изящной непредсказуемостью – Коля был не просто ошарашен, а сбит с ног Катиной горячностью и неожиданной эмоциональностью. До того, как расселись с удобством в такси позади водителя, он даже не вспомнил, что собирался высказать подруге все, что он о ней думал в течение полутора часов, проведенных в безуспешных попытках дозвониться до нее. Но уж когда автомобиль начал свое движение, припомнил Катерине и обещанную ковровую дорожку, и вынужденное полуторачасовое ожидание, и безответные телефонные звонки, и возможность умереть голодной смертью: - До чего же ты безалаберная, Пушкарева! Вот был бы Валерий Сергеич в городе, он бы не допустил, чтобы я столько времени, буквально умирая от голода и жажды, стоял одинокий, всеми забытый, на семи ветрах брошенный. - Коленька! Ну, прости меня. В Питере тоже, как оказалось, бывают пробки. И ты не преувеличивай: сейчас не настолько холодно и ветрено. - Конечно! Ты в машинке ехала, тебе и не дуло, а я тут, как статуя, стоял, не имея возможности сдвинуться с места. А подруга единственная даже на телефонные звонки не отвечала. Могла бы и предупредить, что опаздываешь, а не подвергать мой организм двойному стрессу. Хотя, почему двойному – тройному или даже… - Колька, ты, когда голодный, так много лишнего говоришь, - с умильной улыбкой произнесла Катя и виновато добавила, крепко держа его под руку, – а телефон я дома забыла. - Вот. Я же говорю: безалаберная. - Ну, ладно тебе, не сердись, - девушка легко ткнула друга в бок. – Сейчас приедем, я тебя кормить буду. - Не из пирожковой за углом, надеюсь? – продолжал ворчать Коля. - Обижаешь. Я же тебя ждала – ужин приготовила. - Пушкарева, ты меня пугаешь. Ты на ком-нибудь уже опробовала свои кулинарные таланты? - Зорькин, будешь выделываться – останешься голодным. - Но-но! Я, можно сказать, рискуя собственной жизнью, лечу к подруге, чтобы доставить срочную депешу, а меня тут всякими ужасами пугают. - Все интереснее и интереснее: где это ты жизнью рисковал? Самолет, что ли, угнал? - Ой, вот только оставьте эти ваши неуместные шутки. И вообще, когда мы уже приедем? А то я на самом деле умру с голоду, и ты будешь в этом виновата. - Да скоро уже. Слушай, с чего вдруг ты сам решил бумаги привезти? Мог бы с курьером прислать. - Вот она – черная неблагодарность. Пушкарева, до чего же ты черствый человек. Могу я просто соскучиться? - Можешь, конечно. Только как-то подозрительно все это и на тебя не похоже. Уже в квартире Коля обрушил на нее свое любопытство. - Слушай, Пушкарева, а чего это ты меня на такси приехала встречать? Где этот твой?.. - Кто, Коля? - предупреждающе посмотрела на него подруга. - … начальник, Пушкарева, начальник. Мог бы и довезти молодую интересную женщину в аэропорт. Время-то уже позднее. А что ты так… заволновалась прямо? – Коля посмотрел на подругу с нескрываемым интересом. - Чего мне волноваться? - Ну, раз нечего, значит, и говорить не о чем. - Зорькин пошел на попятный, хотя были… были у него еще вопросы к подруге. - А начальник мой уехал в командировку - смотреть площади для размещения оборудования. Ты же знаешь, мы большой заказ получили. Сроки его выполнения довольно сжатые, в смету не укладываемся – заказ-то внеплановый. Вот, кстати, именно для приобретения деталей на заказанное оборудование нам и нужен кредит, который мы получили. А документы где? – Коля передал ей папку, лежавшую до этого времени в его портфеле. - Суворов завтра вернется с заказчиками, будем контракт подписывать. А вот эти денежки, – Катя потрясла взятой у Коли папкой, - надо перевести на счета поставщиков – детали уже поступают, и за них пора платить. - Смотрю я на тебя, Катька, и удивляюсь. Это как же ты решилась из банка уйти? - А что? В «Империи» у меня и должность (финансовый директор обладает большими полномочиями, чем даже руководитель подразделения продаж в банке, ты так не считаешь?), и работа сама по себе интереснее, да и зарплата больше (и еще, кстати, может вырасти). А что меня в банке ожидало? Там дальше некуда было расти. - А у Суворова ты будешь расти, да? - Коль, вот что ты прицепился к Суворову? Ты его даже не видел ни разу, а уже цепляешься. - Да не цепляюсь я. Просто… чего тебе в Москве не жилось? Там работы, что ли, мало? - Так. Пошли-ка ужинать, а то ты сейчас, чувствую, договоришься. Ужин прошел спокойно. Зорькин с большим аппетитом налегал на кушанья, которыми его угощала Катя, а она с удовольствием наблюдала, как исчезают в его безразмерном желудке одна за другой порции салатов, пахнущей копченостями солянки, румяной курочки с политым сливочным маслом пюре. Даже представить себе не могла, насколько соскучилась по виду уплетающего за обе щеки друга. - Ну, подруга, удивила, - насытившись и откинувшись на спинку стула, произнес Колька. - За такой ужин, так и быть, прощаю тебе твою преступную непунктуальность и забывчивость. Честно скажу – не ожидал, что ты при всех своих талантах еще и готовить хорошо научишься. - Рада, что удалось тебе угодить. Потом пили чай с «Шарлоткой». Коля откусил кусок пирога, закрыл глаза и довольно промурлыкал: - Блаженство. - Колька, - засмеялась Катя, - тебя совсем не кормят, что ли? - Кормят, но не так обильно. Слушай, может, мне стоит на тебе жениться? – на лицо Кати набежала тень, и Зорькин спохватился и стукнул себя по лбу. – Хотя… да уж, прости. - Коль, давай спокойно чаю попьем, а? Разговор сразу стих. Колька пил чай и виновато поглядывал в сторону подруги. А она держала в руках свою чашку и смотрела в нее отсутствующим взглядом, будто надеялась что-то разглядеть на ее дне. Также молча убрали со стола: Катя мыла посуду, а Коля взялся вытирать ее полотенцем. Было уже достаточно поздно, и Катя достала постельное белье для Коли, постелила ему на диване в гостиной и уже собралась пойти к себе, когда Зорькин присел на краешек дивана и позвал ее: - Подожди, Кать. Ну, давай поболтаем еще. - Поздно уже. Может, завтра? - Так завтра у тебя дела, а потом на дачу поедем - Ну, на даче поговорим. Там тихо, свежий воздух. Сядем вечером на качели и поговорим. - Я до завтрашнего вечера не доживу. И вообще, Пушкарева! В кои-то веки к тебе друг приехал, а ты спать собралась. - Я хотела еще взглянуть на договор, что ты мне привез. - Катя вздохнула, но забралась на застеленный диван и уселась у стены по-турецки. - Я тут одну любопытную вещь узнал, - начал Коля, пытливо всматриваясь в лицо девушки. - Ты о Жданове? – Колька кивнул. – Я тоже читала - И что ты об этом думаешь? - Разве это я думать должна? – Катя пожала плечами. - Пусть он думает. Ему наверняка развод нужен. А мне и без развода хорошо, меня все устраивает. - Он тебя ищет, наверно. - Я все еще живу на этой планете, и при желании найти меня не так сложно. А уж с его связями… - Дурак он, все-таки, если решит разводиться. – Зорькин специально провоцировал подругу – чувствовал, что ей захочется выговориться. - Почему это он дурак? – она сбегала в свою комнату, принесла оттуда журнал, в котором несколько дней назад прочитала статью о «Зималетто» и его владельцах. – Вон рядом с ним какая светская леди, - ткнула пальцем в снимок, на котором Кира и Андрей улыбались в объектив фотокамеры. – Они очень подходят друг другу, не находишь? Опять же, выгода какая – фирма остается в руках одной семьи. А от меня какой толк? Тем более, он три года даже не пытался связаться со мной. Значит, не нужна я ему. - Ты же в другой город сбежала, номер телефона сменила, родителей к себе перевезла. - Коль, я не понимаю – ты о нем беспокоишься? Если он захочет, то найдет меня. И хватит о нем. - А Суворов? – Зорькин не стал спорить и быстро сменил тему разговора. - Что Суворов? - Ну, кто он вообще, откуда? Не в наследство же ему «Империя» досталась? - Нет, конечно. Лет двенадцать назад, когда он закончил Питерский инженерно-экономический университет, направили его с парой товарищей в Японию как лучших студентов (по обмену какому-то). Японцы, ты знаешь, сами работать умеют и добросовестный труд хорошо оценивают. Вот ребята там за пять лет и заработали. В Питер вернулись – чем заниматься? Простыми инженерами за копейки уже не хочется. Да и промышленность к тому времени в такой упадок пришла. Ну, это ты и сам знаешь. Вот они и нашли доведенное почти до банкротства предприятие, производившее когда-то станки и другое оборудование для советской легкой промышленности, а к тому времени специализирующееся только на утюгах, раскройных ножах и другой мелочи. Предприимчивые молодые люди договорились, с кем нужно, и выкупили бОльшую часть акций предприятия. На правах владельцев контрольного пакета переименовали предприятие в «Империю» (захотелось великовозрастным детям поиграть, почувствовать себя властителями, если не всего мира, так хотя бы одной маленькой империи), провели полную реорганизацию, переоборудовали производство (контакты с Японией очень пригодились). Теперь на японских станках производят швейные машины разной направленности, раскройное оборудование и другие специальную технику Оборудование современное, пользуется большим спросом. Товарищи его постепенно от дел отошли: один в Японию вернулся (акции друзьям продал), второй съездил пару раз в Краснодарский край в качестве консультанта по использованию новейшей швейной техники, встретил там девушку, женился да и остался там. Свои акции продал Суворову, а сам открыл небольшую фирму по пошиву женской обуви. Вот так Суворов и стал держателем контрольного пакета акций «Империи». - А ты… каким боком к этой самой фирме? - Мы познакомились, когда я еще в банке работала, а «Империя» была нашим постоянным клиентом. Очень выгодным, надо сказать, и надежным. Так получилось, что постепенно всеми делами «Империи», связанными с банком, стала заниматься я. Ну, а после того, как «Империя» увеличила свои мощности еще на два новых цеха, Суворов стал намекать, что ему необходим грамотный специалист с экономическим образованием. Убедил меня перейти к нему финансовым директором. - Это все понятно. Ты мне вот что скажи, Пушкарева, он тебя только как экономиста ценит? - Та-ак! Зорькин, ты на что это намекаешь? - Да я не намекаю, а прямо спрашиваю: у вас с ним любовь? - Дурак, что ли? – смешно засмущалась Катерина и запустила в болтуна подушкой. – Все, пошла я спать. Договор вот еще по кредиту посмотрю, - и она оставила Зорькина, даже не пытающегося скрыть своей ехидной улыбки. *** Понедельник – день тяжелый. Не зря люди говорят. Для Кати тот понедельник начался с громогласной папиной побудки: - Катерина! Подъем, а то на работу опоздаешь! Работаешь всего ничего, еще зарекомендуешь себя лентяйкой, а для Пушкаревых это такой позор! Пушкаревы никогда не отлынивали от работы. При попытке подняться с постели закружилась голова, будто кто-то решил пошутить и стал еще быстрее раскручивать земной шар. Глубоко вдохнув несколько раз подряд, Катя заставила себя принять вертикальное положение и пойти в ванную. Вчерашний разговор с Зорькиным, конечно, не принес желаемого облегчения, но хоть как-то примирил с действительностью. Пора было что-то предпринимать. Для начала было решено записаться на прием к врачу и обдумать, как она построит свой разговор с родителями, чтобы они восприняли ее сообщение о беременности и о расставании с Андреем как можно более спокойно. Мысль о том, чтобы избавиться от ребенка даже не приходила в голову: это же частичка ее самой… и Андрея. Папа будет в ужасе. Конечно, решит пойти разбираться со Ждановым. Надо этого не допустить: у нее есть гордость, и она не собирается навязывать себя и ребенка человеку, который оказался таким малодушным. А может, он просто не любит ее и признавался в этом только для красного словца? Мысли об этом вызывали желание снова расплакаться, поэтому Катя старалась думать рационально, четко, по-деловому, запрещая себе мечтать о несбыточном. На работе держалась, как могла, не желая вызывать перешептываний и сплетен за своей спиной. Еще эта стеклянная стена, будь она неладна, совсем не давала возможности расслабиться – приходилось все время следить за выражением своего лица и отвечать улыбками на пристальные взгляды Анюты. Даже работа в этот день не радовала. Катя никак не могла сосредоточиться на документе, открытом на мониторе компьютера. К обеду у нее почти не осталось сил держать себя в руках, и как только часы показали долгожданное начало перерыва, Катя почти бегом оставила свой кабинет и выскочила на улицу. За полдня так устала от необходимости казаться невозмутимой, что, увидев машину Андрея и его самого перед банком, растерялась и не успела скрыть свои эмоции от него. Правда, тут же постаралась взять себя в руки и посмотрела на него с вызовом, но успела про себя заметить, что, направляясь в ее сторону, он выглядел смущенным и виноватым. То, что произошло дальше, было похоже на какую-то фантасмагорию. Андрей извинялся, усаживал ее в машину, интересовался ее самочувствием. Разве могла она на него долго злиться, хотя и высказала ему свою обиду? А дальше начались самые настоящие чудеса - по-другому Катя это назвать не смогла бы. Андрей предлагал ей выйти за него замуж… сразу… в этот же день. Все ее слабые попытки объяснить, что такое стремительное развитие событий ни к чему, потерпели крах. Жданов вел себя, как ураган – отметал все ее доводы, приводя свои аргументы, на которые Кате уже и ответить было нечего. Так она и согласилась расписаться буквально сейчас же, в обеденный перерыв. По дороге в ЗАГС позвонила Кольке и без объяснения причины попросила надеть парадный костюм и приехать по указанному адресу. Надо было видеть его лицо, когда ему сообщили, что он приглашен засвидетельствовать брак своей единственной подруги с Андреем Ждановым – и так его глаза нельзя было назвать маленькими, а тут они стали просто огромными. Слов у Николая разумных не нашлось, только и сумел выдавить из себя: «Ну, Пушкарева…», - и помотал головой. Когда встал вопрос о выборе фамилии, Катя никак не хотела становиться Ждановой, но после долгих уговоров она проиграла и эту битву. Андрей выглядел совершенно довольным жизнью, и Катю это вдруг разозлило: она решила утроить небольшой бунт – отказала ему в первом законном поцелуе. Правда, такая демонстрация с ее стороны новоиспеченного главу семьи только еще больше развеселила, тогда Катя со злорадным удовольствием напомнила ему, что его ждет вечером, когда придется объясняться перед ее родителями. Перспектива покаяния его тоже не особо испугала: вместо того, чтобы огорчиться или хотя бы задуматься, он стал целовать ее и благодарить за то, что стала его женой. И, конечно, она растаяла в его таких жарких и желанных объятиях, только виду не подала и продолжала пугать мужа (как, мужа?!) безотрадной перспективой разговора с тестем. Видимо, что-то такое случилось с ее лицом, раз сотрудники провожали ее удивленно-недоуменными взглядами, пока она шла к своему кабинету. Ну, не могли же они заметить маленький золотой ободок, который появился на ее безымянном пальце за время обеда. Или могли? К букетам в ее руках уже могли бы и привыкнуть. Вон, и шушукаться стали гораздо больше, чем утром, когда она от всех пыталась скрыть свое подавленное внутреннее состояние. А потом, вообще, заявились к ней целой делегацией, и у всех на лицах такие счастливые улыбки, словно каждый из них получил наследство от далекой бабушки или выиграл в лотерею что-то очень значительное. Вперед вытолкнули Оксану, секретаршу Вячеслава Семеновича. Первые же ее слова разъяснили причину столь необычного поведения коллег и повергли Катерину в шок: - Катя, мы случайно узнали, что ты вышла замуж, - Катино удивление было настолько сильным, что девушка стушевалась. – Ой, я что-то не то сказала? - Нет-нет, все то, - Кате стало неловко за свою реакцию. – Просто… откуда вы узнали? - Ничего удивительного. Некоторые, особо глазастые, - Оксана обернулась к стоящим позади нее сотрудникам, - заметили у тебя на пальце колечко, которого раньше не было, и колечко это явно обручальное. - Катюша, мы поздравить тебя хотели. – Вперед вышел Вячеслав Семенович и вручил Кате корзину цветов, из которого выглядывал уголок конверта. Сотрудники банка стали по очереди подходить к Кате и поздравлять ее, желая всевозможных благ и счастливой семейной жизни. - Ты после обеда такая счастливая пришла. Наверно, с мужем помирилась? – проявила вдруг неуместное любопытство Оксана, когда в кабинете никого, кроме них двоих, не осталось, а Катя только нервно усмехнулась и коротко кивнула, опуская глаза. – А когда у вас свадьба была? В прошлую субботу? Когда же вы поссориться-то успели? - Оксана, - взмолилась Катя, прервав поток вопросов любопытной секретарши, - давай, мы потом об этом поговорим: работать же нужно. - Ладно, как хочешь, - похоже, Оксана даже не обиделась - пожала плечами и вышла из Катиного кабинета. Впору было смеяться, но Катя постеснялась Анюты, которая сидела в соседнем помещении и изредка бросала взгляды в ее сторону (уже вполне доброжелательные). Мелькнула мысль о том, чтобы попросить для себя «непрозрачный» кабинет, а то в течение всего рабочего дня пребывать в эмоциональном напряжении становилось просто невыносимо. Понятно, что остаток дня тоже не работалось: мысли в голове вертелись то о таком неожиданном замужестве, то о вездесущих коллегах (как можно узнать о том, что произошло двадцать минут назад в другом районе города?), то о приближающемся вечере и необходимости предстать перед родителями со сногсшибательной новостью. Чем ближе было окончание рабочего дня, тем более озабоченным становилось лицо Кати. Можно было днем, сердясь на Андрея, пророчить ему разные ужасы, но ведь она понимала, что разговор с ее папой, в самом деле, будет непростым. И уже было жаль своего авантюриста-мужа. Поэтому к вечеру она решила, что попытается сама поговорить с отцом: ведь она лучше знает его и сможет найти нужный подход. Еще и Колька, наверняка, придет к ужину – будет ей дополнительная поддержка. Но Зорькина у них дома, как ни странно, не оказалось. Не появился он и позже. Хоть и уговаривал, успокаивал Катю, говоря, что папа «не такой уж страшный», а сам струсил – не пришел. Или решил, что у нее теперь есть защитник, и самоустранился? В любом случае, Катя решила, что еще припомнит ему при случае его предательство. Папа бушевал. В первый момент после сообщения главной новости дня Катерине показалось, что он готов схватиться за свою палку. Видимо, мама тоже это заметила, потому что незаметно запрятала ее подальше. Дальнейший разговор хоть и продолжался в спокойной обстановке кухни, но был так же далек от мирного, как Земля от звезды в созвездии Орион. Как ни старалась Катя объяснить отцу его несправедливость в отношении Андрея, как ни пыталась доказать, что вся эта свадебная суета ей была совершенно неинтересна, он ни на минуту не успокоился, ни на йоту не смягчил своего отношения к их поспешному браку. Оставалось только одно средство – сообщить родителям о скором появлении на свет их внука или внучки. Именно это она и сделала. И испугалась - так тихо стало. Как перед грозой. Но ничего ужасного больше не произошло. Только отцу сделалось нехорошо, поэтому он отправил маму за валерьянкой, а дочку – за мокрым полотенцем. Что происходило на кухне в отсутствие женщин, узнать им так и не удалось, но по возвращении они застали своих мужчин за очень мирным занятием – те дружно поглощали кушанья, которыми был уставлен стол, даже бутылку папиной настойки открыли. Правда, еще раз пришлось столкнуться с упрямством Пушкарева, когда стали собираться – конечно, он пытался воспротивиться переезду дочери, но тут помогла мама, расставив все точки одной-единственной фразой: - Что же теперь делать. Они уже семья и должны жить вместе. Так и началась семейная жизнь молодой четы Ждановых. *** Со временем воспоминания о том дне стали вызывать у Кати лишь грустную улыбку. Но сегодня, после разговора со своим единственным другом, она словно перенеслась в тот день, случившийся в ее жизни ровно три года назад. И будто снова пережила все испытанные тогда чувства: от пустоты и отчаяния, недоумения и растерянности до робкой радости, боязни за Андрея и любви к нему, наполняющей каждую клеточку ее тела. Жгучая обида, которую Катя после их расставания заставила замолчать, чтобы выжить, с новой силой обожгла все внутренности, готовая пролиться соленым водопадом. Но Катя призвала на помощь все свои силы, всю злость, которую почувствовала тогда, окончательно осознав, что она осталась одна, и не позволила упасть из глаз ни одной слезинке.