Синдром отмены

У Сокджина проблемы. Хотя нет, не так, Сокджин в самой заднице, потому как иначе сложившее положение вещей и не назовешь. Когда его нашли представители агентства и рассказывали, как прекрасна и безмятежна жизнь айдолов, уже тогда неглупый не по годам парень заподозрил, что все не так радужно НО он всегда был хорошим сыном, и то, как отреагировали родители на новость о том, что их чаду предложили стажировку с практически полной гарантий в ближайшем дебюте, его сердце не выдержало. Ему всегда хотелось, чтоб родители гордились им, и смотрели вот так как именно в этот момент: с нежностью и обожанием. И вот тогда он совершил главную ошибку в своей жизни: дал согласие. Он пахал и пахал, без передышек, после первых полугода тело почти перестало подавать мозгу сигналы бедствия: он уже не хотел сдохнуть от тренировок, и почти с энтузиазмом шел на занятия актерским мастерством. Вокал всегда был для него отдушиной, и пожалуй единственной дисциплиной, которая не напрягала от слова совсем. Отойдя от шока, что группа, в которой предстояло дебютировать была ориентирована на хип-хоп, он смирился и выдохнул. Все ребята казались славными, и подготовка к дебюту в компании этих странных придурковатых, но милы парней сожрала остатки свободного времени, которое было бережно припрятано для сна. Он был самым старшим, и выдохнул с облегчением, когда тяжкая ноша лидера минула его стороной. Однако забота о мемберах все равно легла на его плечи: трое младших буквально вцеплялись в него, когда он оказывался в радиусе воздействия. Они висли на нем, требовали внимания и были похожи на слюнявых щенков бигля, потому что встречать с такой радостью любое его появление могли только они. Теперь Сокджин скучал по тому времени, и одновременно готов был врезать себе за наивность и беспечность. Бантаны стали первой группой-солянкой из омег и альф. Предполагалось, что в их стройных рядах будет еще и бета, однако, Хесан в последний момент принял решение с ними не дебютировать, чем вогнал Джина в полнейшие сопли. Так что на двух омег (самого Джина и Юнги) приходилось аж пять альф. Джина это вообще не напрягало, особенно, учитывая тот факт, что трое из них еще не представляли вообще что это такое, а двое других были по уши в…работе, и только изредка выползали из студии и танц-зала. Он понял, что младшенькие (а только так он про себя их называл, до недавнего времени) как-то автоматически переходят под его опеку, юрисдикцию и контроль. Те смотрели на него все, как на подбор, своими большими наивными гляделками, почти синхронно открывали рты, когда по утрам он запихивал в них полезные здоровые завтраки, потому что они растущие организмы (охренеть как быстро растущие, как показало в конечном итоге время), ходили за ним хвостиками и разве что алтарь личности не оборудовали. Возможно за отсутствие алтаря стоит сказать спасибо Юнги, который тоже взял часть работы по опеке на себя, но выполнял как раз недостающую Джину опцию: затрещин, подзатыльников и пиздюлей, когда мелкие шалили. В общем, тишь да гладь, благодать. Была, пока все не пошло по пизде из-за того, что чей-то менеджер забывчивый идиот не снабдивший своих подопечных блокираторами, тогда, когда это было необходимо. Несколько лет крепкой дружбы, почти братства, вылетели в трубу, и от этого было мерзкое ощущение внутри. Хотя может и от принадлежности к омегам, которую он не чувствовал благодаря блокираторам с момента начала тренировок. В их прекрасном мирке все горело, полыхало и переливалось гормонами.

***

Джин и Юнги охуев от обилия собственных эмоций, свалившихся на них сразу же после пробуждения, окопались в комнате, и не планировали выходить до приезда менеджера с заветными таблетками. Зря Джин думал, что раз они старше, и помнят еще, что это такое, им будет проще. — Нухуя, ну вот нихуяшеньки, — полувыдохнул, полупростонал Юнги, развалившись на кровати в позе морской звезды, — я не знаю чего мне хочется больше, врезать тебе или прорыдаться на твоем плече. На твоем охуительно широком и удобном плече, которое создано для того, чтобы на нем висли и утирали сопли всякие… всякие… черт, всякие мудаки вроде меня. Сокджин, ты в курсе, что ты не выглядишь как омега. Ну вот от слова совсем. Как тебя угораздило то? Сокджин сидит привалившись спиной к этой же кровати и не настроен на обмен колкостями. Он вообще настроен лечь и тихо-мирно сдохнуть, потому что жить несколько лет полностью контролируя свои эмоции, привыкнув сначала думать, а потом делать, не сходить с ума от гормонов было очень легко. И даже начать думать что это нормально, что это он такой классный и умеет справляться, а сейчас лоб перманентно покрыт испариной, его бросает то в жар, то в холод, и хочется непонятно чего. — Что угораздило? Родится с таким набором хромосом? — безэмоционально ответил Джин, продолжая пытаться разложить по полочкам собственные впечатления от текущего состояния.  — Нет, ну вот серьезно, я даже мысли бы не допустил, что ты омега, если б не был самозамурован тут с тобой, как прокаженный. Вот какого хуя мы должны тут сидеть? Че мы их нервы бережем? Они омеги никогда не видели? Мы ж не течные в конце то концов, а они больше чем на половину малявки сопливые. Да у них только на диски с новыми играми и встает. А еще на новые треки, на пульт и свое отражение. Серьезно, если выбирать между вами всеми, то я бы скорее тебе дал, чем кому-то из них.  — Слушай, ты серьезно хочешь об этом поговорить? — голос Сокджина спокоен, словно он тут медитирует, а не спасает целостность своего зада. Это задевает, потому что у Юнги эмоциональные американские горки и разноцветное конфетти вместо мыслей. — Да ничего я не хочу, кроме менеджера с таблетками. От самого себя тошнит. — Тебя не от себя тошнит. Это синдром отмены. Все что с нами сейчас это синдром отмены. А сидим мы тут, потому что не хотим проблем в группе. И все они видели омег. Но на таблетках они и не скажут кто перед ними: альфа, омега или летающий макаронный монстр. Их сейчас кроет не меньше нашего. А может и больше. Словно в подтверждение его слов в дверь кто-то скребется. Парни замолкают. Шебуршание под дверью усиливается. Юнги прикладывается головой о подушку, а Джин прижимает палец к губам. — Ты издеваешься? Мы воняем сейчас на всю общагу, думаешь не понятно где мы находимся? — Они не должны понимать, что это воняем именно мы, — Джин перехватывает запястье до того, как Юнги может вцепится ему в волосы, выражая свой протес их положением, да и, судя по его злобному взгляду, положением вещей в мире в принципе. — Джин-хееен, ты там, — в хрипловатом голосе с трудом можно узнать Техена. Джин дергается, но рука Юнги, которую он до сих пор не отпустил, обвивает его запястье. Джин недоуменно смотрит на репера. — Чувак, он не спрашивает. Он знает что ты тут. И это нихрена не здорово — шипит Юнги. Наверно он хотел, чтоб его голос звучал зло и уверенно, но сейчас он выглядит напуганным и звучит совершенно так же. Задержав взгляд на его лице Джин отмечает зрачек почти во всю радужку и темные круги, на которые теперь никакого консилера не хватит. Юнги вообще несколько истончился, поблек, и только глаза горят каким-то странным огнем, лихорадочным и больным. В висках пульсирует что-то, названия чему Джин не знает, а может знает, но забыл, и вспоминать нет ни сил, ни желания. Юнги тянется губами к лицу, мажет по полуприкрытым векам и вздрагивает от нового стука в дверь. — Джин-хеееен, открой пожалуйста. Мне очень надо к тебе. Прямо сейчас. Пожалуйста, открой дверь. Не знаю, что ты делаешь, но прекрати, пожалуйста. Я слышу как ты дышишь. Я слышу как ты пахнешь, — тянется на одной ноте, как мантра, и только на последнем слове голос срывается. Техен рычит, не слишком громко, но весьма убедительно. В одно мгновение Юнги оказывается на полу рядом с Джином, и неосознанно прижимается к нему горячим боком. — Нам пизда! — одними губами. Джин сжимает зубы. Ручка двери кажется уже просто вибрирует. Он старается дышать носом: три счета вдох, три — выдох. Он переплетает их с Юнги пальцы в жесте поддержки. Того потряхивает. Дверь уже ходит ходуном. Джина не покидает ощущение, что он что-то не учел, забыл о чем-то крайне важном. Голова наполнена сладкой патокой вместо мозгов. Повернув голову в ту сторону, где находилось лицо Юнги, и с трудом двигая странно онемевшими губами, он шепчет: — Ванна… — Ах ты ж ебать! — с резвостью, которой Джин неосознанно позавидовал, Юнги метнулся в сторону ванной. Когда он уже хочет повернуть ручку, чтобы заблокировать дверь, та очень театрально (даже наигранно, думает Джин, если это применимо к данной ситуации) распахивается. Чонгук тяжело дышит, словно не пробирался из соседней комнаты (пусть будут прокляты те, кто решил что общая ванна, это хорошая идея), а сдавал чертов марафон. Грудная клетка часто вздымается, рот открыт, словно ему не хватает воздуха. А еще он не смотрит на Юнги. Совсем. Он медленно двигается в сторону сидящего на полу Сокджина, который, в общем-то не совсем здесь, и уже в явном неадеквате. Только смотрит широко открытыми влажными глазами на Юнги, и вот это очень четкий и понятный сигнал SOS, который тело посылает уже без участия мозгов. Зашипев, Юнги хватает край чонгуковой футболки и тянет на себя, разворачивая лицом. — Ты какого хера припиздил, мелкий пиздюк? — шипит он, привстав на носочки, чтобы иметь возможность находиться на одном уровне с макне, — съеби. — Джин-хену плохо, — тянет младший выворачивая шею, пытаясь не терять из вида Джина. — Ему ахуеть как хорошо, и будет только лучше, если ты съебешь с глаз, — Юнги пытается теснить его в сторону ванной комнаты, все еще лелея надежду запереть дверь. Но Чонгук только отворачивает голову, грозя свернуть себе шею, и не сдвигается ни на миллиметр, словно прирос к полу. Джин внезапно громко выдыхает, и Юнги хочется впечатать ему кулак в лицо, потому что младший в руках репера весь дрожит, втягивает ноздрями воздух, и медленно, словно тяжеловесный робот, идет в сторону Джина. Пятки Юнги, которыми тот отчаянно упирался в пол, скользят. Дверь вибрирует уже всей поверхностью, кажется создавая воздуховые волны. Хватка Юнги слабеет, он сам чувствует, как разжимаются пальцы, отпуская край футболки. Он видит, как младший опускается на колени перед Джином, как тянет к нему руки, как в замедленной съемке, видит как эти руки его обнимают, а нос утыкается в ключичную впадину. Как загнанно дышит Сокджин, и как поднимается его рука, а после ребро ладони опускается на затылок Чонгука. После происходит сразу несколько вещей: во первых в балконном проеме позади кровати, возле которой распластались эти двое появляется Джимин, а во вторых многострадальная дверь все-таки слетает с петель, и в комнате оказывается Техен, с окровавленными почему-то губами. Для Юнги этих впечатлений уже просто под завязку, поэтому мозг капитулирует и отказывается обрабатывать происходящее: колени подводят его, и если бы не Джимин, то шлепнулся бы он на пол. В это время Джин выкарабкивается из-под бессознательного тела Чонгука и недобро смотрит в сторону Чимина, который вцепился в талию Юнги. Становится понятно, что вот этот самый взгляд, который внезапно очень осознанный и совсем недобрый, не обещает его личной липучке в лице главного танцора ничего хорошего. Если ему повезет, то будет он так же мирно-тихо сопеть в две дырки, как это сейчас делает их золотце, а про худший Юнги додумать не успевает, потому что внезапно ему до одури нравится такой Джин. Не плюшево-мило-мягко розовый, к которому они все привыкли, а такой от которого в горле пустыня, а в голове перекатиполе. Что-либо сделать он не успевает, хотя и хочет (это хочет плещется на дне радужки как гудрон, цвет такой же, и затягивает) так как оказывается просто прижат к полу Техеном, который несколько секунд смотрит на него не моргая, а потом начинает самозабвенно вылизывать его шею, проходясь языком от ключицы до впадинки за ухом, и Юнги готов поспорить, что слышит сытое урчание. Учитывая, что у него во рту тоже кровь, выглядит это так, словно он пытается Джина сожрать. Юнги все плотнее прижимают к себе сильные руки, и ему уже объективно нечем дышать: то ли из-за хватки на ребрах, то ли от переизбытка пиздеца. Заканчивается все очень внезапно: просто Джин снова оказывается погребен под бессознательным телом, на этот раз Техена, и уже без его собственного вмешательства, а хватка Чимина пропадает, и Юнги плюхается на вытянутые руки, больно ударяясь коленками об пол. Подняв голову, Юнги видит, что рядом с Джином стоит Намджун, и пытается аккуратно снять с него Техена, а слыша собственное имя взволнованным гнусавым хосоковским голосом, он благоразумно решает отключится.