Дважды в одну реку

      Декабрь подходил к концу, а Андрей так и не выбрал подходящего момента, чтобы поговорить с Кирой о необходимости отмены их свадьбы. Когда прошла эйфория от осознания возможности стать свободным от своего обязательства жениться на Кире, к нему пришло и понимание того, что простого разговора у них не получится. Он приезжал к ней каждый вечер с намерением расставить все точки, но так и не мог заговорить о том, что вызовет небывалой силы шторм после того, как будет озвучено. То, что разразится скандал, теперь он даже не сомневался. Но каковы будут его размеры? И что будет с самой Кирой? Как она сможет пережить это? Что ни говори, а Киру он по-своему любил. Ведь с самого ее рождения она всегда присутствовала в его жизни, и он привык к ней, как привыкаешь к любому родственнику. Он не представлял, что ее может не быть. Только это «быть» в его понимании, похоже, никак не соответствовало тому, как он пытался его воплотить (не без участия самой Киры, конечно). Его любовь к Кире была, скорее, братской. Наверно, и она испытывала к Андрею сильную, но сестринскую привязанность, а под неустанным убеждением Маргариты в их предназначенности друг другу просто спутала ее с любовью. Как объяснить это самой девушке, Андрей не знал. А Кира после приезда Кати с Дашей, словно ее подменили, вдруг стала вести себя, как примерная жена: ни криков, ни истерик. Даже когда в разговоре всплывало имя Кати, она была спокойна и не выказывала никаких признаков ревности. Андрей понимал, что это затишье временное, что надолго ее выдержки не хватит, но разрушить неожиданный хрупкий мир между ними и Кирино, пусть и мнимое, спокойствие, он не решался. В конце концов, помучившись, пришел к выводу, что стоит отложить неприятный разговор до их поездки в Лондон. Там, как бы бурно ни отреагировала Кира на его слова, будет кому ее утешить. Маргарита обязательно поддержит Киру и поможет ей справиться с отчаянием. А потом девушка сама поймет, что Андрей был прав, отказавшись от свадьбы с ней, поймет, что ее жизнь без Андрея Жданова будет только счастливее, когда встретит мужчину, который полюбит ее. Перед поездкой в Лондон Андрей запланировал обязательно съездить в Питер: отвезти новогодние подарки для Даши. Было еще одно важное событие, которое на этот раз он не хотел пропустить: Катин день рождения. Ей он тоже приготовил подарок, а еще положил в карман пиджака купленное больше трех лет назад кольцо. Не надеялся, что представится случай подарить его (а если и представится, то Катя вряд ли его примет), но на всякий случай захватил с собой. Он страшно соскучился. Вспоминал, как отвозил их домой. Даша весь путь до Питера не слезала с его рук, будто предчувствуя долгую разлуку. Как жаль, что дорога от Москвы до Санкт-Петербурга такая короткая. Так бы ехал и ехал: чтобы только Катя, он и их малышка. Там, в купе вагона, они были семьей. Обратный полет на самолете в одиночку показался дольше поездки на поезде. В этот раз билет на самолет Андрей заказал заранее, чтобы не дергаться из-за вероятности не попасть на него. Вот только не учел особенностей русской зимы и капризов погоды. Самолет задержали, и к Пушкаревым Андрей попал, когда Дашу уже уложили спать, и она мирно посапывала в своей кроватке, досматривая не первый сон. Андрей передал подарки для дочки Елене Александровне, встретившей его, сожалея, что уже не сможет повидаться с малышкой в уходящем году. Он уже собирался пройти на кухню, куда его пригласила Пушкарева старшая, когда из комнаты вышла Катя. Андрей застыл, в очередной раз подивившись ее безыскусному умению казаться одновременно невинной и соблазнительной. На ней было облегающее кремовое, расписанное яркими цветами, платье из шелка, доходящее до колен, закрытое, с воротником-стойкой и короткими рукавами. В руках она держала укороченный жакет шоколадного цвета, а на ногах были обуты туфли в тон жакету. Сердце у женщины взволнованно забилось, когда она встретилась с горящим взглядом нежданного гостя. А он, казалось, забыл о том, что умеет говорить. - Здравствуй, - первой поздоровалась Катя. – Мы не ждали тебя, и Даша уже спит. - Здравствуй, - выдохнул Андрей вслед за ее словами. – Я знаю. Но я не только к ней приехал. – Он нерешительно шагнул к Кате, протянув ей большой букет. – С днем рождения тебя. Катя растерялась. Видимо, она никак не ожидала, что Андрей может помнить о дне ее рождения. - Спасибо, - нерешительно кивнула она, взяв букет, а мужчина несмело приблизился к ней и оставил на щеке обжигающий след от легкого прикосновения своих губ. Катя моментально вспыхнула, опустила глаза и принялась лепетать, будто первоклассница, не выучившая урок. – Тебе не стоило… я не думала… зачем ты… - Кать, разве я не могу поздравить мать моего ребенка? И вот еще, - он показал рукой на коробку, лежавшую на шкафчике для обуви. В ней был подарок, - я подумал, что твой компьютер уже немного устарел, и решил подарить тебе этот ноутбук. - Зачем ты… - снова повторила Катя. – Не надо было. - Отказываться все равно поздно: не повезу же я его обратно. - Спасибо. Не стану: он очень кстати. Кто тебе сказал про мой день рождения? - Я помню… Ах, сколько же было всего в этой короткой фразе! И воспоминания об их коротком счастье, и сожаление о том, что он его так бездарно разрушил, и робкая надежда на то, что еще может случиться. От его «я помню» у Кати перехватило дыхание и, если бы не Валерий Сергеевич, громко воскликнувший: «Ну, где они там оба пропали?», - они бы так и запутались в словах и взглядах друг друга. Неприятным сюрпризом для Андрея стало то, что поздравить Катю собралось, по его мнению, слишком много мужчин. На кухне, кроме Пушкаревых, был еще и никогда без уважительной причины не пропускающий день рождения подруги Зорькин, и ставший в последнее время частым гостем в этом доме Суворов, чье присутствие заставило Жданова внутренне напрячься. Оказывается, молодежь собиралась в ресторан, чтобы отпраздновать Катин юбилей. Инициатива принадлежала ее непосредственному начальнику, а родители настояли, убедив сопротивляющуюся дочку, что она вполне может сходить отдохнуть и развлечься в приятной компании. Не раздумывая, Андрей решил присоединиться к ним. Ресторан был выбран шикарный. В здании старинного особняка в стиле ампир, с соответствующим интерьером, поваром-французом и вышколенным персоналом. Суворов подошел к метрдотелю и что-то шепнул ему, а тот подал едва уловимый знак рукой в сторону двери, очевидно, ведущей в кухню. Через мгновение на одном из столов, сервированных на троих, появился четвертый прибор. Именно к этому столику и проводил их метрдотель. - Вень, зачем было идти в такое шикарное место? – Спросила Катерина, раскрывая меню. Мужчины последовали ее примеру. - Катя, не скромничай. Замечательную дату нужно праздновать в не менее замечательном месте, - откликнулся Суворов. – Я, вообще, не понимаю, почему ты запретила нам с Галиной говорить в компании о твоем юбилее. Ты - одно из главных лиц «Империи». - Скажешь тоже, - смутилась Катя и махнула рукой. - Не отмахивайся, это так и есть. И я уверен, что сотрудники фирмы обидятся, когда узнают, что ты скрыла от них свой день рождения. - Да не люблю я этой шумихи вокруг себя. - Это уж точно. Екатерина Валерьевна у нас полна достоинств, - вставил свое слово Зорькин, за что тут же схлопотал салфеткой по голове, - правда, характер подкачал, - добавил он и закрылся руками от очередного покушения со стороны подруги. Андрей сидел напротив Кати и в разговор не вступал - рассматривал именинницу, узнавал и не узнавал прежнюю Катюшу, в которую он когда-то влюбился. Она, бесспорно, изменилась, но мужчине по-прежнему (если не больше) доставляло удовольствие наблюдать за ней, видеть ее смущение, ее улыбку (даже если она была предназначена не ему), следить за ее рукой, заправляющий за ушко выбившуюся прядь волос, ловить на себе ее редкие взгляды. Пока женщина вела разговор с двумя другими спутниками, Андрей мог, не таясь, любоваться ею, ее большими янтарными глазами, аккуратным маленьким носиком, яркими от вспыхнувшего румянца щеками, пухлыми губами, слегка тронутыми помадой, ее несложной, но очень элегантной прической, нежной шеей, частично спрятанной в вороте платья. Сделав заказ, Катя поднялась с места. - Я оставлю вас на время. - Пожалуй, я тоже осмотрюсь, - встал следом за ней Колька. Когда они оба вышли из зала, Суворов посмотрел на Андрея. - Поговорим, пока дамы нет? - Поговорим. - Ты Катерине так и будешь голову морочить? - Что ты имеешь в виду? - А то ты не понял? - Что же из моего поведения навело тебя на мысль, что я морочу ей голову? - Приезжаешь… с цветами-подарками… - Во-первых, не так уж часто я и приезжаю, к сожалению. А во-вторых, тебя-то это как касается? - Я Катин начальник, и мне не безразлично ее моральное состояние. - Начальник, значит? Вот и начальствуй, а в ее личную жизнь свой нос не суй. - А ты себя ее личной жизнью считаешь? - Мы с Катей были женаты. - Вот именно, что были. - И у нас есть ребенок. - О существовании которого ты узнал случайно. - Но ведь узнал. А тебя это почему так задевает? Похоже, моя жена тебе интересна не только как ценный работник. - Бывшая жена, ты хотел сказать. Катя заслуживает того, чтобы рядом с ней был надежный человек, на которого она могла бы положиться. - Ты себя таким считаешь? - Я тебя таким не считаю. - Надеешься, что она свяжет свое будущее с тобой? - Похоже, ты все еще думаешь, что она без ТЕБЯ жить не может? Три года – большой срок. За это время Катя, судя по тому, что я о ней знаю, очень изменилась, повзрослела и перестала верить в сказки. Насколько я понял, ты очень постарался для того, чтобы она спустилась с небес на землю. - Я виноват перед ней и с тобой не собираюсь этого обсуждать. Это касается только нас двоих: меня и Катю. В туалетной комнате Катя подошла к зеркалу, намочила руки под краном и приложила их к пылающим щекам. Мало того, что Суворов начал петь ей дифирамбы, так еще и Жданов не сводит с нее горящего взора. Катя даже не знала, отчего ее лицо больше полыхает: от смущения, вызванного словами начальника, или от волнения из-за откровенных взглядов бывшего мужа. И зачем он только приехал? Как пережить этот вечер, постоянно находясь под прицелом его глаз и не показывая при этом, насколько ей это не безразлично? Но нельзя было оставаться в дамской комнате вечно: «Он мне больше не муж, нас ничто не связывает (предательское подсознание шепнуло имя дочери, но Катя решила на один вечер забыть о том, кто ее отец), его взгляды ничего не значат для меня», - попыталась она убедить себя и, вскинув голову, шагнула в зал ресторана. Под негромкую лиричную музыку, извлекаемую умелыми пальцами пианиста, в роскошном зале спокойно отдыхали люди. Кто-то чинно вкушал деликатесы, появляющиеся на столах. Кто-то вел неспешную беседу (деловую или личного характера). Кто-то уже выходил танцевать, чтобы оказаться поближе к партнеру, и интимностью соприкосновения тел привносил немного легкости и романтичности в чопорность обстановки. Из всей четверки, празднующей день рождения единственной сидящей за столом дамы, абсолютно доволен жизнью был только Зорькин. Официант приносил все новые и новые блюда, радующие глаз и желудок не по комплекции прожорливого финансиста, а за соседним столиком сидела и благосклонно посматривала в его сторону миловидная блондинка с пышными формами, которые, однако, не портили ее. Две составляющие, способные сделать жизнь Кольки счастливой, сошлись воедино, и он наслаждался этим в полной мере. Он был, как никогда, остроумен и сыпал шутками, пытаясь сгладить напряжение, то и дело возникающее между остальными участниками застолья. Иногда шутки достигали цели, и лица Кати, Андрея и Вениамина озарялись искренними улыбками. Большую же часть времени все трое обменивались вежливыми фразами и взволнованно-напряженными взглядами. Катя уже не рада была, что не попыталась отговорить Андрея от похода в ресторан. Она чувствовала, что между ним и Вениамином что-то произошло, пока она «пудрила носик», но вот понять, что именно… О чем они говорили в ее отсутствие? Уже прозвучали тосты в честь именинницы, было выпито за ее здоровье шампанское и сказано в ее адрес много теплых слов, а обстановка за столом не становилась более дружественной. Вкусив достаточно, по его мнению, вкусной пищи, Николай решил приобщиться к прекрасному – то есть, слиться в танце с девушкой из-за соседнего столика – что он и не замедлил сделать. С его уходом электрические разряды за столом стали возникать значительно чаще, что проявлялось уже не только во взглядах, но и в нарочито ироничных высказываниях мужчин, обращенных друг к другу. - Мужчины, вы обо мне не забыли? – вступила в грозивший перерасти в ссору разговор Катерина. Ее спутники, как по команде, перевели на девушку свои взгляды, полные раскаяния, и поспешили извиниться за свое неучтивое поведение. - А давай потанцуем, - протянул ей свою руку Вениамин, и Катя, бросив короткий взгляд на Андрея, кивнула и вложила свою руку в ладонь партнера. Танцевать с Вениамином было легко – он умело вел Катю, слегка прижав ее к себе одной рукой. Только что-то не давало двигаться и ей с той же легкостью. Когда они развернулись таким образом, что Катя оказалась лицом к их столику, причина ее скованности стала понятна: Андрей не спускал с нее тяжелого взгляда, и Кате даже показалось, что он вот-вот подойдет к ним и прервет их танец. Но он оставался сидеть, и только глаза его постепенно наполнялись не то обидой, не то сожалением. Когда отзвучали последние звуки мелодии, и Катя с Вениамином вернулись к столу, он оказался пуст. Мелькнула мысль, что Андрей ушел совсем, и Кате вдруг стало до невозможности тошно среди всех этих ярких огней и веселящейся публики. Но не успела она усесться на галантно отодвинутый Суворовым стул, как Андрей материализовался напротив нее на своем прежнем месте. Она вскинула на него свои глаза и, неожиданно для мужчины, пролила на него полный восторженного сияния взгляд, но тут же смутилась своей внезапной радости и опустила глаза, а на щеках вновь заалел румянец. Андрей же, поймав на себе взгляд Кати, казалось, преисполнился добрых чувств даже к Суворову, опередившему его и пригласившему именинницу танцевать. Но больше такого подарка Андрей ему предоставлять не собирался, а потому, как только зазвучала песня «Hotel California», он протянул свою руку к Кате. - Кать, могу я пригласить тебя на танец? «Можешь, конечно. Только ты и можешь сейчас пригласить меня. Ты же знаешь», - словно говорили ее глаза, а рука уже легла в его протянутую ладонь. Исчезли сразу и зал ресторана в стиле ампир, и Вениамин, недовольно нахмуривший брови, и Колька, активно подмигивающий пампушке-блондинке, и пары, танцующие рядом – остались только музыка и они вдвоем. Потому что это была ИХ песня. Именно она звучала, когда они познакомились. Такое разве можно забыть? Андрей осторожно прижал к себе девушку, не спуская с нее глаз, и повел в танце. И словно не было этих трех с половиной лет – вот сейчас закончится песня, потом он будет любоваться тем, как она наблюдает за разрывающимися в воздухе фейерверками, а потом… Андрей сильнее сжал Катю в своих объятьях, одна рука поднялась к лицу девушки, и большой палец прошелся по ее щеке. Глаза Катерины расширились, и она стала вырываться из сжимавших ее рук. - Андрей, прекрати, - прошептала она. - Прости, - возвращаясь к реальности, встрепенулся ее партнер и ослабил хватку. – Кать, я виноват перед тобой… очень виноват. Ты – лучшее, что могло случиться в моей жизни. Если ты когда-нибудь сможешь простить меня… - Я простила тебя, Андрей, - перебила его Катя. – За любовь к Даше я могу простить все, что угодно, а ты ее любишь. - Катенька, - Андрей снова прижал к себе девушку и опустил взгляд на ее губы. До поцелуя оставались сотые доли секунды, когда Катя повернула голову, и губы мужчины лишь скользнули по ее виску. Хватило мгновения, чтобы Катерина пришла в себя. - Я простила тебя, но это не значит, что забыла. Ты – отец Даши, но это всё. Пожалуйста, не усложняй все, - сбрасывая с себя романтическую пелену, проговорила девушка. – Скажи, у вас произошел какой-то разговор с Вениамином? - С чего ты взяла? – с трудом выплывая из кокона чувственности, в который их погрузила мелодия из прошлого, спросил Андрей. - Вы довольно неприязненно смотрели друг на друга. - Все нормально. - А мне так не кажется. Знаешь, наверно, зря я не воспротивилась твоему присутствию здесь. - Я тебе мешаю? - Андрей… не обижайся, пожалуйста – я хочу попросить тебя уйти. Он даже не сразу нашелся, что ответить, словно на него вылили ушат ледяной воды. Но женщина, танцующая с ним, была именинницей, кроме того, она была матерью его ребенка, а он был перед нею безмерно виноват, а потому отказать ей был не вправе. И хотя в сердце вонзились горячие стальные иглы, он постарался не показать этого. - Как скажешь. Только один вопрос решу. Когда мелодия смолкла, Андрей проводил Катю на место и отвел в сторону Вениамина. Катя, запаниковавшая из-за возможности возникновения конфликта, успокоилась, увидев, как ее бывший муж достал из кармана портмоне и, отсчитав деньги, передал их Суворову. Потом он, не обернувшись, покинул ресторан. А она, непонятно почему, испытала невероятное разочарование из-за того, что он даже не стал с ней спорить. Андрей же, выйдя из бывшего старинного особняка, вызвал такси, доехал до гостиницы, в которой остановился, купил в баре две бутылки виски и поднялся на этаж, где располагался его номер. Войдя в шикарную спальню, он поставил одну бутылку на прикроватную тумбочку, со второй свинтил крышку и, высоко запрокинув голову, влил в себя ее содержимое, после чего устало опустился на кровать и посмотрелся в зеркало на дверце раздвижного шкафа. «Ну что, пора признаваться, Жданов. Хотя бы самому себе хватит врать. Ты по-прежнему любишь свою жену (бывшую, Жданов, бывшую, как правильно заметил этот ее… не то император, не то полководец), и тебе никто, кроме нее, не нужен. Тебя уже давно ни к одной женщине не тянет - проверено опытным путем. А вот ты не нужен ЕЙ. И кого винить, кроме себя самого? А некого. Что ты там ей кричал, идиот, помнишь? Что она обманула тебя? Холодно и расчетливо? Да ты в жизни своей встречал кого-нибудь светлее и чище своей Катюши? Ты знал ее три месяца. За это время был ли хоть один день (да что там день, хоть одна минутка), когда ты мог бы в ней усомниться? Не было. Потому что не было ни одной причины не доверять ей. НЕ БЫЛО. Кого ты слушал? Мать, которая твою Катю в глаза не видела и понятия не имела, какой это чудесный человечек? Друга, с которым не общался с подросткового возраста? А ведь она права – ты ей даже слова не дал сказать. Ты же обошелся с ней, с любимой женщиной, хуже, чем с собакой бездомной. Жданов-Жданов, какой же ты дурак. На что же ты сам себя обрек? Вот, живи теперь и гордись собой. Не искал, на развод не подавал – герой! Сколько времени потерял! Дважды, нет, сто раз дурак! Ведь мог же, мог хотя бы попытаться найти и вымолить прощение. Ты же, даже когда нашел ее, повел себя, как последняя сволочь. Мог бы башкой своей подумать, с какого перепугу Катя даст твое имя чужому ребенку. Малиновский же тебе тогда говорил… только ты, идиот, не послушал. В ногах у нее валяться должен был, а ты все продолжал скоморошничать. А теперь, Жданов, приезжай к дочке, общайся с ней, а попутно любуйся на свою несбывшуюся любовь, которую сам же и растоптал, наблюдай, как она будет строить свою жизнь с Суворовым (или не с ним, а еще с кем). – Андрей открыл вторую принесенную с собой бутылку виски и чокнулся со своим отражением в зеркале. – Ну, давай выпьем. За Катю! – он любовно взял в руки коробочку с кольцом и в который раз стал его рассматривать. Получалось плохо, потому что влитый в желудок и не поддающийся измерению алкоголь не давал сфокусироваться. - Вот так теперь и будешь из года в год праздновать ее день рождения… в компании с коробочкой, которую у тебя даже нет права подарить ей. А она в это время будет принимать колечки в подарок от кого-нибудь другого. А твое, Жданов, уже утратило свою цену и ей не нужно, как и ты сам. Так что, езжай с Кирой в Лондон, встречай Новый год, женись. Кире ты нужен, вот пусть она тебя и получит. И неважно, что ты ее не любишь – зато она тебя любит и давно мечтает стать твоей женой. Вот и исполняй ее мечту. Это единственное, на что ты еще годен». - Он еще долго что-то говорил сам себе. Слова становились все менее понятными и постепенно стали больше напоминать какое-то невнятное бормотание, пока вообще не стихли. Он еще посидел, опустив голову на руки, а потом, не раздеваясь, завалился на кровать и уснул беспокойным пьяным сном. А во сне он был с Катей, и она была его женой. Вот только она где-то задержалась, а он уснул, не дождавшись ее звонка. Но она все-таки позвонила, а Андрей долго не мог сообразить, что это так противно жужжит и щекочет живот. А когда сообразил, что это звенит телефон в кармане его пиджака, который он почему-то не снял, то быстро, насколько смог, достал его и, не посмотрев, кто звонит, нажал на кнопку приема звонка. - Катенька, прости, я не сразу услышал твой звонок. - Катенька?! – услышал он в трубке визгливый голос Киры Воропаевой и упал с небес на землю. – Жданов, и после этого ты мне будешь говорить, что у вас с ней ничего нет? Ты где, вообще? Это так ты поехал дочку повидать? Какая же ты сволочь, Жданов, - вот с этим Андрей был согласен. - Кира! Не кричи мне в ухо! Ты меня разбудила! - Ах, разбудила! Ты еще, оказывается, в постельке нежишься! А что, Катя твоя улизнула от тебя? Я не удивлюсь, если это так и произошло. Ты же уже давно перестал быть тем мачо, на которого гроздьями вешались все оказавшиеся поблизости девки. «Началось!» - подумал Жданов. Голова раскалывалась, язык во рту отказывался шевелиться. Хотелось одного – засунуть голову под струю ледяной воды – чтобы хоть как-то привести себя в чувство. - Кира, может, ты мне все это потом скажешь, когда я приеду? - А ты собираешься приехать? Удивительно! А я уж подумала, что ты намерен остаться там навсегда (с желанием Жданова это полностью совпадало), позабыв обо всем и обо всех: обо мне, о том, что завтра утром мы летим в Лондон к твоим родителям… Разговор мог затянуться, что никак не входило в планы Андрея. - Я помню, Кира! Я все помню. Увидимся вечером. Все, пока, - не дожидаясь, когда невеста продолжит свою душераздирающую тираду, он нажал на кнопку, прерывая разговор. А потом подумал и выключил телефон. Катя ему все равно не позвонит, а больше он никого слышать не хотел. «Что ты там вчера надумал? – продолжил мужчина начатый накануне разговор с самим собой. – Жениться? И всю жизнь терпеть вот это? Да, хорошо ты вчера нализался. Уж лучше провести всю жизнь в воздухе между Питером и Москвой», - блеснула в голове мысль после того, как Андрей обдал ее холодной водой.